-- Подсвечник.
Аня кивком головы показала на подоконник.
Я обернулся.
Действительно, этой странной гнутой трехногой железяки, с металлическими листочками и перламутровыми бусинками, на подоконнике не было. На его месте сидел Кот и мстительно следил за моей рукой.
ГЛАВА 9,
рассказывающая о втором пришествии капитана Петрова
Недели две прошло с момента разыгравшейся у нашего дома трагедии. Постепенно переживания сгладились, и мысли, оставив бессмысленное кружение вокруг Лехи и его смерти, вернулись в привычную колею и закрутились вокруг семьи, работы, лета и приближающегося отпуска.
К этому моменту наш семейный бастион обрел новые "несокрушимые" (по заверениям установщиков) врата. Что же касается исчезнувшего подсвечника, то здесь все получилось неоднозначно. Сразу же после обнаружения пропажи я не без удовольствия заметил: "Интересно посмотреть на реакцию полицейских на новое заявление...". Дожидаться окончания моей мысли, что же такого интересного я хотел увидеть, моя дорогая не стала:
-- Без меня! -- безапелляционно заявила она. -- Если хочешь, можешь развлекаться, только меня от этой потехи уволь. Тем более, подсвечник подарили тебе, так что тебе и карты в руки.
Конечно же, я никуда не пошел: во-первых -- лень, а во вторых -- "Наконец-то от него избавились", -- подумал я с глубочайшим удовлетворением.
Эта искривленная железяка, действительно подаренная мне, совершенно не вписывалась в интерьер ни одной комнаты. Подсвечник постоянно мешался и раздражал, а подарившая его тетя Наташа, наверное, так же регулярно икала. О том, чтобы выкинуть столь ненужный подарок, конечно же, речи быть не могло, и потому, когда он все же прижился в углу кухонного подоконника, казалось, обрадовались все, и в первую очередь Кот. Тот решил, что это его новая игрушка, и теперь свои регулярные забеги через всю квартиру завершал запрыгиванием на подоконник и как бы случайным сбрасыванием подсвечника на пол. Грохот и звон наполняли воздух, а котяра, довольный, перевозбужденный, уносился с кухни, поскальзываясь на полу и врезаясь в мебельные углы.
В один из вечеров, накануне своего очередного выходного, я занимался тем, что потакал внезапно возникшей у меня фантазии. Пару часов назад, ни с того ни с сего, мне вдруг захотелось приготовить что-нибудь эдакое.
К счастью, подобные фантазии посещают меня крайне редко, но... если уж посещают -- тогда держись. Вот и в тот вечер, лишь только желание проявилось со всей своей силой, как сразу же мои действия приобрели невиданное ускорение. Я быстренько нашел замечательный (тот, что больше всего хвалили) рецепт в интернете, метнулся в магазин, закупил провизию и вскоре приступил вершить волшебство кулинарии. Изгаляясь над уткой, я начинял ее апельсинами, черносливом, специями, а мой постоянный паж и помощник ходил вокруг, требовательно мяукал, вставал на задние лапы и головой бодал меня в ногу.
Избавиться от его домогательств возможно лишь одним способом: я отрезал крошечный кусочек птицы, положил в миску и легким пинком под зад придвинул жаждущего экзотики Кота к лакомству. Естественно, сырую утку он есть не стал: понюхал, сделал круг, понюхал еще раз и (вот оно -- счастье) угомонился. Запрыгнув на стол, Кот принял позу настоящего сфинкса и, опять-таки, как тот самый настоящий сфинкс, предался неподвижному и отрешенному созерцанию. Впрочем, отрешенность продолжалась недолго: не прошло и пяти минут, как вдруг "настоящий сфинкс", забыв о своем сфинксовом достоинстве, соскочил со стола и пулей метнулся в прихожую. Через секунду оттуда одновременно раздались звонок в дверь и вторящий ему глубинный, утробный вой. Догадываться о том, кто звонит, мне не пришлось -- я уже понял.
Петров -- капитан Големов (до чего же мне нравится так его называть). Мы опять стоим в коридоре, и я в очередной раз поражаюсь не только явно видимой мощи этого человека, но и его силе. До сих пор я считал себя мужиком не из слабых: и в спортзал хожу, и армрестлинга не чураюсь, -- но рукопожатие капитана Петрова, это даже не тиски, словно несокрушимая скала, обхватывает твою кисть не давая возможности освободиться.
-- Любит он вас, -- сказал я, кивнув на закрытую за собой дверь, после того как "скала" выпустила мою ладонь. -- Так и жаждет познакомиться поближе.
-- Говорят, у вас квартиру вскрыли? -- ответил капитан, проигнорировав и мои слова, и яростные вопли кота.
В ответ я угукнул и замолчал, заново удивляясь особенности Петрова говорить, почти не шевеля губами.
С полминуты мы молча смотрели друг на друга. В тот момент вспомнилось, что если берешь паузу, то необходимо держать ее как можно дольше. Я приготовился к продолжительному молчанию, но капитан Петров разрушил магию тишины.
-- Того паренька, что ночевал у вас, а потом умер недалеко от дома, вы еще не забыли? -- спросил он.
-- Вы считаете такое можно забыть? -- ответил я вопросом на вопрос.
Безмерные плечи капитана шевельнулись, как бы изображая: "Кто его знает", -- и он продолжил:
-- Завтра его хоронить будут, на кладбище таком-то (Петров сказал название, но оно мне ни о чем не говорило). Там, с правой стороны, в глубине за перелеском, места для спецзахоронения...
Голос капитана звучал расслабленно, слова возникали медленно, как бы с неохотой, а я не мог отделаться от ощущения, что его каре-красный взгляд пытается пробраться внутрь меня, и вновь мне стало не по себе.
-- Мы так и не смогли установить его личность, -- продолжал Петров. -- Ни родственников, ни друзей у парня. Вот я и подумал, может, вы захотите проводить его, проститься?
-- Это... вряд ли, -- сказал я секунд через десять, -- не люблю кладбища и прощания.
И вновь наступила звенящая (по ощущениям) тишина, даже Кот с обратной стороны двери угомонился.
Спустя какое-то время Голем ожил, зашевелился и достал из кармана брюк сложенный лист бумаги.
-- Как знаете, -- врастяжку произнес капитан. -- Но если все же надумаете, приезжайте к двенадцати, -- он протянул бумажку мне, -- Номер, под которым он будет записан.
НМ-153740 -- прочитал я текст, отпечатаный на принтере.
Вновь дробящее кисть рукопожатие капитана, и он ушел, не сказав больше ни слова.
-- Это вряд ли, -- повторил я в пустоту, понимая в это самое мгновение, что капитан Големов каким-то образом знал: завтра, в 12 часов, я точно буду на кладбище.
ГЛАВА 10,
импульс, приданый капитаном Петровым в предыдущей главе, приобретает крышесносительную мощь
НМ-153740 -- надпись на небольшой металлической пластине, приваренной к арматуре. Безликий холмик свежеперевернутой земли среди тысяч таких же безымянных могил. В голове пафосные бессмысленные слова, претендующие на мудрость. Я их гоню и пытаюсь воскресить в памяти смешную бородку, необычный нос, наивную по-детски улыбку, но образ не складывается и развеивается подобно дыму. Лишь ботинки, треклятые сырые ботинки, словно выжженные вечным клеймом в моей памяти, как живые стоят передо мной.
Метро, маршрутка в сторону области, километра два пешком по грунтовой дороге, и в одиннадцать пятнадцать я уже был на кладбище.
Деревья, разбегающиеся в стороны вдоль высокой металлической ограды, в ней большие ворота, а за ними город -- город могил.
"Справа за перелеском", -- сказал Петров.
"Справа от чего? -- думаю я. -- От ворот? Но эти, в которые я зашел, наверняка не единственные. А перелесок -- куда ни глянь, за сотнями метров могил со всех сторон деревья, деревья, деревья..."
Какое-то время я плутаю между оград. Не глядя на памятники и кресты, я иду по неявным дорожкам в надежде встретить хоть кого-нибудь, кто знает, где находится территория спецзахоронения.