– Ага. Свезло нам. А то так и сидели бы без солонины, – слегка раздраженно соглашается Сол, толкая одну, а затем и вторую тяжелую стеклянную дверь, и уже внутри снимает капюшон – в лобби еще холодно, но не для тех, кто только пришел с ветреной улицы. Впрочем, Сол все равно не задерживается здесь, сразу идя вглубь гостиницы и на ходу разматывая шарф. У него оказывается довольно моложавое лицо, хотя и видно, что ему уже прилично за сорок, и седеющие волосы едва прикрывают глубокие залысины.
– Да так бы уж и сидели, – тем временем, быстро шагая следом, возражает ему девица. – Что нам была та солонина, я вот ее даже и не попробовала. И вообще зачем нужно охотиться, я давно спрашиваю, если у нас и так полные холодильники…
– Давай об этом не при чужих, Вилла, – Сол вдруг неласково обрывает ее, и она обиженно примолкает. Но уже через пару секунд ее взгляд снова становится любопытным, то и дело скользя по Призраку и Джону. Она действительно выглядит так, будто с ее губ вот-вот сорвется тысяча вопросов, и Джон с легкой печалью думает о том, что в какой-нибудь другой жизни хотел бы ответить на каждый из них. Как хотел бы ответить на каждый из тысячи вопросов, которыми когда-то перед сном заваливали его Арья и Бран, забираясь к нему в постель и тормоша, пока он не начинал сонно и шутливо ворчать, отговариваясь завтрашней учебой и выталкивая их из-под одеяла.
Джон насильно выкидывает все это из головы, проходя наконец за Солом в просторный ресторан гостиницы, слабо освещенный огнем из открытого очага и несколькими газовыми лампами. Стены внутри отделаны белым камнем, а одна оформлена бледной мраморной мозаикой с потертыми изображениями русалок, пляшущих в щупальцах гигантского кракена, и затонувших кораблей, оплетенных черными водорослями, и улегшихся в тенях морского дна левиафанов. Конечно, на что еще может рассчитывать приморский город, думает Джон, придерживая слегка занервничавшего Призрака за загривок и сквозь быстро запотевающие очки стараясь разглядеть всех присутствующих, сидящих за соединенными деревянными столами.
Вимана Мандерли он узнает сразу. “Увидишь его – и никогда больше не упрекнешь меня в том, что я много ем”, – сказал ему вчера Рамси, и Джон запоздало мысленно соглашается с ним. За столами Виман занимает все три места, а из-за толстой черной шубы, полы которой свисают по бокам его обтянутого голубым кашемировым свитером огромного живота, кажется еще больше. Неожиданно внимательными и цепкими маленькими глазами он молча изучает вошедших из-под заплывших век, и пухлый рот кривится в светлой бороде под острым, слегка курносым носом, придающим ему еще больше сходства с бледным толстобрюхим хряком.
По правую руку от него сидит седой осанистый мужчина, куда менее толстый, но зато не менее сосредоточенно сверлящий вошедших прямым взглядом. Дальше расположились еще один толстяк, усатый и лысый, и дородная краснощекая женщина, даже не оторвавшиеся от еды, и стройная девушка с густой темной косой и теми же острыми, небольшими чертами лица, что у Вимана. Вилла проскальзывает на свободное место рядом с ней, и, хотя схожесть не абсолютна, Джон догадывается, что перед ним сестры. Но его очки стремительно запотевают, и последним, кого он успевает увидеть, оказывается здоровый и румяный старик в белой шубе по левую руку от Вимана. Один его глаз закрывает такая же белая кожаная повязка, и Джон вспоминает, что его зовут Морс. А потом слышит спокойный голос Вимана Мандерли:
– Это не Русе Болтон.
Джон не видит смысла пытаться обманывать Вимана и стаскивает очки, разматывает шарф и спускает балаклаву на подбородок. В нос ударяет резкий запах карри, тарелки с которым стоят на столе вперемешку с тушеными бобами, горячей овсяной кашей и поджаренной до золотой корочки яичницей. Джон рефлекторно сглатывает, почувствовав резкий и животный приступ голода, а Виман изучает его лицо, смачно облизывая ложку.
– А я знал, что с вами что-то не так, – довольно присвистывает Сол, успевший уже забрать миску каши с общего стола, и Виман отводит удивленный взгляд от Джона, подслеповато выискивая источник голоса в полумраке.
– А ты еще кто? – он спрашивает так, что Сол, кажется, давится своей кашей.
– Никто, – отвечает он с набитым ртом и тихо садится на один из холодных металлических стульев. Виман возвращает удовлетворенный взгляд обратно к Джону.
– Я не так уж хорошо вижу, но, клянусь богами, узнаю походку и заносчивые манеры Русе Болтона, даже если он закутается в десяток шуб, а из всего света здесь останется одна газовая лампа. А ты ходишь, как мальчишка, – он смаргивает, снова требовательно щурясь.
– Ну, раз уж на то пошло, я и есть мальчишка, – послушно кивает Джон, снимая капюшон и выправляя волосы из-под балаклавы. – Меня зовут Джон Сноу. Но разве кто-то пустил бы сюда какого-то Джона Сноу?
– Не я, это уж точно, – соглашается Виман, – но я знаю тебя. Ты мальчик из института в Даре, амбициозный, умный и талантливый мальчик. Ну-ка, поглядите все, ему нет и двадцати пяти, а он уже возглавил проект по созданию новой вакцины. И его идея с соком чардрев была хороша, очень хороша, жаль только, закончить ее воплощение он не успел, ну да иначе мы бы все и не торчали здесь как набитые в банку сардины, – он отправляет в рот еще одну полную ложку карри. – Но, тем не менее, Джон Сноу, раз уж я вижу здесь тебя вместо Русе Болтона, то рискну предположить, что он?..
– Да, он мертв, Виман. И да, спасибо за внимание, я тоже здесь, – Рамси молчал так долго, что Джон почти вздрагивает от звука его голоса.
– Да, Рамси, – и Виман как-то утомленно вздыхает, переводя на него взгляд, – а я и успел забыть, как ты раздражаешь одним своим присутствием. Но ладно, ладно, перейдем тогда сразу к делу. Если ты пришел просить о чем-то, вот что я тебе скажу – здесь не богадельня, и я не подаю бедным сироткам.
– Особенно если неизвестно, с чего бы они вдруг стали сиротами, – встревает в разговор суровый толстяк по его правую руку. – Мне вот хорошо вдруг вспомнилось, как ты, Виман, говорил, что от повышения и того, чтобы возглавить отдел, и тебя, и этого выблядка отделял только Болтон. И теперь он мертв, а его сученыш прямо сюда заявился, как удобно, – он оглядывается на Вимана как будто в поисках поддержки, но тот отвечает неожиданно неудовлетворенным взглядом.
– Ты знаешь, я ценю твою прямолинейность, Марлон, но у тебя все так же нет чувства меры, – он качает головой. – Я ведь не меньше всех присутствующих хотел бы сейчас же вышвырнуть мальчишку на мороз, воспользовавшись любым предлогом, но хотя бы из уважения к его покойному отцу сперва выслушаю, с чем он пришел. И тебе, пока ты обедаешь за моим столом, следует сделать то же и воздержаться от голословных обвинений. Или моя тетка не учила тебя не говорить с набитым ртом?
– Она учила меня не замалчивать то, о чем все и так думают, – задето отрезает Марлон.
– То-то и прожила недолго, храни ее душу боги, – ядовито роняет Виман, и обстановка за столом становится ощутимо неприятной.
– А, да это разлад на небесах, я гляжу, – Рамси легонько скалится, и братья переводят на него одинаковые раздраженные взгляды. Но до того, как они что-то скажут, в разговор вдруг вмешивается девушка с темной косой.
– Нет, а что ты опять говоришь за всех, дедушка? Мне вот он понравился, – голос у нее твердый и звонкий, и она отвлекает внимание деда на себя. – Языкастый, с характером и одним своим приходом смог разворошить нашу серую пастораль. Так что ты бы ругался поменьше, а то вон с одним женихом мы уже хорошего ужина отведали, а если и всех остальных распугаешь, что тогда, за упыря мне останется идти, что ли?
За столом повисает резкое молчание, и Виман удивленно смотрит на внучку, ответившую ему спокойным и наглым взглядом, а брови толстухи взлетают до самых ее жидких светлых волос, но Джон молча благодарен за такое вмешательство. Виман сегодня и так, судя по всему, не в духе, и не стоило бы усугублять это еще и семейными перебранками. Вот только Вилла явно не может смолчать, гневно приоткрыв рот и стянув шапку, отчего ее густые ярко-зеленые волосы падают на плечи.
