– Думаю, да. Сказал, что приедет сегодня, но не знаю, на каком пароме. Я действительно не знаю, тайбань. Если его не будет на последнем пароме в нашу сторону, я вернусь в Макао и немедленно встречусь с ним – при условии, что найду. Позвоню тебе сегодня вечером, сразу после встречи с ним. Кстати, ты не подумал еще раз насчет обоих наших предложений?

– Подумал. Я не могу продать вам контрольный пакет «Струанз». И не могу оставить «Струанз», чтобы заниматься игорным бизнесом в Макао.

– С нашими деньгами ты отобьешь атаку Горнта, ты…

– Уступить контрольный пакет я не могу.

– Можно и объединить оба предложения. Мы поддержим тебя против Горнта в обмен на контрольный пакет «Струанз», а ты будешь управлять нашим игорным синдикатом, тайно, если тебе так хочется. Да, можно и тайно…

Данросс заерзал в своем покойном кресле. Он был уверен: Ландо Мата с Прижимистым хотят воспользоваться тем, что он попал в ловушку. «Как и Бартлетт с Кейси, – беззлобно подумал он. – Какая все же интересная женщина. Красивая, смелая и преданная – Бартлетту. Интересно, знает ли она, что Линк сегодня завтракал с Орландой, а потом был у нее в квартире? Интересно, знают ли они, что мне известно об этих двух миллионах из Швейцарии? Бартлетт неглуп, очень неглуп, и ходы делает правильные, но он широко открыт для атаки, потому что предсказуем, и его слабое место – некая азиатка. Может, это Орланда, может, нет, но наверняка какая-нибудь полная молодости мисс Золотистая Кожа. Квиллан неплохо придумал – использовать ее как наживку. Да. Орланда – прекрасная наживка». Потом он вернулся мыслями к Мате с его миллионами. «Чтобы получить эти миллионы, мне придется нарушить клятву, а этого я не сделаю».

– Кто мне звонил, Клаудиа? – спросил он, ощутив вдруг, как похолодело все внутри. Мата с Прижимистым были единственной его козырной картой.

Она задумалась и глянула на список.

– Звонил напрямую из Токио Хиро Тода. Просил перезвонить, когда у вас будет время. А также Аластэр Струан из Эдинбурга, Дэвид Мак-Струан из Торонто, ваш отец из Эра, старый сэр Росс Струан из Ниццы…

– Дядя Трасслер из Лондона, – проговорил он, прерывая ее, – дядя Келли из Дублина, кузен Купер из Атланты, ку…

– Из Нью-Йорка, – поправила Клаудиа.

– Из Нью-Йорка. Плохие вести разносятся быстро, – спокойно подытожил он.

– Да. Потом еще… – У нее в глазах появились слезы. – Что мы будем делать?

– Ну уж точно не плакать, – объявил он, зная, что бо́льшая часть сбережений Клаудиа вложена в акции «Струанз».

– Да! О да. – Она шмыгнула носом и вынула носовой платок, переживая за него и в то же время благодаря богов. Во-первых, за то, что поступила прозорливо и продала свои акции, когда они еще были в цене. А во-вторых, за то, что не последовала совету главы дома Чэнь, когда тот шепнул всем членам клана, что нужно покупать бумаги «Струанз» в больших количествах.

– Айийя, тайбань, виновата. Я так виновата, простите меня… да. Но ведь все очень плохо, да?

– Ох, верно, девонька, – пропел он с подчеркнутым шотландским акцентом, – только когда помрешь. Не так ли говаривал старый тайбань? – Старым тайбанем называли сэра Росса Струана, отца Аластэра, первого тайбаня, которого помнил Данросс. – Кто еще звонил?

– Кузен Керн из Хьюстона и кузен Дикс из Сиднея. Из родственников – всё.

– Это все они и есть. – Данросс вздохнул.

Семьи звонивших продолжали контролировать Благородный Дом. У каждой был переданный им пакет акций, хотя по законам дома этими акциями голосовал он один – пока был тайбанем. Активы семьи Данросс, унаследованные от дочери Дирка Струана Уинифред, составляли десять процентов; у Струанов – наследников Робба Струана, сводного брата Дирка, – было пять процентов; у Трасслеров и Келли – отпрысков младшей дочери Кулума и «Карги» Струан – пять процентов; у Куперов, Кернов и Дерби, ведущих свой род от американского коммерсанта Джеффа Купера из компании «Купер-Тиллман», который всю жизнь дружил с Дирком и женился на старшей дочери «Карги» Струан, – по пять процентов у каждого; у Мак-Струанов, которые считались незаконнорожденными потомками Дирка, – два с половиной процента и у Чэней – семь с половиной.

Основная часть акций – пятьдесят процентов, личная собственность и наследство «Карги» Струан, – была оставлена в бессрочное управление действующему тайбаню, кем бы он (или она) ни был. Прибыль от этого ежегодно делится следующим образом: пятьдесят процентов тайбаню, а остальное – каждой семье пропорционально их активам, но только по решению тайбаня — так было написано ее твердым размашистым почерком. Если он решит отказать семье в прибыли от моих акций по любой причине, этот прибыток зачисляется в личный фонд тайбаня и может быть использован на любые цели, какие он сочтет нужными. Но пусть все последующие тайбани знают: Благородный Дом до́лжно передавать из одних надежных рук в другие надежные руки, а все кланы переводить из одной безопасной гавани в другую, как определено самим тайбанем, или, клянусь перед Богом, я добавлю свое проклятие к его и оно падет на того, кто подведет нас…

По спине Данросса пробежал холодок, когда он вспомнил, как в первый раз прочитал ее завещание – такое же властное, как и завет Дирка Струана.

«Почему так действуют на нас эти двое? – снова вопрошал он себя. – Почему мы не можем отрешиться от прошлого? Почему по-прежнему должны повиноваться призракам, к тому же не очень добрым?

Я не повинуюсь, – твердо заявил он себе. – Я лишь стараюсь придерживаться определенных ими стандартов».

Он снова посмотрел на Клаудиа: почтенная матрона, крепкая и очень собранная, сейчас она была очень испугана, испугана впервые. Он знал ее всю жизнь, она служила старому сэру Россу, потом его отцу, потом Аластэру и теперь ему с фанатической преданностью, как Филлип Чэнь.

«Ах, Филлип, бедный Филлип…»

– Филлип звонил? – спросил он.

– Да, тайбань. И Диана. Она звонила четыре раза.

– Кто еще?

– Человек двенадцать или больше. Самые важные – это Джонджон из банка, генерал Жэнь с Тайваня, Гэваллан-père[23] из Парижа, Четырехпалый У, Паг…

– Четырехпалый? – переспросил Данросс, окрыленный надеждой. – Когда он звонил?

Она справилась по списку:

– В четырнадцать пятьдесят шесть.

«Может, старый пират передумал?» – заволновался Данросс.

Вчера днем он ездил в Абердин к У, чтобы просить о помощи, но, как и от Ландо Маты, получил лишь неясные обещания.

– Послушай, Старый Друг, – сказал Данросс Четырехпалому на неуверенном хакка, – я никогда раньше не обращался к тебе за услугой.

– В течение многих лет твои предки, тайбань, просили о многих услугах и получали огромные прибыли с помощью моих предков, – ответил старик, стреляя хитрыми глазками. – Услуги? Ети всех собак, тайбань, у меня нет столько денег. Двадцать миллионов? Откуда столько денег у бедного рыбака?

– Вчера из «Хо-Пак» ушло больше, Старый Друг.

– Айийя, ети их всех, кто передает шепотом неверные сведения! Может, я и благополучно изъял свои деньги, но их уже нет. Они ушли на оплату товара, товара, за который я был должен.

– Надеюсь, не за «белый порошок», – мрачно проговорил Данросс. – «Белый порошок» – ужасный джосс. Ходят слухи, что ты им интересуешься. Как друг, не советую этим заниматься. Оба моих предка – Старый Зеленоглазый Дьявол и «Карга» Струан с Дурным Глазом и Зубами Дракона – наложили проклятие на тех, кто имеет дело с «белым порошком», не на опиум, а на все «белые порошки» и на всех, кто имеет с ними дело. – Он, конечно, чуть добавил от себя, зная, как суеверен старик. – Советую не иметь дела с «убивающим порошком». Ведь твой бизнес с золотом, вне сомнения, более чем прибылен.

– Я ничего не знаю про «белый порошок». – Старик выдавил из себя улыбку, показав десны и несколько кривых зубов. – И не боюсь проклятий, даже от них!

– Хорошо, – похвалил Данросс, зная, что это ложь. – А пока помоги мне получить кредит. Пятьдесят миллионов на три дня – это все, что надо!