— Мам, кстати, я на твою тумбочку положил письмо от Аньки, не стал без тебя читать.

Фросю словно окатили паром, она отстранила от себя сына и побежала в спальню за письмом любимой дочери.

Каждая весточка от Анютки была, как бальзам на душу, всё же старшие сыновья никогда не были ей так близки, даже Андрей, хотя он в последнее время очень изменился, и между ними стали складываться вполне доверительные отношения.

А, вот Стас, похоже, утерян безвозвратно.

Безусловно, он её сын и душа болит за него, но за последние четыре года, он столько влил в её материнское сердце отравы, что вся прежняя любовь к нему находится при смерти, а может уже и умерла.

Фрося с нетерпением взяла в руки, привычный уже для неё синий конверт удлинённой формы и лихорадочно оборвала край.

Сразу же обратила внимание, что письмо написано на двух листах, большое, давно уже такие ей дочь не писала.

Сёмка присел рядом:

— Мам, читай, пожалуйста, вслух, я этот её корявый почерк с трудом разбираю, говорят, что все врачи так пишут, а может быть она теперь только на иврите строчит и по русски толком писать разучилась.

— Сынок помолчи, если хочешь, чтоб я вслух читала.

Повисла тишина.

«Здравствуйте милые мои, мамочка и дорогой братик Сёма!

Простите вашу негодную дочь и сестру, что так долго не писала, но вы наверняка знаете основную причину моего молчания.

Да, к нам уже приехал две недели назад мой Миша.

Трудно передать ту радость, которую я ощутила, когда попала в его объятья.

Мамочка, он такой худой и нервный, но по-прежнему красивый, умный и деятельный.

Не успел ещё приехать, как стал носиться по каким-то организациям, встречаться с какими-то людьми, что-то пишет, с кем-то разговаривает по телефону, чуть находит время для меня с Маечкой.

Тут, некий Эдуард Кузнецов заказал ему целую серию статей о его бывшей борьбе за права евреев, а затем вторую, где он должен будет описать все ужасы застенков, где он отбыл четыре долгих года.

Миша, правда, обижается и злится, что мне некогда его сопровождать на все его встречи и выступления, и я от этого очень расстраиваюсь.

Но, ты же понимаешь мамочка, ведь я работаю на ответственном месте, мало того, что я врач, так ещё и в армии.

Маечка его совсем забыла, да и к тому же она плохо говорит по русски, ведь три года ходила в израильский детский садик, а теперь заканчивает первый класс школы, а там всё на иврите.

Да и с любимым Меиром, они говорят только на местном языке, хотя тот в той же мере знает и английский.

Мамуль, ты не поверишь, но в доме у Ривы все между собой говорят на иврите, а как же иначе, ведь Майкл тоже не знает русского языка.

Миша ужасно злится на всех, что ему приходится так напрягаться, оказывается, он не знает английского, хотя утверждает, что просто забыл за долгие годы после института. Мы с Ривой стараемся ему всячески помочь, всё кем-то сказанное тут же переводим с иврита на русский, но ему всё кажется, что от него что-то скрывают.

Миша утверждает, что этот дурацкий язык он никогда не выучит, а вокруг хватает людей говорящих и понимающих его на русском.

С Ритой у них тоже отношения пока, совершенно, не складываются.

Она ведь уже израильского воспитания девушка, у неё есть парень, у которого она запросто иногда остаётся ночевать.

Тут и мне досталось за наплевательское отношение к воспитанию его дочери, а ту он буквально ввёл в ступор своими претензиями к моральному облику, к манере поведения, к одежде и так, по всякому пустяку, и она отбыв пасхальные каникулы, уехала в свою пнинию и сказала, чтобы до конца учебного года её не ждали, а это только конец июня.

Миша категорически не хочет жить вместе с семьёй Ривы и я уже подыскиваю подходящую для нас квартиру.

Полностью на неё у меня денег нет, но тут не проблема, банк даёт ссуду.

Мне обязательно дадут, сколько я запрошу, ведь у меня зарплата достаточно высокая.

Конечно, мы могли бы эту ссуду вовсе не брать, ведь Рива с Майклом предлагали даже безвозмездно дать недостающую сумму, они же хорошо обеспеченные и добрые люди.

Мамочка, мне порой очень неудобно бывает, потому что Рива считает, что она мне обязана всем, что у неё есть, потому что не воспитывала с детства, скажи, какая глупость, я уже устала её разубеждать.

После того, как мы отказались брать у них деньги за здорово живёшь, они предлагали в долг любую сумму, но Миша и этого слушать не хочет, ты же знаешь, он у меня гордый…»

Фрося дочитала первый лист и глубоко вздохнула.

Целый километр письма и всё об этом умнике, уже мутит от упоминания этого имени, а её и здесь от него тошнило.

— Помяни моё слово сынок, он ещё Анютке крови попьёт, спокойная жизнь её кончилась.

Глава 45

Фрося уже без прежнего нетерпения развернула второй лист письма от Ани:

«Мамочка, кроме радостной новости о прибытии к нам Миши, ничего особого интересного в нашей жизни не происходит.

Рива продолжает работать врачом, а Майкл полностью отошёл от практики и занимается только научной деятельностью.

Рива огорчается, что ты перестала ей писать, хотя отлично осознаёт, что теперь вся связь с тобой осуществляется через меня.

Она всегда так тепло о тебе отзывается и мечтает принять в гости, по её выражению, ей бог не даровал сестру по крови, но ты для неё родней единокровной.

Она уверена, что вы обязательно ещё встретитесь.

Мамуля, вы так с ней похожи характерами, только она намного мягче и всегда готова на компромисс, но такая же нетерпимая к лентяям, грубиянам и не терпит насилия, и так же, как ты, она всегда готова придти на помощь нуждающемуся и дать „от ворот поворот“ наглецу.

Меир, сын Ривы и Майкла, заканчивает, как и наш Сёмочка, школу и зимой пойдёт в армию, он мечтает о боевых частях, а мы все очень этого боимся.

Мая совершенно забыла Мишу, а вот тебя хорошо помнит, вспоминает, как ты приезжала к нам в Вильнюс, дарила ей куколку с одёжками и, как она жила на твоей даче, кушала клубнику и поливала грядки.

Сёмочка, если ты будешь читать это моё письмо, то прими адресованные тебе строки.

Я тебя очень люблю и скучаю.

Знай, что у тебя есть сестра, которая всегда будет рядом душой в трудные и счастливые дни в твоей жизни, а, кто его знает, может и наяву мы сможем пройтись по жизни рядом, но только с нашей мамочкой, ты её никогда не бросай, как, в своё время, это сделала я.

Вот и всё, мои дорогие, буду закругляться, следующее письмо, скорей всего, уже напишу из своей новой квартиры, может к этому времени Миша успокоится душой и мы заживём счастливой семейной жизнью.

Мамуль, я так хочу родить хотя бы ещё одного ребёнка, а мне ведь уже тридцать четыре скоро стукнет.

Крепко, крепко вас обнимаю и целую, всегда ваша, Аня.»

Фрося дочитала письмо, смахнула набежавшую слезу и глубоко вздохнула:

— Сёмочка, хорошая она у меня девочка, жаль, что у вас быстро детство кончается и вы покидаете материнский кров.

Ты у меня тоже очень хороший сын, хотя и баламут изрядный, но терпимый к материнским причудам, вот чего спрашивается я сегодня на тебя взъелась.

Ах, Сёмочка, тоскливо, как-то стало на душе, нечем её горемычную занять, как и руки, поэтому остаются в деле одни мозги, а в них тоже пустота или такие мысли, что впору разрыдаться.

— Мам, хватит тебе хандрить, возьми и опять куда-нибудь скатай, ведь давно не была в Поставах и Питере.

— Сёмочка, в Поставах такая обстановка, что я своим приездом только натворю невообразимое зло, могу довести их всех до катастрофы.

Ты многого не знаешь, а мне даже стыдно тебе об этом рассказывать, просто знай, что Стас превратился в чудовище и не только по отношению к Анютке или к тебе, но и ко мне, а теперь ещё и к Нине.

Мне очень её жалко, но помочь ничем не могу, она держится за этого мужлана всеми силами, а он её не во что не ставит.