Второе сыграло огромную роль в судьбах последующих поколений.
Человечество пыталось разгадать причины такой напасти, которая периодически становилась катастрофической. Религиозные философы объясняли зло вмешательством «нечистой силы», начавшей действовать одновременно с силой Божьей. Это ничего не могло объяснить, поскольку во всё вмешивалось светлое желание разумно понять глубины явления, ведущее к покорению окружающего мира, но ещё не имеющее сил.
Во взаимоотношениях образовавшихся наций проявилась неприязнь ко всему живому, непохожему. Даже в мелочах. Его назвали племенным. Это был очередной этап войны между растущим разумом и чувством. Ум считал, что его место – первое в поисках нового, а значит, он имеет высшее право на существование. Стало ясно, что все беды, подстерегающие человека, происходят из-за половинчатости его природы. Человек был мыслящим животным.
Невольно встает вопрос: нужен ли был разум для дальнейшей жизни человеческого существа? Он ничего сущего в ходе своего появления и первоначального развития не изменил. Не мог спасти от уничтожения представителей собственного вида и даже рода. Однако вычеркнуть его – значит зачеркнуть человека. В этом существе развились заложенные многообразные качества, и всё шире открывалась перед ним панорама неизведанного. Оно порождало множество непредугаданных извращений: себялюбие, ложь, тщеславие, лицемерие. Наконец, собственность. Это качество пытается доказать совместимость нечистого чувства и чистого разума. Ложь в соединении с правдой затрудняет взгляд на дальнейший путь человечества.
По мере такого развития стали возможны всё большие столкновения себялюбивых сил. Последующая история человечества – кровавые войны друг с другом, а также бескровные войны с собственным пороком. Добро и зло не могли достичь между собой согласия из-за неуправляемых разумом чувств и вспыхивающих страстей. Ум мог только извещать об уже случившемся.
Войны, не обращая внимания на возникшую мораль, развивали злую энергию людей. Опыт и характер народов утверждали хозяйские и рабские чувства.
Проповедники добра пошли против такого изоляционизма и основывались на спасительных законах нравственности, соединяющих человека с общим чувством ответственности. Люди стали понимать: ребёнок, живущий чистым чувством, прав, поскольку он – существо будущего не только в физическом, но и в нравственном отношении.
Гордыня уже не отдельного лица, а племен и государств, проявления боевой отваги, благородное рыцарство возводили властность в высокую норму, которая была в каждом случае односторонней и проигрывала в борьбе с противником, даже если тот бывал побеждён. Дис комфорт и желание поверженного мстить вызывали поиски выхода посредством причинения зла. После временного удовлетворения победителя такое желание снова приносило страдания.
Конфликты инакомыслия, рождённые образовавшейся личностью, также не могли найти соразмерного с чувством понимания. Ум, несмотря ни на что, находил возможности для своего развития. В одних случаях разум мотивировал чувство, в других оно подталкивало разум к взаимному удовлетворению. Сказывалась власть над вещью и над человеком, удовлетворяющая чувство собственности. Оно доминировало над знанием и находило новые способы утверждения – отчуждение от других, лукавство и умолчание, якобы могущие одержать победу в борьбе за возникающие цели.
Ложь казалась более лёгким способом достижения желаемого. Многообразие впечатлений, искусственно возведённое в «общий знаменатель», снова вело к нетерпимости одних по отношению к другим и прикрывало фальшивую победу. Так казалось. На самом деле ложь приводила в лабиринт с высокими стенами, и человек продолжал искать выход.
Нужна была помощь. Ею стало, согласно Библии, вмешательство Высшей силы, понимаемое как убедительное наставление справедливости и разума, а также направления чувств. Библия говорит о четырех случаях такого вмешательства или попыток извлечь резервы человеческого духа. Сначала было созидание мыслящего человека. Высшая сила знала, что его греховности не избежать, и поэтому Бог, – так называем созидающую силу, – изгнал его из идеальной среды, где могло быть лишь бездумное существование.
Не помогло.
Было предпринято ещё одно действие, карающее всё греховное человечество – потоп. Оно значило, что Создатель хотел испытать возможности человека в борьбе с опасностями его существования.
Не помогло.
Это были целительные наказания, но человек убеждался только в том, что он остаётся прежним, и продолжал ощущать растущие проблемы в своём развитии.
Явились существа высшего знания: Моисей, Христос, Магомет и Будда. Они предстали в близком каждому будничном, – не ангельском! – обличии. Христос заявил о себе как основатель новой морали и нравственной силы. Его слово вошло в первоисточник – Новый Завет. Это были пророчества о возможностях человеческого существа, но не того времени, а будущего.
Такие пророки оставались мудрыми людьми своего времени, уникальными существами, которых ранила беспомощность людей. Нужен был свод спасительного просвещения. Они стали посредниками между настоящим и будущим человечества, дабы он осознал своё несовершенство.
Первый носитель нравственных заветов, Моисей, возвестил слова Торы: «Не убивай, не прелюбодействуй, не кради, не лжесвидетельствуй, не желай жены ближнего своего, дома, поля…» («Второзаконие»: 5.17.23; 5.12.23). Это был результат осознания человеком своей особой роли созидателя и хранителя. Моисей основал секту левитов, говоря современным языком – священников, наделив их соответствующими полномочиями. Народ, – евреи, – подвластные левитам, должен был подчиняться правилам употребления только определенных видов пищи, одежды, образа поведения, соблюдения условных обрядов. Нарушение считалось уходом от веры. Наказания грешников были разрешены и породили не постижение веры, но страх – духовное развитие путём принуждения: «Выведи мужчину или женщину, которая сделала зло сие, и побей их камнями до смерти» («Второзаконие»: 17.5).
Были нарушены основополагающие чувства добра. «Второзаконие» говорит, что Бог наказал Моисея за проповедь насилия, запретив ему окончить свою жизнь на земле Палестины. Его тело было похоронено вблизи Иерихона на границе объявленной им иудейской земли.
Несмотря на это, последователи иудаизма продолжали учинять физическое насилие над людьми, не соблюдающими религиозные абсолюты. Завет «не прелюбодействуй!» они применили с насилием, и только последние поколения поняли, что такой поступок может потерять свою греховность, когда любовь станет отражением духовной, а не только чувственной общности мужчины и женщины. Однако эти заповеди и их практическое применение живы и поныне.
Иудаизм и ислам сохраняют правила жизни давнего прошлого. Оба учения считают, что будущее должно быть неизменяемым и этим воспитывают ксенофобию. Упомянутые религии глушили истину, а разум познавал, что должен быть свободным. Тогда он овладеет будущим. Г. Гегель сказал: «Zur Grunde kommen ist zur Grunde gehen» («прийти к основанию – значит прийти ко дну»). Большинству людей было трудно воплотить это. Они заменили сущность формой.
Она стала символом слепой веры, практически отчуждения людей друг от друга.
Иудаизм отражает внешнюю сторону поступков, – а не суть поведения! – враждебную тем, кто отвергает созданные им стены между людьми. Иудеи оправдывались и велели человеку отдалиться от людей, не уважающих эти преграды. Методом изоляции стали религиозные формальности. Замкнутый образ жизни отдалился от противоречий, и они казались менее влиятельными. Проповедники фундаментальных религий – иудаизма и исламизма – считают, что надо служить Богу, но не человеку. Вера в Бога была принята чувством, а разум оставался неудовлетворённым. Фанатизм такой религии затормозил развитие людей. Сегодня он говорит о зле, живущем во всех проявлениях – политических, религиозных и бытовых.
Другие проповедники пошли против такого изоляционизма. Они основывались на спасительных законах нравственности, соединяющих человека с человеком общим чувством ответственности. Люди стали лучше понимать уже дошедшую до них истину, что ребёнок, живущий чистым чувством, всегда прав, поскольку он – существо будущего. Значит, открыта дверь разуму. Его развитие может привести к синтезу зарождённого и развившегося, то есть к оптимальному сочетанию возможностей.