Мой муж написал, наверное, четыре такие статьи, но не получил никакого гонорара, хотя они были опубликованы.

Он возмутился и по телефону, в свойственной для него манере, выразил этому редактору своё недовольство.

Ну, и, что ты думаешь, заказы закончились и теперь свои статьи он пишет в основном для меня, а я так далека от этих проблем, связанных с советским еврейством, да и времени на вникание в этот вопрос у меня совершенно нет.

Ну, хватит мне изливать вам эту неприятную сторону моей теперешней жизни, всё равно не поможете.

Очень прошу вас, не стоит в письмах этот вопрос обсуждать, а не то, вдруг он случайно прочитает, что мы с вами его критикуем, и взорвётся своими словесными нечистотами в ваш адрес, а на свой я их и без этого получаю теперь регулярно.

Мамулечка, только тебе я могу об этом написать и уверена, что ты не будешь злорадствовать, хотя, в своё время, много раз предупреждала о его характере, напыщенности и раздутости самомнения.

Кроме тебя, мне не с кем этой болью поделиться, Рива очень хорошо ко мне относится, но мне стыдно ей поведать об этой стороне моей семейной жизни, хотя, мне кажется, что она и так обо всём догадывается.

Мамочка, пока писала эти строки вся обревелась, но ты не расстраивайся, ведь хорошо знаешь свою дочь-плаксу.

Мамуль, напишу для тебя очень приятную новость — мы ездили по делам нашего ведомства в Ашкелон, есть у нас такой небольшой город на юге страны.

Ашкелон город небольшой, но в нём есть довольно крупная больница, но дело совсем не в этом.

Скоро ты поймёшь для чего я всё это пишу.

У нас было немного свободного времени и мы пошли прогуляться по пешеходной улице и так случилось, что у одной нашей докторши порвался ремешок на босоножке.

Нам подсказали люди, что тут рядом есть сапожная будка возле базара и, что ты думаешь…

Заходим, а там сидит наш Ицик…»

Фрося взвизгнула и подскочила в кресле.

— Сёмочка, вот это да, интересно, что там Анютка пишет о нём?

«…Мамочка, он нисколько не изменился, такой же сердечный и грустный.

Я попросила девчонок погулять без меня, а сама, наверное, два с лишним часа просидела с ним.

Он закрыл свою будку и мы пили с ним там кофе и болтали, и болтали…

Я уверена, что тебе интересует всё о нём и его семье.

Так вот, Клара его, как не работала в Вильнюсе, так и в Израиле не работает.

По базарным дням, два раза в неделю, сидит на блошином рынке и продаёт мыло, одеколоны и всякую ерунду, привезённые из Советского Союза, это те дефициты, которые вы, в своё время, ему с Марком Григорьевичем доставали.

Ицик с грустью говорил, что по Кларочкиной торговле этого товара ей до конца жизни хватит.

Старший его сын уже заканчивает воинскую службу, а младший служит первый год и собирается остаться офицером в армии.

Ицик не выказал большой радости от жизни в Израиле, но особо и не жаловался, говорил, что для работяги везде жизнь одинаковая, паши от зари до темна и будешь сыт.

Передавал тебе мамочка огромный привет, всё спрашивал и спрашивал о тебе, и сказал, что лучшей женщины и друга, чем ты, он в жизни не встречал.

Говорил, если ты когда-нибудь приедешь в Израиль, то для него это будет настоящий подарок судьбы опять прижать тебя к своей груди, но он почему-то очень слабо в это верит.

До свиданья мои дорогие, не оттягивайте с ответом, вы представить не можете, как я жду ваших писем.

Целую, целую, целую.»

Глава 56

Фрося полностью уйдя в себя, аккуратно засунула листки только что прочитанного письма обратно в конверт.

Сложившуюся ситуацию у Анютки не назовёшь рядовой.

На этот раз дочь не в чём не была виновата, а просто попала в лапы самодура, из которых ей самой предстоит вырваться, она тут, к сожалению, не помощник.

Молодчина всё же, не зря она в неё верила, сумела вернуться в медицину после долгого перерыва, а теперь ещё и будет заниматься научной деятельностью, может ещё и профессором станет.

На лице у матери появилась довольная улыбка.

— Мам, ты чего сама себе улыбаешься, что хорошее вспомнила?

— Ах, Сёмочка, если бы не Анечкин муженёк, так можно было бы после этого письма и пир закатить.

Ты понимаешь, Анютка теперь не просто врач, а учёный.

А, кстати, просвети свою безграмотную мать, что такое трансплантация?

— Мам, так это пересадка органов.

— Каких органов и куда?

— Ну, мама, мне даже за тебя стыдно, неужто не знаешь — вот погибает человек, у него по-быстрому извлекают здоровые органы, замораживают и срочно пересаживают нуждающимся, которые отчаянно ждут их и таким образом, спасают чьи-то жизни.

— Сынок, а, что пересаживают таким образом?

— Ну, я далёк от этого, но слышал, что пересаживают роговицы от глаз, почки, печень и даже сердце.

— И, что, успешно?

— Мамуль, конечно же бывает успешно, а бывает, что организм отторгает чужой орган, мама, ты меня достала этими вопросами, напиши Аньке и спроси, она тебе точно ответит.

— Ладно, не серчай, просто это очень интересно и я об этом не слышала, ты прав, надо будет как-то у Анютки расспросить.

— Мамуль, а не завалить ли нам в киношку, в «Родине» «Джннтельмены удачи» показывают.

— Говоришь в киношку, совсем даже не против, тем более, в компании взрослого сына, но у тебя же завтра экзамен.

— Ах, мама, ты опять начинаешь.

Вот, сейчас засяду и выучу за один вечер всю русскую литературу за последние три года, что мы проходили.

— Опять умничаешь.

— Нет, иронизирую, но хочу тебе сразу сообщить, что собираюсь писать сочинение на свободную тему, там, по крайней мере, есть простор для полёта мыслей и самовыражения.

— Ты, сынок, выражай свои мысли, но знай границы допустимого, не наделай себе проблем с аттестатом.

— Мамуль, я и в классе во время учебного года уже несколько раз писал на свободную тему.

Училка, правда, была не очень довольна, но инициативу резать на корню она не хотела или боялась.

— Ладно, мой Лев Толстой пойдём в кино, уговорил.

Следующие три недели промчались вихрем — Семён сдавал экзамены, бегал на консультации, молотил грушу и не мог дождаться того момента, когда мама воспользовавшись своими связями добудет ему столь желанную Яву.

Фрося превратилась в эти дни в добродетельную домохозяйку — готовила сыну обеды, предварительно мотаясь по магазинам и на базар за продуктами.

Через день она наведывалась на дачу, но ночевать там не оставалась.

Наконец, к двадцатому июня Сёмка успешно сдал все выпускные экзамены.

Нет, он не стал золотым медалистом и даже серебряным, в его аттестате было несколько четвёрок, а по сочинению умудрился даже схватить трояк.

Он утверждал:

— Мамочка это происки подлой училки — змея подколодная, она меня всегда на дух не выносила за мой оригинальный подход к изучаемой литературе и собственный взгляд на значимость и реальную оценку главных героев.

Я демонстративно отразил свой подход и суждение в сочинении на вольную тему.

А тема была, как раз как будто для меня придуманная — Герои среди нас.

Ну, они, конечно, подразумевали всяких там Гагариных, сталеваров, хлеборобов, шахтёров и прочих героев, я им и врезал.

— Ну, и, что ты там уже врезал, мне кажется, что я догадываюсь…

— Правильно догадываешься, мой главный герой не Гагарин.

— Сёмка ты придурок, ну, и, что ты кому-то доказал.

— Я ничего не доказывал, а рассказал о настоящем герое.

Директор за голову схватился, один из лучших спортсменов школы, портрет которого выставлен на всеобщее обозрение в фойе, вдруг с этой единственной тройкой может испортить себе карьеру, а ему снизит количество выпускников поступивших в высшее учебное заведение, а если ещё вдруг ГОРОНО заинтересуется случаем по чьей-то наводке или жалобе.

Учительница русского языка и литературы стояла на вытяжку перед столом директора с виноватым видом, почти шёпотом оправдывалась за свой необдуманный поступок и готова была, дать возможность именитому боксёру переписать сочинение и ходатайствовать перед отделом просвещения об исправлении оценки в экзаменационном листе, но на дыбы стал Вайсвассер: