Анечка пристально смотрела на меня, и, я уверен, ждала моей реакции. Почему?
-- Не повезло, -- невозмутимо ответил я, подходя к холодильнику. -- Кефирчику не желаешь?
-- Нет, спасибо.
Она отправилась спать, а я еще долго сидел на кухне и, перебирая одну за другой все странности произошедшего, не мог избавится от вопроса -- что же это такое?
ГЛАВА 8,
не отвечающая ни на один вопрос, но задающая новую загадку
На следующий день тот самый не имеющий ответа вопрос: "Что же это такое?", -- прозвучал вновь, но столь явно и громко, что вполне мог претендовать на право называться главным вопросом моей жизни.
Начиная с утра и весь день на работе события вчерашнего выходного не отпускали меня ни на минуту. Я думал о Лехе, о его ботинках, о капитане Петрове, о разговоре с женой, и... -- главный затык в моей голове -- о том, почему я до сих пор никому не сказал о мокрой особенности Лехиной обуви.
Единственное, о чем я практически не думал, так это о самой работе. Даже когда она пыталась завладеть моим вниманием целиком, я умудрялся не поддаваться и исполнял свои обязанности с услужливостью идеального робота. Я отвечал, улыбался, советовал, но мыслями оставался во вчера. Лишь вечером, стоя перед лавочкой у подъезда и впервые не думая ни о чем, я, если так можно сказать, вырвался из объятий прошлого: как будто время и я, до этого существовавшие сами по себе, наконец-то увидели друг друга. Окончательно я и время встретились, как только я вышел на своем этаже из лифта.
"Мя-у!" -- раздалось у меня за спиной, когда я, стоя перед дверью, отделяющей лифт от общего коридора, доставал ключи.
Именно в это мгновение время сказало "Привет!" -- и вернуло меня в действительность. Я обернулся.
На подоконнике настежь открытого окна девятого этажа сидел наш Кот -- исключительно довольная морда -- и по-хитровански смотрел на меня.
Я двинулся в его сторону: не спеша, без резких движений, улыбаясь и разговаривая с ним как ни в чем не бывало, но взбесившееся сердце пыталось выпрыгнуть сквозь горло наружу, не давая мне дышать, и еще я потел, потел как загнанный жеребец.
Последнее движение я совершил очень быстро: наверное, со скоростью света я схватил Кота, прижал его к себе и умудрился не только захлопнуть окно, но и не разбить его. Через секунду я ощутил, как мои ноги мелко дрожат, подгибаются, а в области желудка усиливается и расширяется тошнота. Лишь Кот, не оценивший трагизма ситуации и начисто забывший о благодарности, тяпнул меня острющими, что иголки, зубами за запястье.
Пережитое не только лишило меня чувствительности -- я никак не прореагировал на проявление котового зверства, -- но и напрочь выбило из моей головы все мысли. Я не только не задумался, каким образом котяра оказался в коридоре, но даже не удивился, обнаружив, что и первая, решетчатая дверь, и вторая, делящая коридор на две части, не заперты.
Я медленно шел по коридору, увещевая брыкающегося Кота. Но стоило мне свернуть за угол и оказаться перед нашей квартирой, как вдобавок ко всем негативным ощущениям я еще лишился и дара речи. Ненадолго, к счастью.
"Твою-ю-ю мать!!!" -- воскликнул я секунд через десять.
Наша металлическая заграничная дверь с замками, которые, по обещанию производителя, "невозможно вскрыть", оказалась взломана, подобно консервной банке. Стальная дверная коробка, часть двери искорежены, выворочены, лишь куски металла торчат наружу.
В тот момент я, наверное, так сильно сжал Кота, что он взвизгнул и уже не шутя вцепился мне в руку.
Возможно, было больно, но я не почувствовал. Я лишь заметил, как на моем предплечье идущие друг другу навстречу две пары глубоких отметок его зубов наливаются кровью.
И из ступора меня вывел все тот же Кот. Почувствовав близость дома, он стал еще яростнее вырываться из рук, и это ему удалось. И в тот момент, как он выскользнул, в моей голове словно сработал переключатель, и понеслось...
Я хватаю пытающегося удрать Кота и заталкиваю его в коробку от микроволновки, что лежит здесь же, в коридоре, на стеллаже. Для надежности сверху ставлю другую коробку, полную стеклянных банок.
Под звон тех банок (кот мечется в коробке, воет, требуя свободу), набираю 01. Оказывается, это пожарники -- спасибо им, добрые люди, -- переключили и я жду... жду...
Получаю инструкции: не входить, ничего не трогать и... продолжать ждать.
Звоню Анечке: "Дорогая, любимая, кажется, нас обокрали..."
Первое, о чем она спросила после того, как я обрисовал ситуацию: "Что за грохот там у тебя стоит? -- И следом, -- Хорошо, что Славик у бабушки. -- И дальше: -- Малыш, он, наверное, так напугался, а ты его еще в коробке закрыл".
Жутко напуганный (это сарказм) тем временем, подпрыгивая в коробке, рвал и метал.
"Какой ты жестокий, -- с укором раздалось в телефоне, и... -- Я выезжаю".
Аккуратно, стараясь не испортить возможные следы (а вдруг они все же есть), подхожу к соседской двери (под ногами хрустит стекло, весь пол в очень мелких черных осколках) и нажимаю звонок, но мне не отвечают. Странно: бабушка, живущая там, обычно всегда дома.
Какое-то время переживаю внутреннюю борьбу между желанием войти в квартиру, посмотреть, что да как, и требованием полицейских ни в коем случае туда не входить. Рассудив, что грабителей, скорее всего, давно и след простыл, решаю следовать полученным инструкциям.
Жду, жду, жду...
По ходу кажущегося бесконечным ожидания разговариваю с Котом и пытаюсь его урезонить, но тот меня не слушает и, как дьявол, заключенный в коробку, жаждет лишь одного -- вырваться на свободу.
Парадокс -- у нас ничего не украли.
После двухчасового исследования мы с Анютой не обнаружили ни малейшей пропажи. В квартире все выглядело так, как и было оставлено утром, когда мы уходили на работу. Ни погрома, ни малейших следов обыска -- ничего, и если бы не искуроченная дверь, никогда бы и в голову не пришло, что тут побывали грабители.
Полиция, поделав все свои полицейские дела и прихватив служебного пса -- Коту на него было глубоко начхать, -- отправилась восвояси. Наш же котяра, исцелованный и измилованный, утолив свой воистину зверский голод, вместо того чтобы отправиться под одеяло и баиньки, стал носиться как оглашенный по всей квартире.
Кое-как закрыв изуродованную дверь -- главное, чтобы Кот ночью не удрал опять к лифту, -- мы вызвали на завтра мастеров, еще раз проверили ящики и отправились ужинать.
Разговор, естественно, крутился вокруг столь непонятного взлома, работы полицейских и их собаки, которую, по всей видимости, плохо кормят.
Когда мы перешли к кофе, Кот в очередной раз примчался на кухню, заскочил на стул, с которого я только что встал, проехал на нем к окну, с грохотом воткнувшись в стену (его любимейшее развлечение), и запрыгнул на подоконник.
Приготовив две чашечки кофе, я вернул стул на прежнее место, сел на него, а Коту за его фигурное катание отвесил легкий, чисто символический щелбан. Тот, ожидая от меня чего-то подобного, тут же схватил лапами мою руку и стал подтягивать ее к своей жутко-хищной пасти.
-- Я знаю, что пропало, -- произнесла моя дорогая. -- Но это полная чушь.
-- Что?
Я посмотрел на нее и тут же поплатился за беспечность: иглы котовых зубов вонзились мне в ладонь.
-- А-а-а-у! -- заорал я, отдергивая руку. -- Сейчас как дам -- больно!
Но Кот лишь этого и ждал, его огромные зеленые глаза следили за мной, и в них бесновалась игра.
Анечка, привыкшая к подобным забавам, попросту проигнорировала усиление нашей с Котом конфронтации. Она задумчиво смотрела в никуда, слегка прикусив губу, что бывает, когда она о чем-то усиленно думает.
-- Так что? -- нетерпеливо переспросил я.
