Отлично! Напишите мне адрес, я за вами заеду. Примерно в полдень?

При мысли об Адели в моей квартирке мне делается чуть ли не более дурно, чем при мысли о спортклубе.

Я пишу в ответ:

Может, лучше встретимся прямо на месте?

Что за глупости! Я буду на машине.

Деваться мне некуда, и я обреченно набираю свой адрес. Не забыть вечером прибраться и пропылесосить! Это, разумеется, глупо. Я мать-одиночка, живущая в Лондоне, – Адель не может не понимать, что я обитаю не во дворце, – но я знаю, что буду чувствовать себя неловко. Хотя не так неловко, как в спортклубе. С другой стороны, все это послужит проверкой новой дружбы на жизнеспособность, а заодно и последним гвоздем в гроб неслучившегося романа между мной и Дэвидом.

Всего один день. Все будет хорошо, уговариваю я себя. Что может пойти не так?

Прием затягивается на лишних полчаса, но когда Энтони наконец выходит из кабинета, он держится заметно спокойней. Тик, конечно, никуда не делся, но его определенно отпустило. Все время, пока Дэвид беседует с его родителями и провожает их к выходу, Энтони то и дело вскидывает на него глаза. В его взгляде так и сквозит неловкое восхищение, хотя он и пытается скрыть его от родителей. Интересно, что такого сказал ему Дэвид, как ему удалось так быстро его к себе расположить? Потом я – с легкой злостью – напоминаю себе, как я сама чувствовала себя в том баре. Он умеет заставить собеседника чувствовать себя особенным. Я была на месте Энтони. Я его отлично понимаю. Мы с ним, судя по всему, легко покупаемся на такие вещи.

Когда Дэвид подходит к моему столу, я делаю вид, будто печатаю какое-то письмо. Он тоже кажется намного спокойней, словно необходимость разбираться с чужими проблемами заставила его забыть о своих собственных. Сохраняю невозмутимый вид. Не знаю, почему я позволила ему вывести меня из равновесия. Но обиднее всего то, что он по-прежнему вызывает у меня мурашки. Когда он рядом со мной, я кажусь себе на редкость неуклюжей.

– Я записал Энтони Хокинза еще на один прием, в пятницу, – сообщает он. – На то же самое время, в три сорок пять. Все данные уже в компьютере.

Я киваю:

– Выставить им счет за лишние полчаса приема?

– Не надо, это моя вина. Я не хотел прерывать Энтони, раз уж он начал говорить.

Интересно, что сказал бы по этому поводу доктор Сайкс? Возможно, Дэвид и хочет время от времени помогать людям на благотворительных началах, но здесь у нас точно не благотворительное заведение. Ладно, это не мое дело. Хотя это был великодушный поступок с его стороны, и это приводит меня в легкое замешательство. Не человек, а сплошное противоречие.

Он подходит к двери своего кабинета, потом разворачивается и быстрым шагом возвращается к моему столу:

– Послушайте, Луиза, мне очень стыдно за то, что я был так груб с вами сегодня утром. У меня было поганое настроение, и с моей стороны очень некрасиво было срывать его на вас.

В своем раскаянии он выглядит таким искренним. Я изо всех сил стараюсь держаться отстраненно.

– Да, это действительно было не очень красиво, – соглашаюсь я. – Но я всего лишь ваша секретарша, так что это не имеет никакого значения.

Я произношу эту фразу холоднее, чем собиралась, и он слегка вздрагивает. Я утыкаюсь в экран компьютера, чувствуя, как бешено колотится сердце. Ладони у меня предательски потеют.

– В общем, я хотел извиниться перед вами.

В его голосе больше нет ни следа былой мягкости, и через миг он уже удаляется в сторону кабинета. Я хочу окликнуть его, уже жалея о своей резкости, но потом вспоминаю, что завтра встречаюсь с Аделью, и этот секрет, в котором я так ему и не призналась, отрезает мне дорогу к отступлению. Рассказать обо всем сейчас? Сверлю взглядом закрытую дверь кабинета. Нет, не буду. Лучше мне придерживаться своего плана. Если наши встречи с Аделью станут регулярными, тогда и скажу.

Мне совершенно необходимо выпить кофе. На самом деле мне сейчас нужно кое-что покрепче, но пока придется ограничиться кофе. Господи, ну почему все так запуталось?

– Господи, какой кайф. Всю бы жизнь тут сидела.

Луиза рядом со мной прислоняется затылком к деревянной стенке и издает блаженный вздох. Мы сидим на верхней полке в парилке, окутанные клубами ароматного пара, скользкие от капелек воды и пота на коже.

– У меня обычно получается высидеть тут максимум минут десять, – говорю я. – Ты, наверное, любишь жару.

Впрочем, время я провожу вполне неплохо; последние остатки напряжения покинули мое тело, поскольку не расслабиться здесь невозможно. Эти два часа прошли просто отлично. Луиза так мило стеснялась, когда я поднялась к ней в квартиру. Ей явно не хотелось, чтобы я заходила внутрь, – собранная сумка с вещами стояла около двери, – но я упросила ее устроить для меня небольшую экскурсию по ее жилищу. Отказаться она не могла: что-что, а грубость точно не в ее характере. Это было мне только на руку, поскольку хотелось увидеть ее квартиру изнутри.

– Пожалуй, это самое близкое подобие отпуска, на которое я могу рассчитывать в этом году, – со смешком бормочет она.

Я тоже закрываю глаза и мысленно прохожусь по комнатам в ее квартире. Гостиная; один телевизор, кремовый диван с бежевой накидкой, прикрывающей просиженные подушки, небольшой след от сигареты на левом подлокотнике. Голубой ковер – практичной расцветки, детоустойчивый. Главная спальня. Небольшая, но двуспальная кровать туда все же влезла. Оклеенные узорчатыми обоями стены. Белый встроенный шкаф. Белый же комод с разбросанной по нему в беспорядке косметикой. Кучка дешевой бижутерии, вываливающейся из небольшой косметички – из тех, что дают бесплатно при покупке крема для лица или в подарочных комплектах. Халат, висящий на крючке с обратной стороны двери, – некогда белоснежно-махровый, теперь же безнадежно застиранный и замызганный, с пятнами не то от чая, не то от кофе на рукавах.

Я научилась не упускать из виду ни одной мелочи. Мелочи очень важны, когда возникает необходимость увидеть определенное место. Квартирка у Луизы малогабаритная. Комната Адама – ее я не стала рассматривать внимательно – намного меньшего размера и представляет собой одно сплошное пестрое пятно, но определенно уютная. Обжитая.

– К тому же, – вновь подает голос Луиза, и я, убедившись, что все необходимое надежно сохранено в моей памяти, внимательно слушаю, – сидеть в парилке всяко лучше, чем убиваться в спортзале. Завтра у меня будет болеть все.

– Зато потом ты скажешь себе за это спасибо, – замечаю я.

– Кажется, я уже, – отзывается она. – Тебе спасибо за помощь. И за то, что не стала надо мной смеяться.

Меня охватывает чувство нежности к ней. Нужно признать, держалась она вполне прилично, учитывая все обстоятельства. Во всяком случае, старалась. Я сегодня не стала выкладываться на беговой дорожке в полную силу, не хотела ее смущать. Сегодняшний поход в клуб был затеян не ради моих тренировок, а чтобы заронить мысль о занятии спортом в голову Луизы. Поскольку весь вчерашний день я провела в постели, все суставы у меня занемели, и размяться было приятно, пусть даже и не в полную силу. Мы устроили легкую кардиотренировку, а потом я стала показывать ей разные тренажеры, которые она отважно перепробовала один за другим в соответствии с небольшим комплексом упражнений, который я для нее составила, чтобы заинтересовать ее мышцы.

– А знаешь, вдвоем заниматься куда веселей, – произношу я таким тоном, как будто эта мысль только что пришла мне в голову. – Может, будешь ходить сюда со мной за компанию в твои свободные дни? – Я делаю паузу и, склонив голову, понижаю голос: – И по выходным, когда я буду приходить одна. В смысле, без Дэвида.

Она бросает на меня взгляд, в котором беспокойство мешается с любопытством, но не спрашивает, почему такая секретность. Впрочем, она и не спросит. Мы пока что еще не настолько сблизились.