– Добрый вечер, Марта, – он слегка коснулся её щеки своей. – Я понимаю, как банально это прозвучит, но вы и в самом деле прекрасно выглядите. – Он по-прежнему улыбался. Удивительная это была улыбка: она начиналась в глазах и как будто постепенно растекалась по лицу, освещая его, чуть подрагивая в уголках губ. И Марте вдруг стало так легко, так спокойно – будто она и впрямь встретилась со старым другом, который всегда поймёт и поддержит. И она задорно ответила:
– Знаете, может, это прозвучит глупо, но вы тоже выглядите великолепно.
Он подмигнул:
– Значит, вместе мы должны смотреться просто идеально. По-моему, отличное начало, как вы считаете?
День был прохладный, но сухой и тихий. Марта предложила немного пройтись, и они не спеша направились вдоль бульвара. Крупный красно-оранжевый кленовый лист, сорвавшись с ветки, плавно опустился прямо ей под ноги. Он был так безупречно красив, что, поддавшись внезапному порыву, Марк поднял его и протянул своей спутнице.
– Какой… совершенный!.. – вздохнула Марта. – Даже думать не хочется, что скоро он пожухнет, свернётся, а потом – и вовсе рассыплется в пыль…
Она огляделась: столько красоты было вокруг. Улыбнувшись, она стала подбирать самые гладкие и яркие из листьев, и вскоре у неё получился целый букет. «И в самом деле, школьники, – пронеслось в голове. – Только портфелей не хватает». Она обернулась к Марку:
– Тысячу лет вот так не гуляла. А вы? – Она держала собранные листья сразу двумя руками, прямо перед собой; пестрым пятном они выделялись на фоне её тёмно-синего плаща.
– Я люблю гулять… – Он слегка запрокинул голову, взгляд его устремился куда-то поверх домов и деревьев. – Кроме того, прогулки – это ведь часть моей работы. Вы не представляете, сколько удивительных вещей можно обнаружить, если хотя бы чуть-чуть приглядеться. Вот, например… – Он остановился, чуть повернул Марту в нужном направлении. – Если посмотреть сквозь эту арку, создаётся впечатление, что она – начало аллеи, получается как бы аллея из камня и дерева, особенно если учесть, что на переднем плане – тоже ветка, и вот создалась необычная перспектива… Но самое интересное – это, безусловно, люди: их лица и позы часто в сотню раз красноречивее самых правильно подобранных слов. Вы ходите на фотографические выставки?
На подобной выставке Марта была лишь однажды, это были работы одного знаменитого фотографа, тоже французского, – она забыла его фамилию. Многие кадры тогда поразили её меткостью, с какой автор схватывал ситуацию, – будь то сцена с людьми или без. На одном снимке – он так и назывался: «Шахтёр» – её потрясло выражение глаз молодого человека на переднем плане: смесь покорности судьбе и вызова, мудрости и какой-то безысходности. Она совершенно точно понимала, что Марк сейчас имеет в виду и, отвечая на его вопрос, оказалась на одной с ним волне.
Они продолжали идти рядом. Марк рассказывал о своей работе, о том, что видит он через свой объектив, что хочет показать. Рассказывал о своих выставках, об успехах и неудачах; и о других фотографах – об их работах, идеях, стилях. Марта больше слушала, изредка вставляя короткий комментарий или отвечая на вопрос. Ей казалось, что каким-то непостижимым образом она и сама всё это видела, – так близки оказались ей многие вещи.
Они устроились в небольшом ресторанчике за круглым столиком на двоих. Марта чувствовала, как то ли от бокала красного вина, что она выпила во время ужина, то ли от перехода в тепло, – к концу прогулки она успела порядком озябнуть, – а может быть, от чего-то ещё её тело расслабилось, а все мысли куда-то улетучились. Было только здесь и сейчас – и больше ничего. Она тоже стала рассказывать: о себе, о своей жизни. Исподволь, не задавая прямых вопросов, Марк расспрашивал её об отношении к самым разным вещам, её ценностях, представлениях о важном и о второстепенном. Закрытая для посторонних и непросто сходящаяся с новыми людьми, Марта, к своему удивлению, легко и свободно обсуждала самые разные вопросы, делилась сомнениями, планами.
«Вот уж точно, бывшие одноклассники, – снова подумала она. – Как всё-таки здорово общаться с человеком на одном языке». При этом она внезапно осознала, как давно они не говорили просто так, по душам, с мужем: всё какие-то дела, заботы, да и возвращается он по вечерам часто поздно. Она попыталась вспомнить, когда в последний раз они, как бывало ранее – сидя в обнимку, шептались обо всём на свете. «Неужели, когда человек всё время рядом, наступает подсознательное ощущение, что всё ещё успеется?». И снова «на потом», «на будущее»… Будущее уже наступило… да, наступило.
Марта взглянула на часы, с огорчением подняла глаза:
– Уже поздно. К сожалению, мне пора… – И добавила с улыбкой, почти счастливой: – У меня давно не было такого замечательного вечера. Спасибо за прогулку и за беседу.
Марк смотрел на неё молча, без улыбки, но тепло.
– Это я вас должен благодарить.
Марта в который раз подумала, какая необычная у него манера говорить – не то, чтобы официальная, а какая-то книжная, что ли. «Русский, наверное, уже стал для него иностранным…»
– Меня-то за что?
Он не ответил, только продолжал задумчиво смотреть на неё. Марта отвела глаза, стала собираться. Сегодня из детского сада Мишу забрала её мама, так что ей и в самом деле нужно было торопиться: сначала – за сыном, потом – домой. Когда Марта обратилась с этой просьбой, мать удивилась, но как ни странно, не стала ни о чём расспрашивать, только, согласившись, добавила, что рада возможности побыть с внуком.
Ещё довольно молодая, на пенсию она, в отличие от многих своих приятельниц, не спешила, при этом, кроме работы, находила время и на издавна любимые ею театры, и на книги, и даже на лыжные прогулки зимой. Она и дочери с детства старалась привить вкус к искусству: почти каждые выходные они обязательно шли то в музей, то на концерт или на спектакль, а то и просто гуляли по старой Москве, приобщаясь к истории тысячелетнего города. Вот только целенаправленно заниматься тем же рисованием или музыкой не оставалось времени: в детстве Марта довольно серьёзно занималась художественной гимнастикой, и втолкнуть в расписание что-то ещё было попросту невозможно, а, как справедливо рассуждала мать, спортивная активность ребёнку нужнее, чем после сидения в школе и за уроками снова сидеть где-то ещё.
Собственно, во многом именно гимнастика определила и фигуру, и сохранившуюся все эти годы подтянутость Марты, даже несмотря на отсутствие спорта. К тому же природа была щедра к ней: гибкость, пластичность были у девочки от рождения – оставалось только развивать уже заложенное. Гимнастику Марта тоже любила:
ей нравилось ощущать своё тело подвижным и послушным её малейшим желаниям, красиво двигаться под красивую музыку. А ещё – те непередаваемые ощущения, когда то, что сначала не давалось, становится понятным и привычным, когда от простых движений постепенно переходишь к всё более сложным, когда то, что ещё недавно казалось невозможным, недостижимым, оказывается лишь пройденным этапом долгого и интересного пути.
Но как и большинство школьников, и сама Марта, да и её родители, рассматривали спорт только как полезное занятие для ребёнка, не предусмотренное в графике «взрослой» жизни. Поступая в университет, Марта расставалась со спортзалом без сожаления. А там уже началась совсем другая жизнь: новые знакомства, новые предметы, новые развлечения и интересы. После встречи с Борисом ей и вовсе ничего из этого стало не надо: она так любила его, что каждый час, проведённый не с ним, казался ей пустым и бессмысленным; и вот дальнейшие замужество и материнство окончательно заполнили её расписание. И всё же иногда она скучала по своему детскому занятию: вспоминала запах ковра и пудры, голос тренера в гулком зале, стук булав и мяча. А какой неимоверно вкусной казалась после тренировки вода, которую они с девчонками пили прямо из-под крана!..
В её недавних словах, сказанных Борису, о том, что она тоже будет ходить в спортзал, кроме горечи от несправедливого распределения их ролей была и накопившаяся тоска тела по удовольствию быть гибким и сильным; тоска по физической разрядке после трудового дня.
