Гужону принадлежат еще кариатиды в Лувре, а также мраморная Диана, служившая украшением портала замка Анэ (Лувр, после 1548). В этой Диане, похожей не столько на античную богиню, сколько на обнаженную женщину XVI века с модной прической того времени, много изящества и хрупкости. Вся она вместе с ветвистыми рогами оленя и луком в ее руке образует красивое, несколько манерное сплетение линий. Но одно из самых светлых созданий французского Возрождения — это нимфы Гужона.

Рядом с этой радостной, лучезарной стороной жизни существовала еще другая, трагическая, и людям Северного Возрождения и в Германии и во Франции, еще не вполне вышедшим из-под опеки средневековых воззрений, она рисовалась в особенно мрачных красках, хотя они находили в себе мужество для трезвого отношения к ней. Мысль о старости и о смерти во всем ее отталкивающем ужасе не оставляла даже такого беззаботного поэта, как Ронсар. Недаром он стремился снискать расположение у дамы сердца, пугая ее картинами будущего, рисуя образ ее завядшей красоты, представляя ее «согбенною старушкой близ углей». Если в Германии образ смерти отразился в графике, то во Франции — в надгробной скульптуре XVI века.

Над созданием типа надгробного памятника работали и Гужон и Пилон. Новый тип был непохож на все то, что встречается в более раннее время. В Италии Возрождения надгробие с изображением умершего как бы заснувшим приобрело возвышенноидеальный характер (ср. 53). Микельанджело в статуях Медичи отказывается от сходства под тем предлогом, что потомство не будет знать, как выглядели при жизни умершие (ср. 76). На Севере уже в XV–XVI веках складывается тип надгробия, как бы соединяющий в себе и оплакивание умершего и его прославление, его идеально-возвышенное изображение и трезвую правду о нем. Над саркофагом, где покоится тело умершего, возводится целое архитектурное сооружение.

Гробница Франциска I и его жены в Сен Дени построена Филибер Делормом (1547) как подобие римской триумфальной арки с колоннами. Наверху в торжественной молитвенной позе преклонили колени король, королева и их дети; внизу, под аркой, они же возлежат на саркофаге, как в средневековых гробницах.

Еще разительнее контраст в гробнице Луи де Врезе в Руане работы Гужона (1535). Гробница примыкает к стене и образует двухъярусное сооружение: наверху, на фоне арки, умерший представлен в рыцарской кольчуге, выступающим на коне; антаблемент поддерживают изящные девушки-кариатиды. Таков образ славы героя в веках. Внизу нашим глазам представляется печальное зрелище: костлявый труп с закинутой головой со всеми признаками смерти лежит распростертым на саркофаге; из-за колонн выглядывают согбенные фигуры монахов с надвинутыми капюшонами и склоняются над ним.

В виде такого же бездыханного трупа представлен и Генрих II на гробнице Жермена Пилона (14). Он возлежит рядом со своей супругой не то на смертном одре, не то на брачном ложе. Обнаженные фигуры мертвецов патетически распростерты, как «Мертвый Христос» Гольбейна. Французские мастера надгробий воссоздают безжалостную правду с еще большей настойчивостью, чем немецкие художники.

В одной французской гробнице была поставлена задача представить умершего в том виде, какой его труп примет через три года после смерти. Естественно, что стремление создать обманчивую картину, подобие мизансцены, отодвигало на второй план интерес к скульптурному объему, к пластике тела. Обычно фигуры погружены в глубокую, темную нишу или выступают из нее. В этом мастера XVI века следовали традициям французской и бургундской скульптуры XV века вроде знаменитого «Оплакивания» из Солема со множеством драматических фигур, расположенных в нише и перед ней.

В середине XVI века происходит перелом в развитии французской архитектуры. Увлечение Италией, которое началось уже в первой половине столетия, завершается теперь вполне сложившейся архитектурой французского Возрождения. Эту ступень в развитии французской архитектуры называют «стиль Генриха II». Приезд итальянских мастеров во Францию немало содействовал его сложению. Правда, из числа приезжих архитекторов только Серлио был большим художником. Впрочем, как иностранец он нашел недоброжелательное к себе отношение. «Здесь звери, а не люди», — жаловался он.

Дворец Ла Мюэтт. План. Нач. 16 в. 116 Серлио. Дворец Анси ле Фран. 1538-1546

Французская архитектура первой половины XVI века была в руках организованных на старый лад гильдий строителей. Они хранили заветы старины, владели мастерством обработки камня, но были лишены той архитектурной школы, которой выделялись итальянские архитекторы и без которой было трудно удовлетворить возросшим потребностям в обширных и роскошных дворцах для короля и знати.

Уже при Франциске I во Франции было построено множество дворцов в самых различных частях страны. Однако впоследствии Делорм упрекал своих предшественников в том, что многие их сооружения оказались крайне непрочными и быстро разрушились. Он сам, равно как и другие мастера середины XVI века, видел главный недостаток предшественников в отсутствии «пропорции и симметрии», в незнакомстве с правилами Витрувия. Но французский архитектор был не рабским подражателем древних и итальянцев. Он настойчиво добивался решения строительных задач, отвечавших французским условиям, обычаям и вкусам. Делорм изобрел новый способ возведения традиционных высоких кровель, который не требовал особенно толстых, тяжелых стен. Архитекторы Франции первой половины XVI века свободно пользуются различными элементами ордера и обнаруживают большую изобретательность в композиции. В середине XVI века начинаются поиски закономерности в построении плана.

Во Франции того времени архитектура становится особой профессией; занятие ею требует большой подготовки и специального образования. Теперь начинается усердное изучение теоретических трактатов древних, в частности переводится на французский язык Витрувий. В те годы французские переводы древних классиков литературы, которыми особенно прославился Амио, помогали выработке французского литературного языка. Во всей своей деятельности Делорм выступает в качестве возродителя классической архитектуры. Он издает архитектурный трактат (1561 и 1567), пользуется большим влиянием при дворе Генриха II и особенным расположением его фаворитки Дианы де Пуатье. Широкому признанию новой архитектуры помогают изданные Дюсерсо альбомы «самых примечательных зданий Франции» (1576–1579).

Развитие архитектурных вкусов ясно заметно при сопоставлении трех планов дворцов: Фонтенбло (стр. 111) с его свободной разбивкой плана мало связанных друг с другом построек, пристроек и дворов, Ла Мюетт (стр. 116) — дворца, в котором тип замка с четырьмя угловыми башнями утратил свой крепостной характер, значительно упорядочен и все архитектурные объемы объединены, так как приближаются к квадрату, и, наконец, Анси де Франс (стр. 117), в котором Серлио дал пример еще более коренной переработки старого замкового типа в духе итальянского дворца Возрождения (ср. стр. 27). Здание Серлио образует правильный квадрат с едва выступающими по углам объемами; в нем сильнее подчеркнуты фасады; замкнутый и правильный характер приобретает двор.

Новые вкусы проявились и в отдельных архитектурных мотивах, как слуховые окна. Уже в слуховом окне эпохи Франциска I (стр. 119, слева) применяется ордер, пилястры, фронтоны, волюты, заимствованные из Италии. Но отдельные архитектурные мотивы, как в готике, сплетаются друг с другом: небольшой венчающий фронтон с гербом врезается в наличник окна; базы малых колонн пересекают антаблемент над окном; в сильно подчеркнутом костяке заметна устремленность кверху. Все это производит впечатление изящества и нарядности. Окно середины XVI века (стр. 119, справа) отличается большей правильностью, серьезностью и даже некоторой жесткостью своих форм. Оно ограничено сверху тяжелым так называемым лучковым фронтоном. Ему придает большую строгость тосканский ордер пилястр и фриз с триглифами. Окно напоминает мотивы Микельанджело (ср. 76). Все это не исключает своеобразия французского решения: самая форма поднимающегося над кровлей слухового окна была незнакома итальянцам.