«И вот теперь шестьдесят третий год, мне тридцать девять, и завтра… нет, не завтра, в воскресенье, в воскресенье гонки по холмам, а в субботу скачки, и Ноубл Стар – Ноубл Стар, или Пайлот Фиш Горнта, или лошадь Ричарда Квока, нет, Баттерскотч Лэсс Ричарда Квана, или аутсайдер Джона Чэня Голден Леди? Поставлю-ка я на Голден Леди – все до последнего пенни, да, все, что накоплено за всю жизнь, а еще свой „порше“, хотя это, конечно, глупость, но мне придется это сделать. Придется, потому что так велел Кросс, и Роберт с ним согласен, и они оба сказали, что я должен поставить еще свою жизнь, но господи боже, ведь Голден Леди прихрамывает в паддоке, а ставки уже сделаны, и вот они уже пошли и мчатся, давай, Голден Леди, давай ради Мао, пусть нависли грозовые облака и сверкает молния, давай, все мои сбережения и моя жизнь поставлены на твой паршивый, мерзкий, проклятый, о Председатель Господь, не оставь меня…»

Он уже глубоко погрузился в сон, и сны у него были скверные, наркотические, и Хэппи-Вэлли – Счастливая Долина – стала Долиной Смерти. Его глаза не почувствовали, как зажегся свет и распахнулась дверь.

Пора было начинать снова.

Армстронг смотрел на друга, жалея его. Свет был тщательно приглушен. Рядом стоял старший агент Малкольм Сунь, охранник и доктор из штата Эс-ай. Маленький, юркий, лысоватый, живой и вертлявый, как птичка, доктор Дорн измерил Брайану Квоку пульс и давление, послушал, как бьется сердце.

– «Клиент» в прекрасной форме, суперинтендент. В физическом плане, – сказал он с еле заметной усмешкой. – Кровяное давление повышено, сердечко частит, но это и неудивительно. – Он сделал соответствующие пометки в «истории болезни» и передал ее Армстронгу. Тот посмотрел на часы, записал время и тоже поставил подпись.

– Можете продолжать, – произнес он.

Доктор тщательно наполнил шприц. С превеликой осторожностью он сделал Брайану Квоку укол в ягодицу новой иглой. Не осталось почти никакого следа, лишь крохотная капля крови, которую он вытер.

– Ужин, когда скажете, – с улыбкой проговорил он.

Армстронг лишь кивнул. Охранник Эс-ай добавил в ведро немного мочи, и это тоже было отмечено в «истории болезни».

– Вот ведь додумался измерять уровень. Не ожидал от него этого, – прокомментировал Малкольм Сунь.

Инфракрасные лучи позволяли легко следить за малейшими движениями «клиента» через смотровые отверстия в светильниках на потолке.

– Цзю ни ло мо, кто бы мог подумать, что он лазутчик? Умница такой всегда был, ети его, умница.

– Будем надеяться, что бедняга не слишком, ети его, большой умница, – мрачно отреагировал Армстронг. – Чем быстрее он заговорит, тем лучше. Старик от него не отступится.

Остальные взглянули на него. Молодой охранник поежился.

Неловкую тишину нарушил доктор Дорн:

– Нам поддерживать двухчасовой цикл, сэр?

Армстронг посмотрел на друга. Первую дозу наркотика тот получил с пивом сегодня в 13:30. После этого к Брайану Квоку применяли «классификацию 2», то есть чередование сна и бодрствования с помощью химических препаратов. С периодичностью два часа. Инъекции для пробуждения чуть раньше 16:30,18:30, 20:30, и это будет продолжаться до 6:30 утра, когда начнется первый серьезный допрос. Через десять минут после каждой инъекции сон «клиента» искусственно прерывается, и химические препараты вызывают повышенную жажду и голод. Он жадно проглотит еду и одним глотком выпьет холодный чай, и добавленные туда наркотики быстро возымеют эффект. Глубокий сон, очень глубокий и очень недолгий, будет вызван еще одним уколом. Чередование темноты и режущего глаз света, резкие звенящие голоса, сменяющиеся тишиной. Потом пробуждение. Завтрак. А два часа спустя ужин, а еще через два часа – завтрак. Для все больше теряющего ориентацию во времени сознания двенадцать часов будут казаться шестью днями – или больше, если «клиент» выдержит, двенадцатью днями. Не нужно никаких пыток, только темнота и дезориентация, этого достаточно, чтобы выяснить у вражеского агента все, что нужно, или заставить его подписать, что ты хочешь, потому что вскоре он будет считать твою истину своей.

Добиться этого можно от кого угодно.

От кого угодно после недели в режиме «сон – бодрствование – сон», а потом двух-трех дней без сна.

От кого угодно.

«Боже всемогущий, – думал Армстронг, – ты будешь держаться до конца, бедный ублюдок ты паршивый, но ничего хорошего это тебе не даст. Ничего».

Но тут часть сознания взбунтовалась, вопя: «Ведь он тебе не друг, он вражеский агент, он лишь „клиент“, враг, предававший тебя и все и вся уже много лет. Вероятно, он выдал Фэн-фэна и его ребят, с которыми сейчас в какой-нибудь паршивой, вонючей камере происходит то же самое, только без докторов. За ними так не следят, не проявляют такой заботы.

Ну и что? Разве таким обращением можно гордиться? Разве это может позволить любой цивилизованный человек? Нет. Разве обязательно пичкать беспомощное тело химическими препаратами? Нет…

Да, да, это нужно. Да, иногда это необходимо. И убивать иногда необходимо – бешеных собак, людей… О да, некоторые люди… Зло и бешеные собаки… Зло. Да. Тебе приходится применять все эти методы современной психиатрии, разработанные Павловым и другими советскими специалистами, разработанные коммунистами под режимом КГБ.

Ага, но обязательно ли действовать, как они?

Господи, я не знаю! Знаю лишь, что КГБ пытается уничтожить нас всех, низвести до их уровня и…»

Взгляд Армстронга сконцентрировался, и он увидел, что все пристально смотрят на него.

– Что такое?

– Так нам поддерживать двухчасовой цикл, сэр? – обеспокоенно повторил доктор.

– Да. Да, и в восемнадцать тридцать начинаем первый допрос.

– Вы сами будете его проводить?

– Господи боже, это же есть в приказе! – рявкнул Армстронг. – Вы что, черт возьми, читать не умеете?

– О, извините, – тут же ответил доктор. Все знали, что Армстронг был в дружеских отношениях с «клиентом» и что Кросс приказал ему проводить допрос. – Не хотите ли принять успокоительное, сэр? – заботливо спросил доктор Дорн.

Армстронг грязно выругался и вышел, разозлившись на себя за то, что не сдержался из-за этого паяца-доктора. Он отправился на самый верхний этаж в офицерскую столовую.

– Бармен!

– Сию минуту, сэр!

Быстро принесли его обычную кружку пива, но сегодня эта мягкая темная жидкость, горьковатая, с явным привкусом солода, которая ему так нравилась, не утолила жажды и не освежила рот. Он уже тысячу раз пытался представить, что будет делать, если схватят его и посадят голого в такую камеру. Ведь он знает почти все эти методы, знает, как это делается, и будет начеку. «И у меня выйдет получше, чем у бедного Брайана, черт возьми, – мрачно думал он. – Бедолага знает так мало. Да, но поможет ли то, что ты много знаешь, когда сам окажешься „клиентом“?»

Кожа стала липкой от пота при мысли о том, что ожидает Брайана Квока.

– Бармен!

– Да, сэр, сию минуту, сэр!

– Добрый вечер, Роберт, можно к тебе присоединиться? – Это был главный инспектор Дональд С. С. Смит.

– О, привет. Да… садись, – пригласил Армстронг без особого энтузиазма.

Смит уселся рядом на высокую табуретку у бара и поправил поудобнее руку на перевязи.

– Как оно?

– Как всегда.

Смит кивнул, и Армстронг подумал, как все же тому подходит его прозвище – Змея. Симпатичный, гладкий, хитрый, как гад ползучий, вызывающий то же ощущение смертельной опасности, от которого стынет кровь в жилах, и та же привычка проводить по губам кончиком языка.

– Господи! До сих пор трудно поверить, что это Брайан. – Смит, один из немногих, был в курсе насчет Брайана. – Поразительно.

– Да.

– Роберт, у меня приказ начальника уголовного розыска, самого высокого твоего босса, принять у тебя дело Вервольфов, пока ты занят. И любые другие дела, которые, по твоему мнению, я мог бы вести.

– Все в папках. Номер два у меня – главный сержант Тан-по… Хороший детектив, действительно очень хороший. – Армстронг глотнул пива и цинично добавил: – И с хорошими связями.