— Ага, я тоже помню это очень хорошо. Я подумал о… — он закрыл глаза. — Это не было чем-то сексуальным. Не тогда. Но я думал о тебе некоторые вещи… то, что я никогда не представлял себе ни с кем другим.

— Например?

Уилл ощущал на себе взгляд Ганнибала, и его от этого бросало в жар, несмотря на крепчающий мороз. Он запихнул свою замерзшую руку в карман пальто Ганнибала.

— У меня было… что-то вроде фантазии, полагаю. Никак иначе это не назвать. Я представлял, как стою у окна твоего кабинета. Или, иногда — как сижу за твоим письменным столом. А ты подходишь ко мне со спины и дотрагиваешься сзади до моей шеи. Кончиками пальцев, или просто кладешь руку и не убираешь ее, пока о чем-то мне рассказываешь, и… — он сглотнул. — Скажи хоть что-нибудь.

— Это — точка уязвимости. Разрешение прикоснуться может считаться способом выражения доверия.

— Я никогда не доверял никому, — ответил Уилл. — Не после того, как умер мой отец. А потом — ты… ты.

Ганнибал, тоже запустив руку в карман, обхватил ею кисть Уилла.

— Я?

— Это было все равно, что постепенно влюбляться. Или физически вожделеть. То, как я тебе доверял, казалось даже неприличным.

Ганнибал чуть сильнее сжал его руку.

— Уилл…

Потянувшись к Ганнибалу, Уилл поцеловал его, едва коснувшись его губ своими.

— Я позволил бы тебе сделать что угодно.

Ганнибал, с силой вцепившись в руку Уилла, отчаянным поцелуем впился в его губы, а затем резко отстранился. Его глаза потемнели.

— Тебе эта мысль нравится, — заметил Уилл.

Ганнибал медленно вдохнул.

— Температура падает. Нам нужно вернуться внутрь.

— Все, что скажешь.

Ганнибал быстро отвернулся, но так и не отпустил руку Уилла. Вместе они вернулись в хижину. Уилл замер, едва войдя внутрь. Он уже почти совсем забыл про Фрэнка.

— Можешь продолжать? — спросил Ганнибал.

Уилл снова опустился на колени рядом с телом.

— Если скажешь мне, как. Про руку была чисто догадка.

— Ты хорошо справился. С ногами примерно то же самое. Если расчленишь его по суставам, то я сделаю более тонкую работу.

Уилл, кивнув, принялся за дело, ощущая на себе тяжелый, пристальный взгляд Ганнибала. Ему понадобилась помощь только чтобы вынуть кость из бедренного сустава. Когда это было сделано, хрящ хрустнул так громко, что Уилл вздрогнул.

— Как ты собирался поступить с тем, что от меня бы осталось? — спросил он Ганнибала. — После того, как съел бы мой мозг?

— Я хотел поглотить тебя полностью. Но это мне едва ли удалось бы. Я тогда уже не был в полной безопасности, — забрав нож у Уилла, Лектер начал разделывать ногу.

— Когда ты во Флоренции накачал меня наркотиками… — Уилл, придерживая колени Фрэнка, следил взглядом за плавным движением ножа. — Я вспомнил те инъекции, которые ты мне делал у себя в кабинете.

— Тогда ты далеко не в первый раз это вспомнил.

— Тогда я впервые вспомнил все целиком. Раньше, когда я давал Чилтону вводить себе препараты, были лишь обрывки воспоминаний. Отдельные кадры. Но я вспомнил, как ты говорил мне, что все будет хорошо. Я верил тебе. Я верил тебе, даже когда ты вводил мне иглу в вену.

Сжимавшие рукоятку ножа пальцы Ганнибала побелели. Лицо вдруг стало сероватым, словно с него смыли все краски.

Уилл не мог с уверенностью сказать, было ли это следствием эмоций или усталости. Сейчас его это, на самом деле, не особо волновало.

— Я думал о том, что ты мог бы со мной сделать, пока держал меня без сознания. Пока я был в твоей власти. Ты мог бы сделать, что захочешь.

— Ты знаешь, что я сделал, — сказал Ганнибал.

— Да, и это я помню. Ту трубку, — он с трудом сглотнул, вдруг снова ощутив ее в своем горле. — Как ты вводил ее мне, заставляя держать рот открытым. Как проталкивал мне ее глубже в горло. Помню, как, задыхаясь, давился ею, зная, что не смогу тебя остановить.

Ганнибал сидел совершенно неподвижно.

— Закончив, ты гладил мои волосы. Прикасался к моему лицу. Я помню, как пахли перчатки, и какими теплыми были твои руки. Ты пытался меня утешить.

Чуть подвинувшись, Ганнибал наклонился и продолжил резать.

— Отчасти.

— И тебе нравилось ко мне прикасаться. Ты не мог этого делать, пока я был в сознании. А когда я отключился, ты был не в силах удержаться.

— Я не сделал ничего неприемлимого.

— Ганнибал, ты по этой трубке протолкнул в меня ухо. Все, что ты делал со мной, было неприемлимо.

— Я думал…

— Знаю я, что ты думал, — Уилл поднялся на ноги. Хижина казалась слишком тесной. — Заканчивай его разделывать. Мы должны вынести его обратно на холод, если не хотим, чтобы он испортился.

*

Они закончили. Пытаясь найти лучшее место для хранения мяса, чем дерево, Уилл осмотрел оставшиеся две хозяйственные постройки. Одна из них оказалась сортиром, а вторая — небольшим бараком, который Фрэнк, похоже, использовал в качестве коптильни. Они решили, что это место подойдет для стабильной температуры. К тому времени день постепенно перешел в вечер, и темные облака начали закрывать собой золотистые лучи предзакатного солнца.

— Еще одна снежная буря, — сказал Ганнибал.

Уилл взялся за веревку, привязанную к перилам крыльца хижины, и вытянул ее во всю длину. Она как раз доходила до коптильни. Уилл был более чем уверен, что вторая, тоже на перилах, как раз дойдет до сарая с радио.

Ганнибал, взявшись за вторую веревку, похоже, сразу все понял.

— Условия плохой видимости. Если не видишь, куда идти, то, по крайней мере, сможешь нащупать.

Посмотрев на него, Уилл кивнул. Какое-то время они пристально смотрели в глаза друг другу, пока Уилл не опустил взгляд и не отвернулся.

— Начну готовить ужин, — сказал Ганнибал.

Он оставил в доме, помимо сердца, еще немного мяса, так что Уилл знал, из чего будет ужин. Он мимоходом попытался что-нибудь почувствовать из-за этого. Сожаление, вину или отвращение. Все же ему не стоило так прислушиваться к своим ощущением, потому что испытывал он по большей части нетерпеливое ожидание. Он устал, проголодался и хотел съесть чего-нибудь горячего, и, более того, он скучал по тому вкусу. Скучал почти четыре года. И теперь они здесь, вместе, в своем новом доме, и Ганнибал снова готовит для него.

Обойдя кругом опушку, он снова проверил коптильню. Небо постепенно становилось серым, и дым на фоне туч был почти незаметен. Распахнув дверь хижины, Уилл вошел внутрь.

Ганнибал стоял за плитой, заткнув себе за пояс кухонное полотенце вместо передника. На нем была одна из рубашек Фрэнка, фланелевая в сине-зеленую клетку, но рукава Ганнибал закатал так же, как и всегда, чуть ниже локтей.

Пока тот пробовал соус, Уилл смотрел на изгиб его рук и шрамы на его запястьях. Подойдя к Ганнибалу сзади, он положил руку ему на талию.

— Пахнет вкусно, — сказал Уилл.

Лектер зачерпнул еще ложку и протянул Уиллу, держа вторую руку снизу, чтобы не капало на пол. Наклонившись ближе, Уилл дотронулся до его запястья. Соус был ароматным, с ярким, приятно-сладким вкусом, ощущавшимся даже после того, как Уилл проглотил его.

— Что это?

— Я добавил еще кое-что, но, думаю, ярче всего ты ощущаешь вкус шиповникового джема, — Ганнибал кивнул на стоящую на тумбочке банку. — Подарок, полагаю. Этикетки на банках подписаны женской рукой.

Взглянув на быстрый курсив, Уилл попытался не представлять себе, как сестра Фрэнка, стоя у плиты, разливает по банкам варенье. Она ждет, что весной он снова приедет в городок. Уилл резко помотал головой. Фрэнк вполне мог купить джем на фермерской ярмарке.

— Уилл?

Он сжимал запястье Ганнибала слишком сильно, но ему не хотелось его отпускать. Он провел большим пальцем по линии шрама и почувствовал, как Ганнибал замер от его прикосновения.

— Тебе нравится, когда я так делаю?

— Тебя это удивляет? Тебе же нравится, когда я прикасаюсь к твоим шрамам.

Уилл скользнул ногтем по тонкой белой линии.

— Ты жалеешь, что я не нанес тебе их сам?