– Они просто растворились. У нас есть их фотографии, так что мы их поймаем, если они еще не по ту сторону границы.

– Или на Тайване.

Помолчав, Брайан Квок кивнул:

– Или в Макао, или в Северной Корее, или во Вьетнаме, или где-нибудь еще. Министр рвет и мечет, тычет Кроссу Воранским в нос. То же самое творится в Эм-ай-6 и ЦРУ. В Лондоне высокопоставленные цэрэушники проели министру всю плешь, а он передает это по команде. Нам бы лучше поймать этих типов прежде Роузмонта, или мы потеряем всякую репутацию. На Роузмонта тоже давят, чтобы он добыл их головы. Я слышал, американец бросил всех своих людей на поиски, считая, что это имеет отношение к «Севрину» и авианосцу. Он в ужас приходит от одной только мысли о возможном инциденте с авианосцем. – Брайан Квок добавил, уже более резко: – Какая глупость – дразнить КНР, приводя его сюда. Этот монстр – приманка для всех шпионов в Азии.

– На месте Советов я постарался бы кого-нибудь внедрить на него. Возможно, Эс-ай как раз этим сейчас и занимается. Кросс был бы очень рад иметь на борту своего агента. Почему бы и нет? – Верзила-полицейский следил за вьющимся дымком сигареты. – На месте националистов я поставил бы несколько мин и обвинил бы во всем КНР – и то же самое проделал бы на месте красных, только свалил бы все на Чан Кайши.

– Так, скорее, поступило бы ЦРУ, чтобы повесить всех собак на Китай.

– Брось ты, Брайан!

Брайан Квок сделал последний глоток и встал.

– Мне хватит. Пойдем.

– Одну минуту. – Армстронг набрал номер. – Это Армстронг, подготовьте еще один сеанс на семнадцать ноль-ноль для V-11-3. Мне нужно будет… – Он осекся, заметив, что взгляд друга затуманился, а потом остекленел. Армстронг легко поймал его, уже падавшего, и устроил обмякшее тело в кресле. Он был совершенно не в себе и чуть ли не наблюдал за собой со стороны, когда клал трубку обратно на рычаг. Теперь оставалось только ждать.

«Я сделал свое дело», – подумал он.

Дверь открылась. Вошел Кросс. За ним трое агентов Эс-ай в штатском: все англичане, высокого ранга, лица напряженные. Один быстро накинул на голову Брайана Квока плотный черный чехол, легко поднял его и вышел. Остальные последовали за ним.

Теперь, когда все было кончено, Роберт Армстронг не чувствовал ничего – ни угрызений совести, ни потрясения, ни гнева. Ничего. Разум говорил, что ошибки быть не могло, и в то же время отказывался верить, что друг, которого он, Армстронг, знает почти двадцать лет, агент коммунистов. Но, увы, доказательство было неопровержимое. Найденная Армстронгом улика свидетельствовала, что Брайан Квок – сын У Фан-лин, бывшей хозяйки А Там, в то время как из его свидетельства о рождении и анкетных данных следовало, что его родители носили фамилию Квок и были убиты китайскими коммунистами в Кантоне в сорок третьем году. Одна из фотографий запечатлела Брайана Квока рядом с крошечной китаянкой перед аптекой на деревенском перекрестке. Качество фотографии оставляло желать лучшего, позволяя тем не менее прочитать иероглифы на вывеске и распознать лицо, его лицо. На заднем плане была видна старая автомашина. За ней, наполовину отвернувшись, стоял какой-то европеец. Очкарик У признал на снимке нинтокскую аптеку, принадлежавшую семье У. Женщина, по словам А Там, и была ее хозяйкой.

– А мужчина? Кто этот мужчина, что стоит рядом с ней?

– О, это ее сын, Господин. Ее сын, Чу-той. Это ее Второй Сын Чу-той. Теперь он живет у заморских дьяволов за морем на севере, к северу от Страны Золотых Гор, – хныкала старуха из белой комнаты.

– Ты опять неправду говоришь.

– О нет, Господин. Это ее сын, Чу-той. Он ее Второй Сын. Он родился в Нинтоке, и я приняла его собственными руками. Это тот самый второй ее сынок, что уехал еще маленьким…

– Уехал? Куда он уехал?

– В Страну Дождей, а потом в Золотые Горы. У него теперь ресторан и двое сыновей… У него там свое дело, и он приезжал навестить Батюшку… Батюшка тогда был при смерти, и он приехал, как и подобает почтительному сыну, но потом уехал, и Матушка так плакала, так плакала…

– И часто он навещал родителей?

– О, только однажды, Господин, только в тот самый раз. Теперь он живет так далеко, в таких далеких краях, таких далеких краях… Но он приехал, как подобает почтительному сыну, а потом уехал. Я его видела случайно, Господин. Матушка послала меня навестить родственников в ближайшей деревне, но мне стало скучно, я вернулась раньше и увидела его… Он почти сразу уехал. Молодой Хозяин уехал на машине заморских дьяволов…

– Откуда у него машина? Это была его машина?

– Не знаю, Господин. В Нинтоке не было машин. Машины не было даже в деревенском комитете, даже у Батюшки, который в нашей деревне был аптекарем. Бедный Батюшка, он, умирая, так мучился. Он был членом этого комитета… Они нас не трогали, люди председателя Мао, эти чужаки… Да, они нас не трогали, потому что Батюшка, хотя человек образованный и аптекарь, всегда был тайным сторонником Мао, а я никогда и не знала об этом, Господин, клянусь, никогда не знала. Люди председателя Мао нас не трогали, Господин.

– Как его звали, этого сына твоей Хозяйки? Который на фотографии? – спросил он, пытаясь расшевелить ее.

– У Чу-той, Господин. Он был у нее второй… Помню, когда его отправили из Нинтока в… в это гнусное место, в эту Благоуханную Гавань. Ему было лет пять-шесть, и его отправили к какому-то родственнику здесь, и…

– Как звали этого родственника?

– Не знаю, Господин, мне этого не говорили. Помню лишь, что Матушка все плакала и плакала, когда Батюшка отправлял его из дома учиться… Можно я уже пойду домой? Я устала, пожалуйста…

– Когда расскажешь то, что мы хотим узнать. Если скажешь правду.

– О, я расскажу вам всю правду, все, что хотите, все…

– Его отправили учиться в Гонконг? Куда?

– Не знаю, Господин. Моя Матушка никогда не говорила про это. Только, что его отправили учиться. А потом она выкинула его из головы, и я тоже, о да. Так было лучше, потому что он уехал навсегда. Вы ведь знаете, вторым сыновьям всегда приходится уезжать…

– Когда У Чу-той вернулся в Нинток?

– Это было какое-то время тому назад, когда Батюшка был при смерти. Он вернулся только тогда, только однажды, Господин. Разве вы не помните, я же это говорила? Я помню, что я это говорила. Да, как раз когда сделали этот снимок. Матушка очень хотела сфотографироваться, она плакала и умоляла его сфотографироваться с ней… Конечно, когда Батюшки не стало, она почувствовала на себе руку смерти, и ей было так одиноко… Она плакала и плакала, и тогда Чу-той уступил ей, как и положено почтительному сыну. И моей Матушке было так приятно…

– А этот варвар на фотографии, кто он? – Человек стоял вполоборота на заднем плане рядом с машиной у аптеки, и не угадаешь, кто такой, если не знать точно. Европеец, высокого роста, в мятой одежде, ничем не примечательный.

– Не знаю, Господин. Он вел машину и увез Чу-тоя, но и члены деревенского комитета, и сам Чу-той не раз кланялись ему и говорили, что человек этот очень важный. Это первый заморский дьявол, которого я вообще видела, Господин…

– А люди на другой фотографии? Кто они? – Фотография была старинная, почти сепия, на ней жених и невеста в неудобных свадебных костюмах смущенно и печально смотрели в объектив.

– О, это, конечно, Батюшка с Матушкой, Господин. Я же говорила, разве не помните? Говорила много раз. Это Матушка с Батюшкой. Его звали У Тинтоп, а его тайтай, мою Матушку, – Фан-лин…

– А вырезка?

– Не знаю, Господин. Она была прикреплена к фотографии, я ее так и оставила. Ее прикрепила Матушка, а я оставила. Какое мне дело до всех этих выдумок заморских дьяволов или того, что там написано…

Роберт Армстронг вздохнул. Пожелтевшая вырезка из гонконгской газеты на китайском языке была датирована 16 июля 1937 года, и в ней рассказывалось о трех китайских юношах, настолько отличившихся при сдаче экзаменов, что их отправили учиться за счет правительства Гонконга в одну из частных школ в Англии. Имя Каршунь Квок стояло первым. Кар-шунь было официальным китайским именем Брайана Квока.