– Вид – просто фантастика, а ты красивая, как картинка!

Она рассмеялась:

– Ты тоже и… О, я же не дала тебе выпить, извини… – Она вихрем помчалась в кухню, подол платья разлетался на бегу. – Не знаю почему, но с тобой я чувствую себя школьницей, – крикнула она оттуда.

Через минуту Орланда вернулась с подносом. Керамический горшочек с паштетом, свежеподжаренные тосты и бутылка охлажденного пива.

– Надеюсь, это то, что надо.

Это был «анвайзер».

– Откуда ты знаешь, какое пиво я люблю?

– Ты же сам сказал утром, разве не помнишь? – Переполнявшее ее тепло снова передалось Линку, и было видно, что ему это приятно. – И что ты любишь пить его прямо из бутылки.

Он взял бутылку и ухмыльнулся, глядя на нее:

– В статье тоже про это будет?

– Нет. Нет, я решила, что не буду писать про тебя.

Он заметил, какой она вдруг стала серьезной.

– Почему?

Она наливала себе бокал белого вина.

– Я решила, что никогда не смогу воздать тебе должное, поэтому и писать не буду. К тому же, думаю, тебе не захочется, чтобы это висело над тобой. – Она положила руку на сердце. – Вот те крест и чтоб мне помереть, никакой статьи, все остается в тайне. Ни статьи, ни журналистики, клянусь Мадонной, – вполне серьезно добавила она.

– Ну-ну, зачем столько драматизма!

Она стояла, опершись спиной о перила, и до бетонной площадки внизу было восемьдесят футов[50]. Выражение лица у нее было искренним, и он ей поверил. И почувствовал облегчение. Эта статья была единственным подвохом, единственным, что его настораживало, – статья и то, что она журналистка. Он потянулся и поцеловал ее, намеренно чуть коснувшись губами.

– Скреплено поцелуем[51]. Спасибо.

– Да.

Какое-то время они любовались видом.

– Дождь перестал насовсем?

– Надеюсь, что нет, Линк. Чтобы наполнились резервуары, нам нужно несколько хороших ливней подряд. Так непросто содержать себя в чистоте, а у нас по-прежнему дают воду раз в четыре дня. – Она улыбнулась озорно, как ребенок. – Вчера вечером, когда лило как из ведра, я разделась догола и помылась здесь. Так здорово. Дождь был такой сильный, что удалось даже вымыть голову.

Он представил ее себе голой здесь, ночью, и впечатлился.

– Ты бы поосторожнее. Перила здесь не такие высокие. Не дай бог, поскользнешься.

– Странное дело, я до смерти боюсь моря, а вот высота меня нисколько не смущает. Если бы не ты, мне точно бы не выжить.

– Да ладно! И без меня бы справилась.

– Может быть, но ты, несомненно, спас мою репутацию. Не приди ты на помощь, я точно бы опозорилась. Так что спасибо за репутацию.

– А она здесь важнее жизни, верно?

– Иногда да, да, важнее. А почему ты так сказал?

– Да я вот размышлял про Данросса и Квиллана Горнта. Эти двое постоянно наезжают друг на друга – в основном из-за репутации.

– Да. Ты прав, конечно, – согласилась она и задумчиво добавила: – С одной стороны, они прекрасные люди, а с другой – сущие дьяволы.

– Как это?

– Они оба – люди безжалостные, очень и очень сильные, очень жесткие, знающие и… хорошо разбирающиеся в жизни. – Она густо намазала паштет на один из тостов и предложила ему. Ногти длинные, ухоженные. – У китайцев есть поговорка: Чань цао, чу гэнь – «Пропалывая сорняки, вытаскивай их с корнем». Эти двое глубоко пустили свои корни в Азии, очень глубоко, даже слишком глубоко. Избавиться от этих корней ох как непросто. – Она пила маленькими глоточками вино и трогательно улыбалась. – И вероятно, делать этого не следует, во всяком случае ради Гонконга. Еще немного паштета?

– Да, пожалуйста. Замечательная штука. Ты сама его делаешь?

– Да. По старинному английскому рецепту.

– А почему это будет плохо для Гонконга?

– О, наверное, потому, что они уравновешивают друг друга. Если один уничтожит другого – о, я не имею в виду лично Квиллана или Данросса, речь идет о самих хонгах, компаниях – «Струанз» и «Ротвелл-Горнт». Если одна поглотит другую, то оставшаяся, скорее всего, наберет слишком большую силу. Ни о какой конкуренции не будет и речи. А потом, не исключено, что тайбаня может одолеть жадность. Возможно, он решит покончить с Гонконгом. – Она нерешительно улыбнулась. – Извини… Что-то я разболталась. Это всего лишь мои измышления. Еще пива?

– Конечно, чуть позже, спасибо, но это интересное соображение.

«Да, – размышлял Бартлетт, – я об этом никогда и не задумывался, и Кейси тоже. Неужели эти двое нужны друг другу?

А Кейси и я? Нужны ли друг другу мы?»

Увидев, что она наблюдает за ним, Линк улыбнулся:

– Орланда, ни для кого не секрет, что я хочу заключить с одним из них сделку. Кого бы выбрала на моем месте ты?

– Ни того ни другого, – тут же отреагировала она и засмеялась.

– Почему?

– Ты не англичанин, не вхож в круг «старых однокашников»[52], ты не наследственный член какого-нибудь закрытого клуба, и, сколько бы у тебя ни было денег и власти, все равно решать, что и как, будут «старые однокашники». – Она взяла пустую бутылку и сходила за другой.

– Ты считаешь, мне не добиться успеха?

– О, я не это имела в виду, Линк. Ты заговорил про «Струанз» или «Ротвелл-Горнт», про то, что ты собираешься наладить бизнес с одной из этих компаний. Если ты это сделаешь, то в конечном счете выиграют они.

– Они что, такие крутые?

– Нет. Но это азиатские компании, они здесь свои. Местная поговорка гласит: Тянься´ уя´ ибань хэй – «Под небесами все вороны черные», то есть все тайбани одним миром мазаны, и они будут заодно, чтобы уничтожить чужака.

– Значит, Иэну и Квиллану партнер не очень-то и нужен?

Она помолчала.

– В этом я уже мало что соображаю. Не разбираюсь в бизнесе. Просто я не знаю случая, чтобы приехавший сюда американец добился большого успеха.

– А как же Блицманн, «Суперфудз» и покупка ими контрольного пакета «Эйч Кей дженерал сторз»?

– Блицманн – это просто смех. Все его терпеть не могут и ждут не дождутся, когда он оскандалится. Даже Паг… Пагмайр. Квиллан уверен, что так и будет. Нет, ничего не вышло даже у Купера и Тиллмана. Это были американские трейдеры тех первых дней, Линк, торговцы опиумом – они даже пользовались покровительством Дирка Струана. Больше того, Струаны и Куперы связаны родством: «Карга» Струан выдала старшую дочь Эмму за старика Джеффа Купера. Его прозвали Старый Нос Крючком, когда он на склоне лет впал в детство. Говорят, этот брак стал платой за помощь в разорении Тайлера Брока. Ты слышал о них, Линк? О Броках, сэре Моргане, его отце Тайлере и «Карге»?

– Кое-какие из этих историй нам рассказывал Питер Марлоу.

– Если хочешь узнать, что такое настоящий Гонконг, тебе надо поговорить с Тетушкой Светлые Глаза – это Сара Чэнь, старая дева, тетушка Филлипа Чэня! Вот это личность, Линк, и на язычок к ней лучше не попадаться. Она утверждает, что ей восемьдесят восемь. Я считаю, что больше. Ее отец – сэр Гордон Чэнь, незаконный сын Дирка Струана от его наложницы Кай-сун, а мать – знаменитая красавица Карен Юань.

– А это кто такая?

– Карен Юань – внучка Робба Струана. У Робба, сводного брата Дирка Струана, была наложница по имени Яо Минсу, от которой у него родилась дочь Изабель. Изабель вышла замуж за Джона Юаня, незаконного сына Джеффа Купера. Джон Юань стал известным пиратом и контрабандистом опиума, а Изабель посмертно получила широкую и печальную славу: она играла в мацзян по-крупному и два раза проигрывала все состояние мужа. Так вот, дочь Изабель и Джона Юаня, Карен, вышла замуж за сэра Гордона Чэня. Вообще-то, она была у него вторая жена, то есть, скорее, любовница, но этот брак считался вполне законным. Здесь до сих пор китаец может на законных основаниях иметь сколько угодно жен.

– Это удобно!

– Для мужчины! – улыбнулась Орланда. – Так что эта крохотная ветвь Юаней – потомки Купера. Чжуны и Чэни – от Дирка Струана. Суны, Тупы и Дуны – от художника Аристотеля Квэнса. Здесь, в Гонконге, дети по традиции берут фамилию матери, а мать обычно простая девушка, проданная в наложницы родителями.