— Пусть полежит, — сказал он, — может, зазеленеет.

Парень, из тех, что были с гитарами, не выдержал и пододвинул красненькую официанту.

— На все, — сказал он.

Сколько же это будет пива? Я стал в уме подсчитывать, потом вслух стал считать желтые букетики на черном свитере Голубовой.

— Послушай, — сказала она.

— Что?

— Тебе не надоело?

— Считать? Нет.

— Это сборище.

— А что я могу сделать?

— Не знаю, — посмотрела она на меня долгим взглядом. Потом спросила:

— Где ты познакомился с Ладеной?

— Так… в библиотеке.

Подняв глаза, я убедился, что ответ ее удовлетворил.

Я оглянулся на Ладену. Что, если к ней подсесть? Но этого мне не хотелось.

— Ты часто сюда ходишь? — спросил я у Голубовой и предложил ей сигарету.

— С компанией… Так — нет. В «Бибиту» я бы как-нибудь сходила. Только вниз. Туда, где танцы. Знаешь?

— Примерно представляю.

— Можно как-нибудь сходить. Ты ведь там не был?

— Да, но когда? Теперь уж не получится, — принял я сокрушенный вид и пододвинулся к ней совсем близко.

Она широко открыла глаза, немного удивившись, когда я коснулся ее ноги коленом, но не шелохнулась. Все складывалось наилучшим образом. Я только ждал, когда она спросит, почему теперь не получится, почему нельзя нам как-нибудь сходить в «Бибиту».

Ждать пришлось недолго. До той минуты, когда я стал гладить ее по руке.

— Много приходится заниматься, — начала опять Голубова. — Мне тоже. Но в воскресенье можно бы, пожалуй, выбраться.

— Ив воскресенье нет, — сказал я и стиснул руку, которую она не убрала, потом отпустил руку и попытался обнять Голубову за талию. — Честно, я бы сходил, но теперь не получится. В пятницу я женился.

Я не очень верил, что ее это остановит, но я хотел, чтобы остановило. Правда. Вышло по-моему. Я вдруг почувствовал, как она вся напряглась.

— Женился?! — вытаращила она глаза. — Трепись! Так я тебе и поверила!

— Как знаешь, — ответил я невозмутимо. — А только это правда. Вот — паспорт, — полез я в карман. — В пятницу мы с Ладеной расписались.

— С Ладеной? Анекдот! — выкрикнула Голубова, встала из-за стола и начала размахивать моим паспортом. — Ребята, слышите? Ладена вышла замуж! Эти двое расписались!

Парень с гитарой перестал петь и заморгал.

Ладена, поднявшись, прислонилась спиной к стене. Взгляд ее отыскивал меня. Она была взбешена, как если бы ее оплели, одурачили. Смириться с мыслью, что я осрамил ее перед компанией, было для нее невыносимо. Она хотела засмеяться, но в глазах стояли слезы.

— Пошли домой, — глухо сказала та, что была в свитере.

Я свесил голову. Теперь, кажется, я подвел всему этому окончательный итог…

13

Я не решался прервать молчание.

Оно длилось долго. Слышно стало, как вдали задребезжал трамвай. Он ринулся к островку пустынной остановки, неподалеку от кафе «Избушка».

Постоял немного и тронулся. Полупустой.

Ладена оглянулась на него и сказала сдавленно:

— Ты мог бы сесть. Это двадцатка.

Была промозглая темень. Под каждым фонарем белели остатки снега. Я поднял над светлой водолазкой воротник полушубка, но голова оставалась открытой. Лоб у меня горел — и я не чувствовал ветра.

«Наплевать на трамвай», — подумал я и сказал:

— Мне надо с тобой поговорить. Я ищу тебя с самого того идиотского вторника. Поэтому я здесь.

— По-моему, это ни к чему… — чуть слышно отозвалась Ладена.

— Что ни к чему? Ты хочешь, чтобы я тебе все объяснил?

— Твои ораторские упражнения меня не увлекают. Ты их уже продемонстрировал в «Избушке».

— Ты злая!

— Ничуть! Я обещала маме, что мы разведемся. Она не может слышать фамилии «Соботка» — выходит из себя. О чем же еще говорить?

— Не делай из мухи слона!

— Кто делает из мухи слона? — запротестовала Ладена. — Кто мне устроил в пятницу скандал из-за Рихарда? Кто подослал к моей маме юриста? Это же курам на смех! Твой перепуганный папуля, и его страхи, что сынок скомпрометирует себя с девицей из неблагополучной семьи, и это твое размахиванье паспортом!

— Я им не размахивал…

— Вы все, вся ваша семья, умеете только срамить людей. Больше вы ни на что не способны!

— Ты же сама этому не веришь.

Я покосился на нее украдкой. Вид у нее был подавленный.

— Прости! — легонько тронул я рукав ее пальто. — Я хочу тебе объяснить все это…

— А я на все это плюю.

Она повернулась и хотела уходить.

Я стиснул ее руку:

— Ладена! Ты нужна мне!

— Для чего?

Я молчал.

— Ну говори! Согласен подписать развод?

— Возможно, — коротко ответил я. — Это от тебя будет зависеть.

— Ты говоришь, как страховой агент.

— Не надо! — повысил я голос и сделал умоляющее лицо.

— Вон идет твой трамвай, — предупредила она.

— Не надо, говорю тебе!

Мы постояли молча, глядя в землю, пока он не тронулся. Потом взглянули друг на друга.

— Только сначала мне хотелось бы услышать что-нибудь о Рихарде, — сказал я. — Это — мужчина! Настоящий мужчина, правда?

— Чего ты добиваешься? — опять вывел ее из равновесия мой агрессивный тон. — Хочешь знать, какой он был любовник?..

Она стала смеяться — сначала тихо, потом все громче, громче…

— Угомонись! — сказал я. — Пойми, я целую неделю мучусь над вопросом, что у тебя с этим Рихардом и почему ты позвала его на свадьбу.

— Ты ездил в горы, так что не придуривайся!

— А что, в горах нельзя ни о чем думать?.. Слушай, Ладена, — начал я немного хладнокровнее, — по-твоему, я ревнивый, эгоистичный…

— Зачем? Ты — баба!

— Почему? Какие у тебя основания для такого вывода?

— Скажите! Основания!… Я что — слепая и глухая? И что тебе дался этот Рихард? Ну был у меня такой эпизод.

— Был?

— Да.

— А зачем ты позвала его на свадьбу, объясни мне.

— Если ты хочешь иметь дело с девушками, то надо их хоть сколько-нибудь понимать, дружок.

— И все-таки? Можно ведь мне ответить.

— Хотела ему отплатить… Только и всего.

— Отплатить?

Она кивнула.

— Я не переношу, когда мужик меня унижает. А это было как возмездие. Он должен был своими глазами убедиться, что я счастлива, что компенсация достойная, — чтоб сожалел, бесился и немножко мучился, как тогда мучилась я.

— Так ты его любишь?

— Теперь это уже в прошлом.

— Ты не могла бы рассказать подробнее?

— Сейчас — нет. Когда сама этого захочу. Я все делаю, когда сама этого хочу. Я — это я.

Что можно было возразить? Не было ни решимости, ни аргументов затевать полемику. «Ну ничего, придет и мое время», — утешил я себя. С некоторым облегчением окинул взглядом улицу — как-никак, объяснение все-таки было дано.

— Здесь холодно, — взглянул я на Ладену. — Может, мне проводить тебя?

Она пожала плечами.

— Насколько я был счастлив, настолько же был глуп! — постояв немного, прижался я головой к ее воротнику.

— Не прикидывайся дураком, Алеш. И вообще… Глупость не оправдание. В суде, во всяком случае, нет.

— Ловчишь?

— Ничуть. Тебе известно, какая я. Зачем строить иллюзии?

— Ты химик! И не понимаешь, как мне тяжело смириться с мыслью, что тебя целовал этот пижонишка…

— В конце концов, мне двадцать второй год, и я не совершила ничего такого, что не сообразно с моим возрастом. И не рассказывай мне сказки, что…

Я зажал ей ладонью рот.

— Об этом мы однажды уже говорили… А Сид?

— Семицкий? Позер. Но ведь у каждого парня — свои недостатки. Есть у меня и более неприятные товарищи по курсу.

Я пожал плечами, но не успокоился, пока не спросил:

— А это тоже поза, что он пристает к тебе?

— Пристаю к нему я, если хочешь знать.

— Ты? Я потрясен.

— Тебе не нужен калькулятор. А у него есть дядя, который может раздобыть эту машинку за полторы тысячи. Найти ее невозможно, а если попадется, то готовь три тысячи.