— Хватит с вас и одного. Второго не дам!

Правда, скоро немцев отбили, и Глеб вернулся домой. Он вошёл в кухню как ни в чём не бывало, словно после рабочей смены. На нём была промасленная тужурка. Он снял сапоги, добрался до кушетки и проспал почти сутки.

Теперь Толик не отставал от Глеба ни на шаг. Нет, второй раз его уж не проведут! Вместе с помощником машиниста и кочегаром он натирал до блеска видавший виды «Эх-1320» и даже ездил в короткие поездки, выполняя роль помощника кочегара.

В мае 1919 года стало тревожно. Обстановка накалилась. С юга наступали белогвардейцы. Большинство рабочих депо ушло на фронт.

Однажды на рассвете Толик услыхал гул отдалённой канонады. Глеб объяснил, что белые находятся в девяти верстах от станции. Днём он забежал пообедать и прихватил какой-то свёрток.

— Сейчас уходим с последним эшелоном. Прощайте…

Толик незаметно выскользнул из комнаты и напрямик, через огороды, побежал в депо. «Эх-1320» там не оказалось. Он стоял на вокзале под составом, готовый к отправлению.

Водокачку уже взорвали. Красногвардейцы закладывали фугасы под опоры вокзала. В теплушки наспех грузили пулемёты, боеприпасы, раненых. На носилках мимо Толика две сестры милосердия пронесли бойца. Одна из них споткнулась и едва не упала.

— Давайте, тётя, я вам помогу, — подбежал Толик.

Раненого внесли в вагон, и мальчик там и остался. Подавая одному раненому пить, укрывая другого, принимая в вагон новых, он выигрывал время до отхода поезда.

Ждать пришлось недолго. Грохот разорвавшегося невдалеке снаряда заменил сигнал отправления. Поезд тронулся. Через минуту стены вокзала осели от взрыва. «Эх-1320», натужно посапывая, набирал скорость. На стыках колёса отбивали дробь, словно спрашивая: «А ты куда? А ты куда? А ты куда?!»

— Беляков бить, куда же ещё! — ответил Толик колёсам.

Когда, по его подсчётам от Лозовой отъехали не меньше пятидесяти километров, он вышел из вагона поразмять затёкшие ноги. Теперь возвращение домой было невозможным. Толик подошёл к паровозу и, ловко схватившись за поручни, одним махом поднялся в будку. Брат у котла рассматривал показания на манометре. Толик кашлянул..

— Ты? — растерялся Глеб.

— Я…

В Харькове паровоз отцепили от состава и отправили в депо. Глеба куда-то вызвали. Часа через два он возвратился и сказал, что его назначили машинистом на бронепоезд.

Шли пешком почти через весь Харьков. К вечеру разыскали командира бронепоезда в пассажирском вагоне, стоявшем в маневровом тупичке.

— Назначен к вам машинистом, — доложил брат.

— Отлично. Давно ждём тебя. — Командир встал и протянул руку. — А это что за пузырь?

— Я с братом…

— Нет, дорогой, так не годится. Бронепоезд не приют, детям здесь не место.

— Не отправлять же мальчишку домой, — вмешался военный в казачьей бурке, оказавшийся комиссаром. — Пропадёт он в дороге. Пусть остаётся.

Бронепоезд был уже готов. Ждали из Питера специальную броню для площадок. Глеб принял паровоз, и оба брата проводили на нём все дни, устраняя недоделки и неисправности. Наконец получили долгожданную броню, а вместе с ней пришла и весть о подходе белых.

Товарищ доктор

Вечером всех собрал новый командир Ачкасов.

— Товарищи, — глухо сказал он, — нам предстоят жаркие бои. Хочется познакомиться с вами поближе, чтобы мы лучше знали друг друга.

Слова командира понравились бойцам. Он шёл вдоль рядов, спрашивая у каждого: имя, откуда родом, военная специальность.

— А ты, боец, чему обучен?

— Умею стрелять из винтовки и пулемёта! — отчеканил Толик.

— Сколько ж тебе годов?

— Шестнадцать…

— Не много ли? Да ты не опускай глаза. Брехать, брат, не годится, коль собрался воевать за правое дело.

— Четырнадцать, — прошептал Толик пересохшими губами.

— Ладно, воюй, — прогудел Ачкасов. — Позаботься, комиссар, чтобы мальчонку к делу пристроили.

В тот же вечер комиссар вызвал Толика к себе.

— Подумали мы с командиром и решили произвести тебя в санитары. Работа не мудрёная: ранят кого — перевяжешь, а убьют — глаза закроешь. Отец у тебя доктор, мать акушерка — значит, и тебе идти по семейной линии. Зайдёшь к начальнику вооружения, получишь «люис». Пулемёт отличный. Изучи его, в бою пригодится. Ещё сходи в больницу да попроси, чтобы тебя научили делать перевязки. И бинтов достань заодно, а то у нас своих маловато. На-ка, возьми мою фуражку. Что, хороша? Носи на здоровье, твоя уже всякий вид потеряла.

Надев флотский бушлат и новую фуражку с красной звездой, туго перетянувшись пулемётными лентами, Толик отправился в земскую больницу постигать тайны медицинской науки.

— Кто тут будет у вас врач? — решительно спросил он у пожилой женщины в белом халате.

— У нас два врача. Вам какого?

— Самого главного.

Через несколько минут вышел старичок в белом халате и такой же шапочке.

— Чем могу служить?

— Научите меня делать перевязки.

— Пе-ре-вязки? — Брови врача поползли на лоб. — Это для какой же цели, смею спросить?

— Я с бронепоезда. Меня санитаром назначили. Научите, пожалуйста, товарищ врач.

— Ну, это другое дело, — быстро заговорил старичок. — Это, безусловно, очень, очень нужно. Елена Андреевна, — обратился он к пожилой женщине, — преподайте юноше несколько уроков. Желаю успеха! — закончил он и ушёл, запахивая на ходу халат, Елена Андреевна оказалась доброй и словоохотливой женщиной. Она показала Толику, как надо делать различные перевязки, останавливать кровь и накладывать жгуты. Пальцы её действовали ловко, без суеты и лишних движений. Из больницы свежеиспечённый «доктор» вышел уверенной походкой, перекинув через плечо сумку с красным крестом, набитую до отказа.

Перед самой отправкой на фронт Ачкасов уточнил обязанности четырнадцатилетнего санитара:

— Будешь с братом на паровозе. Бери с собой медицинскую сумку да пулемёт. Понял? Ну, а чего не понял», сама жизнь подскажет. Правду я говорю, машинист?

— Так точно, товарищ командир, — улыбаясь, отрапортовал Глеб. — Мы с Тольчей не подведём!

Боевое крещение

Бронепоезд, словно зелёная крепость, ощетинившись жерлами орудий и тупорылыми пулемётами, стоял под Курском на запасном пути. На его бортах была выведена белой краской надпись: «Смерть или победа!»

Белые ожесточённо рвались к Москве. Силы были неравные. Отступая, наши вели тяжёлые, кровопролитные бои. Бронепоезд получил приказ прикрыть отход красных частей вдоль линии железной дороги.

Шла осень тысяча девятьсот девятнадцатого года. Лучи раннего солнца золотили ещё не испещрённую пулями броню. Поставив пулемёт в угол, Толик припал к смотровой щели. Бронепоезд медленно шёл вдоль железнодорожного полотна. Из лобового пульмана передали: впереди два бронепоезда белых. Толик не слыхал команду и, когда выстрелило первое орудие, так дёрнулся от неожиданности, что больно ушиб голову. Уши словно забило ватой. За первым выстрелом последовал второй, третий…

Глеб стоял у котла, положив левую руку на регулятор. Спокойствие брата невольно передалось и Толику. Стало не так страшно.

Меняя скорость, бронепоезд шёл вперёд. Командир высунулся из смотровой башни.

— Ай да артиллеристы! Первому прямо в котёл угодили! Даёшь полный!

Глеб нажал на регулятор. На повороте Толик увидел в бойницу два бронепоезда белых. До них было не больше версты. Паровоз одного был окутан облаком пара. Следующий снаряд разорвался прямо на башне передней площадки. Второй взял его на буксир и потянул назад.

В этот момент наблюдатель доложил: «Справа кавалерия противника!» Толик схватил свой «люис», перебежал к правому борту и открыл задвижку. В конном строю на бронепоезд скакали казаки. Толик просительно посмотрел на командира. Поняв его взгляд, Ачкасов кивнул: давай, мол, разрешаю! Быстро просунув в люк ствол пулемёта, Толик тщательно прицелился.