спускаясь в глубокие расселины, то упорно карабкаясь по каменному

лезвию очередного «жандарма», там, высоко вверху, на фоне облаков и

жгучих синих просветов, маячили две едва различимые человеческие

фигурки, дружно одолевая преграды, которые ставила перед ними гряда

Джанай-Дартакая.

53

— Красиво идут!.

Экспедиция завершилась, как и намечалось ранее, восхождением на

Кызыл-Агын. Эле на такой высоте бывать не приходилось, и он волновался,

как-то она выдержит. Технически маршрут был несложен. Но бесконечный,

заваленный снегом гребень мог вымотать кого угодно; особенно тяжко

приходилось днем, когда под лучами солнца снег раскисал, налипал на

шекльтоны пудовыми комьями, а в чашах фирновых мульд восходителей

встречала застойная, парная жара и духота. Двигаться не хотелось, высота

клонила в сонную оторопь, начисто лишая сил.

Поднялись с двумя ночевками. Вот когда Толя смог показать ей пик

Ленина, пик Коммунизма, весь Памир. Внизу, испещренное облаками и

тенями от них, лежало зеленое блюдо Алая, расписанное красными извивами

протоков реки Кызыл-Су. Алайский хребет отливал дымчатой синевой, и

мир, казалось, был необъятен. Глубоко внизу осталась Джанай-Дартакайская

гряда. Базовый лагерь и вовсе не разглядеть. А в реальность каких-то

городов, каких-то поселков просто трудно поверить, хотя разумом и

сознаешь, что они есть. Есть Ош, есть мехмастерские, есть Кочкор-Ата, есть

нефтепромыслы, есть жизнь, есть вопросы, которые надо как-то решать. .

БИЛЕТ ДО КАРА-КУЛЯ

Вернувшись, стал откладывать газеты, где писалось про Токтогульскую

ГЭС. А писали о ней все больше. Толя делал скидку на энтузиазм газетчиков,

и все же получалось, что там, в Кара-Куле, могло найтись что-то по душе и

для него. Затем в газетах появилось обращение к коммунистам и

комсомольцам области с призывом принять участие в ударной стройке на

Нарыне. Взял газету, пошел к Примакову. Иван Андреевич обстоятельно

изучил обращение, долго молчал, обдумывая каждое слово. Потом сказал:

— Если б на фронт, первым бы тебя послал. Или где бедствие какое,

езжай, помогай, где без тебя не обойтись, слова не скажу. А туда. . не

54

отпущу. У нас тоже ударный фронт. Работы сам знаешь сколько, а на твое

место любого не поставишь — не вытянет. Я тебе в партию рекомендацию

давал. С чистой совестью говорю — ты здесь нужней. Не подведи, а?

Толя молча кивнул головой, свернул газету. С другим, может быть, и не

согласился, на своем бы стоял — Примакову возражать не стал. Да и прав

Примаков. В три смены работают, каждый человек на счету — как уйти? И

потом. . он ведь благодаря Примакову в партию вступил, за ним потянулся. .

Значит, есть такой долг — остаться пока в мехмастерских...

Достраивал дом. Сделал еще одну попытку наладить мир в семье. Семья

если и существовала, то только из-за сына. А парень с возрастом отходил все

дальше, и теперь оставалось назвать своими словами то, что давно про-

изошло.

Умер отец. Одно к одному. Вот, значит, какое оно — горе. Спасибо

Саше Еропупову, Александру Николаевичу. Пришел, помог, а потом прямо с

кладбища они уехали в горы и пробыли там столько, сколько понадобилось,

чтобы собраться с духом. Молчание вершин, безмолвие и отрешенность

ледовых цирков, красный закатный отсвет на гранитных контрфорсах и

фирновых полях, пот, труд, хриплое дыхание, врезавшиеся в плечи лямки

рюкзака, скрип триконей и щебня, скорбные вскрики альпийских галок и

хлопание ветра, домашнее фырчание примуса, тонкое пение забиваемого

крюка, снежная крупа, вдруг ударившая по глазам на скальном гребне, —

все это было как нельзя более кстати и все это было возможно только в горах.

Спасибо Юре Глушкину. Его пронзительно-веселому взгляду из-за

стекол очков, подвижности, энергии, громкому смеху, всегдашней

готовности откликнуться на шутку и розыгрыш, на дружбу и крик о помощи.

Этот невысокий худощавый человек появился в Толиной жизни во время

одной из вылазок к пещерам Чиль-Устун, и только потом Толя узнал, что

имеет дело с секретарем Ошского горкома комсомола. . При каждой встрече

Глушкин звал в Кара-Куль. И вот позвал снова:

— Поехали, Толя! Опоздаем, без нас построят! В сентябре 1964 года

55

Толя принес Примакову заявление об уходе. На этот раз Примаков

отговаривать не стал и простился так сердечно, что уходить стало еще

трудней. Теперь в Оше и вовсе ничего не держало, можно отправляться в

Кара-Куль. И опять не уехал. Он и тут был верен себе. Вдруг подумал о том,

что не вполне подготовлен к той работе, которая, несомненно, ожидала на

знаменитой стройке, что надо еще подготовиться, да получше, чтобы не

ударить лицом в грязь.

Устроился проводником к геологам-изыскателям из московского

Гидропроекта. Они работали недалеко от Оша, в Данги, а этот каньон Ак-

Бууры очень напоминал нарынскую теснину у Кара-Куля — река поменьше,

вот и вся разница. Здесь тоже намечалось строить плотину, и геологам

предстояло прощупать каждый метр скалы. Толя сопровождал изыскателей к

нужным отметкам, учил ходить по склонам, а сам при каждом удобном

случае спрашивал, что такое брекчия, что такое конгломерат и битуминозный

известняк. Ему нравилось у геологов, нравилась работа, он с удовольствием

остался бы до конца изысканий, если б не звал Кара-Куль. И еще он знал, что

Эля уже там, работает инструктором-альпинистом в отделе рабочего

проектирования. Иногда думалось о том, что его отъезд из Оша обязательнее

свяжут с ее именем. Вот чего никак не хотелось — впутывать человека в свои

неурядицы; она-то при чем? Впрочем, все это не имело уже никакого

значения.

ТОКТОГУЛЬСКИЙ СТВОР

В марте 1962 года взрывник Гидроспецстроя Василий Журавлев,

бульдозеристы Решат Бекиров, Эбазыр Караев, а затем Сеяр Феттаев и

Анатолий Курашов были откомандированы со строительства Уч-Курганской

ГЭС, из родного Шамалды-Сая неизвестно куда, неизвестно зачем и

неизвестно на сколько. Во всяком случае, пункта назначения на карте не

существовало, цель командировки тоже трудно было сформулировать,

56

поскольку их посылали пробивать тропу к еще не выбранному створу еще

нигде не значащейся стройки, о которой только поговаривали, употребляя

глаголы в будущем неопределенном времени. Немного географии. Шамалды-

Сай — это поселок и опорный пункт нарынгидроэнергостроевцев. Он вырос

рядом и одновременно с Уч-Курганской ГЭС, на самом выходе Нарына в

просторы Ферганской долины. Тихие кварталы двухэтажных домов, удобные

коттеджи, асфальтированные дорожки, успевшая разрастись зелень садов и

аллей — долгожданный уют, который, к сожалению, приходит к строителям

лишь в ту пору, когда надо сниматься с места к новым котлованам и

пустырям.

За чередой тополей силосные банки бетонного завода, мостовые краны

плотины, длинная, уходящая вдоль нарынского берега дамба — детище УМР,

то есть Управления механизированных работ вообще и его начальника

Казбека Бексултановича Хуриева, в частности.

Рядом с Шамалды-Саем ветка железной дороги, чуть поодаль

автомагистраль Ош — Фрунзе. Обе дороги идут параллельно друг другу,

постепенно втягиваются в горы и на двадцатом километре от Шамалды-Сая

нанизывают на себя город Таш-Кумыр. Над домами колокольным звоном

плывет лязг шахтных механизмов, гул компрессорных установок, воздух