Я должен поблагодарить стольких российских специалистов и архивистов за помощь, советы, терпение, что всех перечислить невозможно. В Грузии я многим обязан Ревазу Кверенчхиладзе, архивисту Союза писателей, и Мемеду Джихашвили, хранителю и спасителю архива Лакобы; в Москве мне очень помогали сотрудники «Мемориала» и в Петербурге составители «Ленинградского мартиролога». Кроме них следует отдельно назвать Олыу Макарову, Вику Мусвик и друзей, которые отыскивали самые неуловимые газетные публикации. С текстами на латышском и с источниками в Латвии мне помогал Борис Равдин. Больше всего и во всем – от языка до идеологии – помогала мне Анна Пилкингтон, с ее даром объективного критического суждения. Я очень благодарен русским друзьям, особенно Анне Киселевой, присылавшим мне новые книги и материалы.
Эта книга фактически представляет собою вольный, сделанный самим автором перевод английской монографии, изданной в 2004 г. Замеченные (иногда переводчиками на другие языки) ошибки и глупости устранены, учтены неизвестные ранее подробности из российских и иностранных публикаций последних трех лет. Готовя книгу для русского читателя, я внимал совету дяди Вани и старался, в отличие от профессора Серебрякова, не писать «о том, что умным давно уже известно, а для глупых неинтересно».
Второе русскоязычное издание этой книги мало чем отличается от первого. Добавлены некоторые подробности из недавно рассекреченных допросов Лаврентия Павловича Берия с июня по ноябрь 1953 г.; убраны из предисловия кое-какие ставшие уже несвоевременными замечания.
1. Долгая дорога к власти
Ныне, о муза, воспой Джугашвили, сукина сына.
Упорство осла и хитрость лисы совместил он
умело. Нарезавши тысячи тысяч петель, насилием
к власти пробрался (1).
Павел Васильев
Детство и семья
Вместо того чтобы говорить вроде: «X. воспитали крокодилы в помойной яме в Куала-Лумпуре», рассказывают о матери, отце…
Мартин Эмис. Грозный Коба
[2]В Российской империи 1878 г., казалось бы, был благополучным, и можно было родить ребенка без особого опасения. И хотя грузины всех званий и сословий роптали на своих русских правителей, уже сто лет прошло с тех пор, как грузинский царь отдал свое подорванное государство в руки русских царей, и страной теперь управляли русские чиновники, часто бесчувственные, коррумпированные и невежественные, а в школах грузинских детей обучали на русском языке. В Тифлисе русский наместник, хотя и был гуманным либералом, твердо держал в руках бразды правления, чтоб не допустить никаких изменений, – армяне владели торговлей, иностранные капиталисты – промышленностью, а грузинские дворяне и крестьяне, редко появляющиеся в столице, жили вполне сносной жизнью в деревне.
Грузия могла благодарить Бога за русскую власть. Уже почти сто лет она была свободна от немилосердных соседей, которые своими нашествиями и набегами за шестьсот лет разорили страну и поставили ее на край пропасти. Россия угнетала народ налогами, ссылкой в Сибирь, культурным унижением, но, в отличие от турок, русские не уничтожали мужское население целых деревень и, в отличие от персов, не угоняли тех, кто выжил после массовых убийств, чтобы оскопить, поработить и обратить в мусульманство. Под властью царей грузинские города восстали из руин, железная дорога объединила запад и восток страны и дала Грузии надежный доступ к остальному миру В столице издавали газеты, слушали оперу – хотя университета еще не было. Новое поколение грузин, свободно говорящих по-русски, осуществило мечту предков: на них смотрели как на европейцев, они учились в европейских университетах, становились врачами, юристами, дипломатами – и революционерами. Грузины начинали мечтать о независимой государственности, хотя лишь немногие верили, что насилием или оружием можно бороться за независимость. Против собственной воли грузины мирились с русской властью, благодаря которой они вышли из сферы азиатской истории и получили доступ к европейской культуре.
Петербуржцы конечно же совсем иначе воспринимали события 1878 г.: кончилась эпоха реформ и оптимизма, и страна, казалось, начала колебаться между анархией и тиранией. Террористы, которые через три года убьют Александра II, уже совершили первые убийства. Кончился медовый месяц интеллигенции и правительства. Семена революции всходили не на почве обездоленного крестьянства, не в трущобах городских рабочих, а среди образованных, но недовольных детей дворянства и духовенства. Некоторые требовали не только гражданских прав и конституции – они готовились разрушить государство. Такие фанатичные заговоры в России не были обязательно фантастическими. Гораздо легче разрушить несгибаемую политическую систему, чем преобразовать ее. Русское государство было так построено, что хорошо подложенной бочкой с динамитом или метко нацеленным револьвером, истребляя немногочисленных великих князей и министров, его можно было сразу сокрушить. Слабость Российской империи состояла в ее непрочной социальной ткани: государство держалось только вертикалью власти от царя до последнего жандарма. В Великобритании или Франции общество укрепляла плотная ткань из разных сословий и учреждений – законодательная власть, юриспруденция, церковь, местная администрация. В России же, где подобные институты или только зарождались, или уже вымирали, такой опоры у власти не было.
Те, кто убил Александра II, поколение революционеров – предшественников Ленина, понимали всю слабость государства. Им недоставало только поддержки народа, и они пока не надеялись его взбунтовать. С точки зрения иностранного наблюдателя, Россия в 1880-х гг. уже была в застое, уже отставала от остального мира, и ее правители казались бессердечными циниками, но изнутри страна выглядела стабильной. Репутации России вредили эпидемии, погромы, голод. Десять лет назад Европа начала любоваться не только военной мощью России, но и ее культурой: Франция и Германия зачитывались Тургеневым и Толстым. В 1880-х гг. последними доказательствами, что Россия – цивилизованная страна, были только музыка Чайковского и химия Менделеева. Но в застое есть покой. За всю историю Российского государства не было такого длительного периода мира: целое поколение спокойно выросло от победы над Турцией в 1877 г. до начала войны с Японией в 1904 г.
Когда 6 декабря (по старому стилю) 1878 г. в уже расцветавшем городе Гори в шестидесяти километрах к западу от Тифлиса родился Иосиф (Иосеб, Сосо) Джугашвили, настроения мещан, ремесленников, купцов и интеллигенции были довольно оптимистичны[3]. Мальчик даже из семьи со скромным доходом мог получить образование, которое сделает из него российского дворянина. Мало кто согласился бы с пророчествами Достоевского или Владимира Соловьева, предвидевших, что через сорок лет наступит такая кровавая и зверская тирания, что по сравнению с ней нашествия Чингисхана или Надира-шаха на Грузию покажутся пустяками. И никто не чуял, что именно маленький Джугашвили, под псевдонимом Сталин, будет олицетворением этой тирании и возьмет ее под собственный контроль.
Для семьи, в которой родился Сосо, так же как для их соседей, будущее казалось безоблачным. В 1878 г. сапожнику Бесариону Джугашвили было 28 лет; он был хорошим преуспевающим ремесленником, который трудился на благо семьи. Уже шесть лет он был женат на Катерине (Кеке), урожденной Геладзе. На шесть лет моложе мужа, Кеке была крестьянкой, которая многого хотела для своих детей. В детстве она лишилась отца, и ее взял к себе дядя по матери, Петре Хомуридзе. В 1850-х гг. Хомуридзе были крепостными из деревни Меджрохе, неподалеку от Гори. После крестьянского освобождения в 1861 г. Петре оказался предприимчивым отцом семьи, воспитывая собственного ребенка и троих детей своей вдовой сестры. Братья Кеке, Сандро и Гио, стали, соответственно, гончаром и плиточником, так что, когда Кеке вышла замуж за сапожника, крестьян в семье Геладзе больше не осталось. Кеке неплохо воспитали, дед ее научил, хоть с грехом пополам, грузинской грамоте. Она хотела, чтоб ее сын поднялся еще выше. Первые два сына семьи Джугашвили умерли вскоре после появления на свет. Третьего, пережившего старших братьев, по традиции надлежало обетовать Богу: он должен был стать духовным лицом.