За время всего Фросиного рассказа Клара Израилевна не произнесла ни слова, только раз за разом в её руках оказывалась очередная папироса.
Неожиданно Фрося замолчала, она не знала, как приступить к тому месту, где появляется в её жизни Семён.
Ведь это был тот момент в её рассказе, который больше всего должен был волновать его мать, потерявшей много лет назад своего ребёнка, которому отроду тогда не было и десяти лет, а с тех пор прошло уже тридцать:
— Доррогуша, не щади меня, не упускай никаких подрробностей, прродолжай, я многое пережила в этой жизни, спрравлюсь и с этим.
Ты прродливаешь для меня жизнь, казалось бы давно утерряного сына, больше, чем на двадцать лет…
Фрося не знала, каково будет слушать матери Семёна её рассказ о вдруг ожившем для неё на короткий срок сыне, но сердце при воспоминании сдавила такая тоска, что слёзы буквально брызнули из глаз, заливая лицо, она не успевала их вытирать ладонью и они обильно капали на блузку и стол.
Клара Израилевна быстрым движением наполнила холодной водой кружку и вместе с полотенчиком подала расстроенной Фросе:
— Доррогушенька, успокойся, не тррави так своё серрдечко, пусть он поживёт ещё ррядышком с нами в твоём ррасказе…
Фрося быстро взяла себя в руки и продолжила, она описала их встречу с Семёном, как он выглядел, что он говорил и как:
— Вы, даже представить не можете, он соскочил с подножки своей машины, такой маленький, худенький, с точно с такой же шапкой курчавых волос, как у вас с Сёмкой и даже с такой же манерой разговаривать, как это делаете вы с моим младшим сыном.
Затем она описала их поездку в Сосновск и стараясь ничего не упустить, передала его рассказ о той жизни и тех мытарствах, что выпали на его тяжёлую долю, после того, как арестовали его родителей.
Смущаясь, поведала об их искромётной любви, каким Семён был ласковым и внимательным, как умел устраивать вокруг себя праздник, и как он неожиданно исчез, оставив ей дорогие подарки и крупную сумму денег.
Клара Израилевна вдруг поднялась со своего места, подошла сзади к Фросе, обняла её по матерински за плечи и ласково поцеловала в щёку:
— Спасибо тебе моя милая, ты мне веррнула сына, пусть ненадолго, пусть уже взррослого, пусть истррёпанного жизнью, но такого рродного и судя по твоему ррассказу, оставшимся до конца, несмотрря на все тяготы выпавшие на его долю, пррекрасным человеком.
Обе женщины уже не стесняясь всхлипывали, поминутно утирая обильные слёзы, у каждой из них было, отчего поплакать:
— Доррогуша, ты по телефону обмолвилась, что присутствовала при его кончине и я так поняла, что и похоронила в своём городе.
Фрося вздохнула и продолжила своё тяжёлое повествование.
Всхлипывая, она рассказывала, как сломя голову, кинулась разыскивать чуть заметные следы, которые Семён оставил в Таёжном, как догадалась об его плохом самочувствии и как нашла возможность выяснить, что он отправился Москву.
Фрося подняла глаза и посмотрела на лицо матери Семёна, о котором она так подробно сейчас рассказывала, но встретилась не с горем в глазах женщины, а глубоким состраданием в её адрес:
— Я не нашла его в Москве, а тут ещё в эти дни, что разыскивала его в медицинском центре, вдруг выяснила, что беременная.
Думать было некогда и я отправилась в Киев, где застала своего любимого человека уже при смерти.
Мне трудно рассказывать вам, о последних сутках проведённых у его постели, о том, как приняла решение оставить ребёнка от Семёна, чтоб остался на земле его след, а для меня вечная память.
Когда он открыл последний раз глаза, я ему сказала об этом и мне показалось, что он понял меня, но если даже и нет, я нисколечко не жалею, что у меня есть от него сын.
Сразу же после смерти Семёна, я решила перевезти его тело в Поставы, там и похоронить, чтобы можно было ухаживать за могилой, что я и делаю до сих пор.
Во время всего рассказа о последних днях сына, Клара Израилевна не успевала вытирать слёзы, папиросы не хотели гореть в мокрых пальцах женщины:
— Доченька, а как ты надумалась отыскать меня?
— Мне трудно вам ответить на этот вопрос, но почему-то решилась обратиться в Вильнюсе к раввину Пинхасу, вспомнив, что именно там мне помогли отыскать Риву, мать моей Анютки.
Я даже не знаю, но почему-то сердце подсказало, что у моего сыночка должны быть близкие родственники, честное слово, я про вас даже и не могла подумать.
Глаза Клары Израилевны не мигая смотрели с обожанием на Фросю:
— Доченька, рразрреши мне тебя так называть, ты для меня теперрь, как доченька…
Вы с Сёмочкой для меня стали самыми доррогими людьми на земле…
Глава 45
Клара Израилевна оставила Фросю на кухне, заниматься приготовлением их нехитрого обеда, чистить и ставить варить картошку, а сама отправилась во двор за Сёмкой.
После обеда не стали задерживаться в квартире, а переоделись и отправились в город.
В первую очередь они посетили зоопарк, где женщины с удовольствием наблюдали за мальчишкой, который увлечённо переходил от клетки к клетке, от вольера к вольеру и восторгу его не было предела.
Он затаив дыхание, наблюдал за хищниками, корчил рожи обезьянам, комментировал действия огромного слона и с рук кормил попугаев.
Большого труда им стоило оторвать мальчика от этого великолепного зрелища.
Затем, зашли в кафе, где бабушка купила внуку всё, что он только захотел.
Фрося вначале хотела вмешаться, глядя на это баловство сына, но потом махнула рукой, понимая, что это бесполезно, да и для чего, ведь от этого расточительства две стороны получали наивысшее наслаждение.
Бабушка с внуком быстро нашли общий язык.
Они увлечённо разговаривали, любознательный и смышлёный мальчик вызывал умиление у пожилой женщины, она словно пыталась наверстать то, что не дополучила в предыдущие годы.
Узнав, что Сёмка уже знает буквы и пытается читать, владеет счётом и любит рисовать, Клара Израилевна накупила ему красочных детских книжек, альбом, карандаши и краски, и если бы не вмешательство Фроси, то наверно им пришлось бы заказывать грузовик, что бы все покупки довезти до дома, потому что дальше последовал магазин «Детский мир», где стали скупаться одежда, обувь и игрушки.
Только поздним вечером, обвешанные пакетами и свёртками, они вернулись в квартиру.
На этот раз Сёмка даже не просил включить телевизор, потому что ему не хватило вечера на то, чтобы всё разглядеть и перемерить, как не крутись, а он сегодня очень рано проснулся в поезде и на его долю выпал весьма насыщенный день.
Взрослые вдруг обнаружили, что мальчик буквально засыпает над обновками.
Клара Израилевна разложила раскладушку и уложила внука спать, а сами они с Фросей опять переместились на полюбившуюся кухню, где за чашечкой чая продолжили разговор:
— Фрросенька, завтрра ещё погуляем по Москве, надо сводить мальчика в детский театрр на прредставление кукол, затем, отпрравимся в парк Коррького на атрракционы, а послезавтрра прредлагаю поехать на дачу к моей сестрре.
Эта дача находится километров за шестьдесят от горрода, там пррекрасное место, недалеко есть прруд и лес.
Моя сестрра там находится вместе со своими внучками четыррёх и семи лет, детям там будет хоррошо вместе.
Фрося вынуждена была перебить, строившую планы женщину:
— Клара Израилевна, вы меня простите, но дело в том, что мне обязательно надо вернуться домой за парочку дней до следующих выходных, у меня же старший сын женится и должны к нам придти будущие сваты в гости.
— Ничего стррашного, мы побудем там с тобой только парочку дней, а потом я тебя посажу на поезд, а если Сёмочке на той даче понрравится, то надеюсь, ты позволишь ему остаться на какое-то время со мной. Черрез две недели я тоже перееду туда.
— Клара Израилевна, вы так быстро принимаете решение, теперь я понимаю в кого был Семён.
Фрося улыбалась, глядя на темпераментную пожилую женщину:
