Еще и еще, снова и снова, не думая ни о чем… Пока сила куда большая не отобрала волшебный сосуд.

– Достаточно, – мягко сказал граф, отведя руку.

Сиера моргнула. Наконец-то ясное зрение. Граф прижимает кружевной платок к запястью, рядом – барон, лицо которого выражает легкое беспокойство, но вот оно сменяется радостью. Он протягивает руки, и Сиера позволяет помочь себе. Ступает на мраморную лестницу.

– Замкните круг, – говорит граф. – Мы провели церемонию обращения, но теперь вы должны принять друг друга.

– Сиера! – Барон чуть встряхнул ее. – Ты должна выпить моей крови.

Что? Выпить крови? Но как?

Она повернулась туда, где стоял граф со стилетом, но острый нож куда-то исчез. Сиера попыталась облизнуть губы, и язык наткнулся на острые клыки. Сразу вслед за этим открытием пришло осознание: сердце не бьется!

«Значит, я умерла, – сказала себе Сиера. – Значит, и это можно вынести, если нужно. Я все вытерплю, любую кару взвалю на себя…»

Наклонившись над шеей барона, Сиера прокусила артерию. Снова тот же инстинкт управлял ею, но кровь барона не шла ни в какое сравнение с кровью графа. Не было в ней мощи. Только злоба голодного цепного пса, которому каждый норовит отвесить пинка.

Сделав два глотка, Сиера отстранилась, и тут же к ее шее приник он. Сердце вяло забилось – не давая жизнь, но откликаясь на призыв Модора. А он все пил и пил, не в силах остановиться.

– Достаточно, друг мой, – прогремел голос графа. – Достаточно. Отныне вы – союз Вечных. Примите мои поздравления.

Барон отшатнулся от Сиеры, тяжело дыша. С клыков капала кровь. Обессилевшая Сиера хотела сесть на жертвенный стол, но ее подхватили. Те же девушки, что снимали с нее балахон, накинули на плечи что-то другое. Ярко-алый плащ, достаточно широкий и длинный, чтобы закутаться в него и скрыть наготу.

Ее мягко отвели в сторону.

– Восполните силы, госпожа, – зашелестели голоса. – Мы здесь для этого. Пейте, но оставьте нам жизнь.

Нескончаемый кошмар, состоящий из боли, крови и пожирающей душу похоти, притворяющейся жаждой. Одно за другим хрупкие тела девушек вздрагивают и обмякают в ее объятиях. Она слышит их вздохи, бессвязные слова, и откуда-то узнает сама, без подсказки графа или барона, ту черту, которой нельзя переступать. Понимает и то, что если переступит черту – ничего страшного не случится. Это не то место, где человеческая жизнь чего-то может стоить. Но для нее все не так, и девушки лежат у ее ног, тяжело дыша, обессилевшие, но живые.

– О чем вы? – слышится голос Модора. – Ведь мы же договаривались…

– Договаривались? – Голос графа утратил всю теплоту. – Ты решил, что можешь со мной о чем-то «договориться»? Забыл свое место, пес?

– Простите… Простите, ваше сиятельство, я хотел сказать: вы же согласились удовлетворить мою просьбу.

– Ну да, наверное, что-то такое было. До тех пор, пока я не поднял архивы и не узнал, что это за деревня.

– Но дань с них никто не брал уже…

– И ты решил, что можно взять чужое, раз им не пользуются?

– Ваше благородие, прошу вас, умоляю, будьте милостивы…

– Я милостив, Модор. Я настолько милостив, что наш повелитель, король Эрлот, вероятно, не сумел бы меня понять. Мне следовало казнить тебя сразу же, как только я узнал, что ты разинул рот на мой кусок. Но ты, заметь, жив. Кроме того, я позволил тебе создать союз Вечных, я разрешил обращение и даже сам провел его. Если ты вдруг не понял, это – высочайшая честь. Твоя спутница теперь обладает кровью куда благороднее твоей. Совершенство – как внешне, так и внутренне. Не забывай об этом, друг мой, когда будешь целовать ей ноги, если она позволит тебе хотя бы это. Моли Реку, чтобы позволила, потому что с сегодняшнего дня она тебя возненавидит. А теперь – убирайся. Не желаю больше ничего слышать. Я преподал урок. Ты получил наказание и награду. А прекрасный цветок, чудом расцветший среди людей, получил Вечность.

Шаги графа. Девушки-фаворитки поднимаются на ноги и спешат за своим повелителем. Руки Модора – такие слабые сейчас! – хватают Сиеру за плечи.

– Идем скорее. Он не может… Немыслимо! Должно быть, шутка. Надо лишь подождать, когда он будет в хорошем настроении.

Подождать… Куда подевалось столько времени? Ступая босыми ногами по прохладному камню садовой тропинки, Сиера подняла голову и посмотрела на луну. Остановилась, разглядывая бездушное светило.

– Идем домой, тебе нужно переодеться, – бормотал барон, пытаясь скрыть свою слабость, ведь он просто не в силах сдвинуть ее с места против воли.

– Что с моей деревней?

Барон спрятал взгляд.

– Давай… Давай мы после об этом поговорим, малыш. Тебе нужно сейчас со многим освоиться.

– Они ведь мертвы? Ты об этом боишься говорить?

Долгое молчание, и, наконец, вздох:

– Я не знаю.

– Разве нельзя узнать? – Разум понимал все, но сердце молчало, и говорить получалось спокойно. Не сжимают сердце страх и тоска, не темнеет в глазах. – Мы ведь можем лететь?

Он обнимает ее одной рукой за талию, говорит какие-то слова, и Сиера отрешенно кивает – все нужные знания пришли к ней вместе с кровью графа. Наконец, их тела рассыпаются на десятки составляющих, и Сиера отдается на волю новых инстинктов – тех, что заставляют лететь.

Ночь полнится звуками, неясными образами, мир совсем не тот, что был секунду назад. Стая барона взмывает ввысь, и Сиера подчиняется воле того, с кем согласилась связать жизнь.

Две стаи пролетают над спящим городом, рассекая крыльями теплый ночной воздух. Потом – еще выше, над деревьями. Лес, пешего хода через который несколько суток, стремительно остается позади, летучие мыши одолевают крутой подъем. Куда? Зачем? Вход в долину – единственный – с другой стороны!

Сиера понимает, что для вампира вход – везде. И, собравшись воедино, сжимая полы плаща, раздираемые ветром, она сознает: все было иллюзией. Горстка глупых людишек, полагающих, что провели целый мир – вот вся их долина, как на ладони. Залитая лунным светом, пустая и мертвая. Сто́ит присмотреться – вот тело скалы, будто муравейник, изрытое пещерами. Все до одной зияют провалами. Вот нижние домики каменной кладки. Выбиты окна, сорваны двери. К этим странным пятнам присматриваться нет желания, но сердце не бьется, и ничто не останавливает Сиеру.

Трупы. Около десятка трупов – тех, кто смотрел вслед, плевался и проклинал.

– Прости, малыш, я подвел тебя. – И пронизывающий ветер, все семь пресловутых ветров рвут одежды стоящих на скале над разоренной долиной. – Я во всем виноват, знаю. – И ветер сушит кровавые слезы. – Постарайся перетерпеть это, малыш. У тебя есть вечность, а она… Она многое стирает.

Древний таинственный инстинкт заставляет ее слушать этот голос. Кровь графа бунтует, кровь графа настаивает на отмщении. Но ведь это – барон Модор. Тот, с кем она связала свою жизнь, свою вечность, свою… кровь. И разве можно поднять на него руку?

– Не сейчас, нет! – Он кричит в испуге, поняв, что собралась сделать Сиера, и едва успевает ее подхватить.

Сердце пустилось во весь опор, сердце наполнилось болью, а из глаз брызнули на утеху ветру настоящие слезы. Ветер слишком сильный – валит с ног, норовит столкнуть с вершины, на которую ни один человек не отваживался взобраться и, должно быть, уже не отважится. Ветер ревет, стонет и как будто из далекого прошлого приносит отголосок свирели. Прощальная мелодия от братика…

– Останови сердце! – Барон кричит на нее, пытаясь прикрыть от ветра, но ветер дует со всех сторон. – Давай, быстрее! Так будет легче.

Легче?

Сиера смеется сквозь слезы. Легче! Нет, легче не будет никогда. Никогда больше она не остановит сердца, никогда не позволит себе забыть, кто она такая на самом деле: человек, предавший свой род и лишенный судьбы. Одинокий листок, подхваченный ветром.

– Там нет ни твоего брата, ни родителей, – говорил барон в ту же ночь, прежде чем оставить ее одну в роскошной золотой спальне. – Убили тех, кто сопротивлялся.