Придется оговориться: колокольни в церкви Покрова в XII веке не было, потому что тогда на Руси не было колоколов. Они появились в Западной Европе, и только в XIII веке, а на Русь пришли еще позже. Но и сам этот храм стал своего рода «звуком» – молитвой в камне, для которой важны не только слова, но и мелодия, и ритм. Не случайно на его западном, самом значительном фасаде находится скульптурный рельеф с изображением царя-пророка Давида, играющего на псалтири – струнном музыкальном инструменте, похожем на арфу (илл. 10). Слово «псалтирь» перешло и в название сборника, включающего более 150 молитв для чтения и пения – псалмов.

Церковные песнопения звучали не только внутри, но и снаружи, у стен этого храма. Особенно часто – во время крестного хода на Пасху, который повторяется затем ежедневно в течение всей пасхальной седмицы (недели). Крестный ход с пением и чтением Евангелия проводился здесь также по особым случаям. И в первую очередь – в день престольного праздника, Покрова Пресвятой Богородицы. Праздник отмечается по церковному календарю 1-го (по новому стилю – 14-го) октября.

Но основное богослужение, конечно, всегда проводилось внутри храмового здания. Войдем в него и постараемся увидеть, продолжится ли ощущение чуда от созерцания внешнего вида этого храма в его интерьере.

Первые впечатления не радуют. Слева взгляд натыкается на глухую, выкрашенную белой масляной краской дверь. Справа – на киоск, называемый в народе «свечным ящиком», который тоже существенно перегораживает пространство. Зато свод над ними, как говорят в таких случаях реставраторы, «родной», то есть он находился в храме изначально. На нем располагаются хоры, от греческого слова хшра – «пространство», «место». Это, действительно, место, где стояли князь и его свита, аналог балкона. Оказывается, за белой дверью – лестница, ведущая туда. Она занимает практически весь левый угол храма. Появилась она здесь в конце XVIII века, раньше на хоры входили с внешней стороны стены, по галерее. Этим, кстати, объясняется шокирующее вначале «явление» на южной стене, снаружи, двери, которая находится на несколько метров выше цоколя храма (как будто люди раньше умели летать) (илл. 11).

Однако это снаружи. А здесь – ощущение тесного коридора, которое, если бы не искусственные барьеры слева и справа, конечно, не возникло бы…

Но обо всем этом мгновенно забываешь, когда через несколько шагов открывается, наконец, все внутреннее пространство храма Покрова. Чувство, которое охватывает при этом, точно передал, говоря о владимиро-суздальских храмах, замечательный исследователь византийской и древнерусской архитектуры Алексей Комеч:

Внутреннее пространство храма Покрова не распространяется свободно во все стороны, поскольку его властно разделяют на отдельные ячейки четыре мощных вертикальных столпа. Единство интерьера при этом не теряется. Во-первых, весь интерьер принимает форму главного символа христианства – креста, ясно видимого как на плане, так и непосредственно внутри храма. Во-вторых, точно над центром креста возвышается купол (отсюда возникает именование храма в специальной литературе «крестовокупольным»). Встав под него, понимаешь, что пространство не исчезло, оно просто переориентировано вверх. Столпы не разрывают его, не отделяют одну часть храма от другой полностью, но создают у вошедшего впечатление бесконечности пространства при совсем небольшом объеме храма. А еще – помогают направить взгляд на высокие своды и выше – в купол, расположенный, как вначале кажется, в невероятной высоте (илл. 12–14). Это дает ощущение собственного, неожиданного и стремительного внутреннего взлета.

Верхняя часть храма благодаря полукружиям сводов, подобных малым куполам, и сфере собственно купола, создает завораживающий образ «иного неба». Оно присоединяет к себе пространство нижней части интерьера, значит – и всех находящихся в нем. И одновременно осеняет, покрывает их. Таким образом, посвящение храма Покрову Богородицы выражается здесь видимым, но, как и всякое чудо, непостижимым образом: через символическое явление в архитектуре стоящим внизу людям самого Покрова.

Не исключено, что где-то на стенах храма было и фресковое изображение этого праздника. Правда, в известных циклах росписей, предшествующих по времени (София Киевская) и почти современных храму на Нерли (Преображенский собор Мирожского монастыря в Пскове), оно не встречается. Но вдруг? Подтвердить или опровергнуть это невозможно, так как остатки древних росписей были сбиты со стен во время поспешного ремонта 1877 года.

Еще раньше росписей была разрушена и заменена высоким иконостасом одноярусная каменная алтарная преграда, характерная для византийских и русских храмов этого периода. Она представляла собой несколько вертикальных колонок около 1 метра высотой. Колонки стояли на каменных плитах, высота которых тоже не превышала метра.

10. Царь Давид. Рельеф на западном фасаде

11. Южная стена. Дверь над существовавшей ранее галереей

12-14. Подкупольное пространство

15. Вид на алтарь с хоров

16. Алтарная преграда

Они были объединены сверху горизонтальной балкой – архитравом. Собственно, преграды в современном понимании этого слова здесь не существовало: пространство между колонками было свободным, небольшие иконы размещались сверху, на архитраве, большие – на стенах справа и слева от преграды. Завеса, закрывавшая алтарь, отодвигалась во время богослужения. Это позволяло алтарному пространству, не отгороженному от остального храма, а лишь обозначенному сквозной преградой, входить в общее пространство. Апсиды, как и своды, уподоблялись куполу. Алтарь же становился тогда не просто восточным завершением горизонтальной оси храма, но его вторым «верхом». Этому его положению соответствует и само слово «алтарь» (от лат. alta ara – «возвышенное место»). А еще то, что с ним непосредственно связано: совершение основного христианского богослужения – литургии.

Сейчас древняя преграда в храме восстановлена (илл. 15–16). Но иконы теперь, увы, вставлены в проемы между ее колонками, они полностью закрывают алтарь. Да и качество этих икон оставляет желать много лучшего…

В церкви Покрова на Нерли воплотились не только художественные достижения владимиро-суздальского зодчества, но и лучшие качества целого ряда православных храмов Византии, Балкан и Руси того времени. Почему? Потому что здесь зодчим удалось лучше, чем во многих других церквах, достичь единства формы и содержания, художественной выразительности и смысловой образности, непосредственно вытекающей из богослужебного назначения этого удивительного здания.

Каждый храм эпохи зрелого Средневековья, независимо от места его постройки, был выражением единого канона православного церковного зодчества. Такой канон никогда не принимался в виде официальных постановлений, не фиксировал обязательной для всех храмов схемы или формы, количества куполов, апсид, размеров и внутреннего устройства алтаря и т. п. Все это формировалось в общем русле традиции. Едва ли не единственным в области церковной архитектуры общепринятым в церкви документом был очень короткий текст из 57-й главы так называемых Апостольских постановлений, составленных во второй половине IV века, где говорилось: «…здание да будет продолговато, обращено на восток, с притворами по обеим сторонам к востоку, подобное кораблю»[11]. Если считать его законом на все времена (это утверждение никем не оспаривалось и никогда не отменялось), то окажется, что христианский храм всегда должен быть только вытянутой в длину базиликой, а купола в нем не должно быть вообще. Понятно, что столь узкое, формальное восприятие древнего текста привело бы к гибели, а не к развитию церковного зодчества.