Прищурился враг мой, удивление, в глазах мелькнувшее, в тени ресниц прячет.
- Почему ты так думаеш-ш-шь? - голос шипящий, высокий до свиста. Научи змею разговаривать - такой у неё выговор и будет. Ну да, с эдакой пастью и мечтать нечего оратором стать - не для болтовни она задумана, а совсем для иного.
- Так ты ж, свое отражение в воде увидав, наверняка каждый раз писаешься от страха.
- А... - сверкнули два ряда треугольных зубов в жутковатом подобии улыбки, мелькнул между ними узкий раздвоенный язык, - да... юмор. Непонятна мне эта ваш-ша привычка... некоторых из вас-с - перед лицом с-смерти с-смеятьс-с-ся.
А я тут, похоже, не единственный, кто знает, как цвет луковой шелухи от цвета самой луковицы отличается - клинок в его руке и на волос не дрогнул, но вот хват он, пока говорил, умудрился как-то совершенно незаметно поменять с прямого на обратный. В последний момент я это углядел и успел-таки закрыться от внезапного удара снизу. Еще выпад, еще и еще - каждый раз я едва успеваю удар отвести или уклониться. Бьет быстро, но это еще полбеды - такой ужасающей силы удары, что рука у меня уже звенит, как будто я пол-дня кузнечным молотом махал. Хорошо, что я первый выпад отвести догадался, а не встречным ударом ответить, как он своим замахом предлагал - мог бы и меча не удержать, а то бы и вовсе он мне его обрубил - непрост его клинок, ох, непрост. А еще и арбалетчик где-то там прячется, поклястся готов - очередной болт снаряжает. Я хоть и пытаюсь отступать так, чтобы атакующий меня Ночной Охотник между мной и поваленным деревом был, но плохо это у меня получается. Беда.
- Хорош-шо, - прошипел он, отступив на шаг, - не люблю, когда враг умирает, не ус-с-спев понять, что умер. Выбирай, какую час-сть тела тебе первую отрубить?
А вот это уже ошибка. Даже хуже - глупость. Поскольку шансы свои я уже оценил, на честную победу совершенно уже не рассчитывал и все только выгадывал момент, чтобы вытащить из кармашка короткую деревянную трубку. "Жало Химеры", оно же "Поцелуй ночи", "Последний шанс", "Живи проклятым" и еще с десяток названий. Самое неоднозначное оружие в арсенале егеря. Даже Дерек - живое воплощение целесообразности - относится к нему, мягко говоря, без восторга. Но если Капитан просто предвзят - один раз его этим "Жалом" самую малость не убили - то Трой, к примеру, ненавидит его без всякой явной причины. Так-то я уже давно приметил - чем лучше человек мечом владеет, тем больше ему претит само существование оружия, с помощью которого его без особого труда сможет убить даже пьяный инвалид. Представляет оно собой полую трубку четырех-пяти пальмов длиной, внутри которой сидит дюжины полторы опушенных на толстом конце игл шавийского терновника. Иглы вымочены в отваре, приготовленном из мяса маленьких полосатых морских улиток, добываемых где-то у побережья Баетики. Улитки эти редкие, добыча их дело непростое и опасное, оружие получается весьма недешевым, но спрос на него всегда имеется - попадания даже одной иглы "Жала" достаточно, чтобы очень быстро вывести из строя любого бойца, в лучшем (для него) случае на пару недель. А две-три иглы - это гарантированная, быстрая и весьма болезненная смерть. Пришло оно к нам с Сицилии - сначала такие иглы начали применять (и до сих пор применяют) профессиональные убийцы Острова. В "Шепоте смерти" игла одна, летит она (благодаря длине трубки) довольно далеко, но, в то же время, применение "Шепота" требует особых условий и немалой сноровки. А вот потом появилось "Жало", которым может воспользоваться любой человек в любой момент. Оружие, не спорю, своеобразное и со своими особенностями. Против вергов его, к примеру, использовать совсем не рекомендуется - очень уж оно их злит. Вспомнить вот Рива того же, вергами замученного - с чего бы иначе вергам его из лагеря красть понадобилось, если бы он днем ранее "Жало Химеры" в морду теснившей его бестии не разрядил. Знай Рив заранее, как оно обернется, вряд ли бы он захотел такой ценой три дня жизни себе выиграть. Ну и вообще - недостатков у "Жала" хватает: летят иглы недалеко, пробивная способность у них никакая, да и одноразовое оно. Но зато и увернуться от роя разлетающихся во все стороны иголок практически невозможно.
- Язык, - сказал я, поднося трубку к губам.
Бестия даже дергаться не стала, хоть я и ожидал сумасшедших кульбитов в попытке увернуться от игл - или Ночным Охотникам это оружие вовсе незнакомо? Свистнул вспоротый иглами воздух, я выдохнул и опустил руку. Ну, вот и всё.
Но враг почему-то не спешил падать в корчах. Медленно поднял руку, провел ладонью по лицу, смахнув парочку игл. Выступившие капельки крови размазались по щекам короткими черточками.
"Сейчас", - подумал я, - "вот сейчас..."
- Ты, наверное, не з-с-с-нал, что на нас-с-с не дейс-с-ствуют яды. Никакие.
Тонкая сухая кожа под его подбородком беззвучно заходила вверх вниз - Охотник смеялся.
- Язс-с-с-ык, ты с-сказ-с-сал? Сс-с-соглас-сен...
И, не переставая смеяться, шагнул вперёд. Ну, вот теперь действительно всё. Весь остальной бой я честно старался "не умереть раньше свой смерти", хотя с каждой секундой все явственнее ощущал полную бесполезность своих стараний. Вне сомнений, в силах Охотника было закончить бой пятком ударов, но он умышленно затягивал его, раз за разом пытаясь нанести мне рубящий удар снизу поперек подбородка - явно целясь выполнить свою угрозу. Тоже глупость, конечно, но в своей неспособности воспользоваться этой глупостью противника я уже не смоневался. Да и глупость ли - все кошки играют с мышами, и не в праве мышей называть это глупостью. Слишком разны силы. Про прячущегося где-то арбалетчика я уже и думать забыл - толку-то - поэтому прозыучавшее вдруг "дзак!" было для меня такой же неожиданностью, как и для моего противника. Был я в этот момент уже совсем плох; отбивался, прислонившись к дереву и держа меч в левой руке - правую он мне отсушил, просто локтем в плечо заехав и ногу левую проткнул под коленом - не смертельно, но и не попрыгаешь. Не без оснований считал я эти секунды последними в своей жизни, поэтому вид падающего набок тела противника меня просто вогнал в ступор на секунду-другую. Хлопая глазами, я разглядывал неподвижное лицо противника: высунувшееся над виском окровавленное острие болта; выпученный глаз с огромными чёрным зрачком, остекленевшим взглядом уставившийся в никуда; оскаленные в жуткой гримасе странные зубы - ни клыков, ни резцов - ряд одинаковых иззубренных треугольников.
А ведь однажды со мной что-то такое уже было. Я поднял глаза.
- Дерек? - тихонько позвал я, абсолютно уверенный, что сейчас кусты шелохнутся и из-за поваленного дерева, деловито отряхиваясь, поднимется Капитан. Ну а кто же еще?
Кусты шелохнулись, и над поваленным деревом выросла фигура бестии. Верга легко перемахнула ствол, подошла ко мне, фыркнула, заглянув мне в лицо.
- Должок тут у меня перед тобой был, - бросила разряженный арбалет мне под ноги, - вот, пришла вернуть.
Тут способность соображать ко мне вернулась. Я сглотнул, перевел дух и окинул вергу быстрым взглядом. Видок у неё, надо сказать, неважный. Шерсть свалявшаяся, грязная, взгляд потухший. Доспеха на ней нет, зато на плечах какой-то жилет драный - тряпье тряпьем - не иначе, с пугала сняла. Ткань под левым плечом от старой крови темная, да и рубцы на месте тавра сквозь прорехи примечаются. Вот оно как, значит.
Верга мой взгляд перехватила, коротко взрыкнула, отошла к моему недавнему лагерю. Подняла с земли кусок солонины, понюхала, чихнула.
- Ну и гадость! Как вы это едите? - брезгливо откинула мясо в сторону.
- Ты голодная?
- Нет, - бросила безразличный взгляд на лежащее тело, - он меня кормил.
Морщась от боли, я присел возле тела, орудуя одной рукой, перевернул его на спину. С некоторым трудом разогнув застывшие в каменной хватке пальцы, вынул из руки твари меч - на удивление легкий для своей длины. Осмотрел внимательно серое дымчатое лезвие - ни зазубрины, ни царапины глубокой. Удивительно. Взмахнул пару раз, поморщился. Весу мало, баланс странный - непривычно. В иной раз и подбирать бы не стал - иногда на бой лучше безоружным выйти, чем с незнакомым оружием в руках. Но не в моем положении оружием разбрасываться. Снял ножны вместе с поясом - с пояса кошель на траву выскользнул. Я заглянул внутрь - деньги. Сплошь денарии - много. Зачем ему деньги?
