– Давай уже. Давай, мать твою. Кончай, Джон, – Рамси выдыхает неожиданно тихо и спокойно между рывками, не прекращая трахать его, быстро двигая бедрами, и как будто бьет Джона в уязвимый низ живота. Его напряженное тело, все это время как находившееся на какой-то жаркой грани, слабо встряхивает; он ощущает не проходящее тепло, со стоном сквозь сжатые зубы вздрагивая, когда спускает Рамси в зад первую сочную порцию спермы. Джон не может перестать смотреть на него, пока кончает, и в животе все почему-то продолжает ныть ожиданием удара.
Почему-то от этого накатывающий оргазм ощущается еще ярче.
Край губ Рамси удовлетворенно дергается, и он наклоняется, еще немного двигая мокрыми бедрами, выдаивая горячую сперму – и безупречно целомудренно целует Джона своим подвижным, развращенным ртом.
Теперь от Джона пахнет еще хуже, чем раньше, как будто он вытрахал целую собачью свору. И это чистая правда. Ему очень нужно помыться, но это все еще слишком большая роскошь.
– Я бы с тобой еще разок не отказался так прокатиться. Или тебя прокатить, – а Рамси паскудно смеется рядом с ухом. – Богами готов поклясться, что в твой задок сейчас два-три пальца насухую всунуть можно. И ты бы захотел их, если б я сунул, и их, и моего хера. Но это как-нибудь в другой раз, щас уж больно жрать хочется, – он хищно клацает зубами под ухом и довольно отстраняется. – Ты у меня зверский аппетит вызываешь, волчонок. Пойдем в гостиницу. У Вимана там такой стол – с него не убудет.
– Это ему точно не понравится, – возражает Джон и прикрывает лицо ладонью, пряча утомленный румянец.
– А кто его спрашивать будет? – фыркает Рамси, и Джону не хочется спорить.
– Надо подмыться еще. Хотя бы немного, – он так и не вытер живот и думает сделать это краем чужой простыни, почти не испытывая стыд. – У тебя с привала вроде оставалась вода? Можно все-таки поискать туалет или… что-то, – сейчас ему тяжело даются не только чувства, но и подбор слов.
– Еще че, – но Рамси отзывается презрительно. – Вот уж из своей фляжки твой хер полоскать я не нанимался. Щас выйдем, снегом оботрешься.
Джон лежит молча несколько секунд, собирая силы, чтобы хоть немного поспорить.
– Сука ты, – наконец безразлично парирует он, не замечая, что Рамси глядит на него приязненно, совсем не так, как говорит.
– Да ладно, – он продолжает тоже через какое-то время, но теперь действительно намного мягче – не что-то хорошее, если речь идет о Рамси, – у Вимана наверняка полно теплой воды, найдем баню или что тут у них, и я тебя подмою, – он соскальзывает рукой по животу Джона в его так и расстегнутые штаны, заставив вздрогнуть, и сжимает его вспотевшие яйца. – Хах, у тебя уже опять привстал, – он небрежно, но целенаправленно возит запястьем по неожиданно чувствительному и оставшемуся довольно набухшим члену. – Кажется, пора еще разок приласкать. Могу подергать тебе где-нибудь в уголке, когда будем мыться. А там, может, и еще че поделаем, – он немного подрачивает самое основание через кожу мошонки.
– Может. А пока заткнись-ка лучше, – Джон отнимает ладонь от лица, поворачиваясь к нему, и Рамси вытаскивает руку, ущипнув его напоследок за шкурку.
– Может, – он дразнится, и перед тем, как его горькие жирные губы касаются щеки Джона, тот думает, что вот бы все так и было. Вот бы они могли просто поесть, помыться и, перед тем, как уйти спать или просто уйти, тихо передернуть друг другу в темном углу бани или чего там у них. Может, если никого не будет рядом, даже как-нибудь неловко, с разрумянившимися щеками, присунуть у стенки. Неважно, кто кому, Джон давно перестал думать о таких вещах. Просто – вот бы.
И хотя он понимает, что это – еще один спокойный день в череде спокойных дней – ничего бы не изменило, что он не начал бы верить Рамси из-за чего-то такого, но ему нравится думать, что он мог бы поверить. Что он мог бы ощутить это облегчение – когда ты зря боялся все это время, и парень рядом с тобой действительно не выкинет ничего дерьмового.
Но Джон не сможет. Джону нужно, чтобы что-то произошло, потому что он никогда не сможет поверить ни одному слову Рамси.
Джон не знает, сколько сил у него осталось после всех этих дней ожидания.
Они уходят из школы, когда местные уже начинают возвращаться в спортзал, но успевают до того, как туда набьется целая толпа, в которой кто-нибудь обязательно начал бы задаваться вопросами. А так только морщинистая женщина в ярко-красной парке, возясь со своими вещами, провожает их странным взглядом, и не по-северному смуглый паренек хмурится и приоткрывает было рот, стягивая свою девчачью куртку, но так ничего и не говорит. Хотя Джон в любом случае пропустил бы мимо ушей все, что тот мог бы сказать: он едва замечает даже, как Рамси бубнит себе под нос что-то вроде: “Хера с два я оставлю свой рюкзак у этих вороватых бомжей. Но ниче, потом найдем еще койку, волчонок”.
Джон не верит ему даже в этом, сталкиваясь в дверях с веснушчатой девицей в огромной серой шапке, свешивающейся ей почти на плечи – от нее пахнет псиной, и почему-то вспоминается Робб, – но и не слишком об этом беспокоится. Его вообще плохо тревожит хоть что-либо сейчас, и он просто плавно покачивается от столкновения, дернув краем рта в машинальной улыбке, и неспешно продолжает идти.
Негромкий прерывистый лай уже на улице тоже не вырывает Джона из тупого ступора. Он только как-то сонно думает о Призраке, о том, что Рамси отдал его за патроны и три банки сладкой газировки, и лениво смотрит, как вдалеке бойкий ретривер, чья шерсть в белом зимнем свете слегка отливает золотом, задирает голову и льнет к руке своего хозяина. Тот даже отсюда выглядит утомленным, но все равно ласково поглаживает собаку между ушами, и Джону вдруг нестерпимо хочется зарыться носом в теплую шерсть Призрака. И проснуться наконец от этого отупляющего сна.
– У меня тоже было такое золотко, – вдруг говорит Рамси, и Джон понимает, что они оба остановились. – Ива. Наверное, я по ней больше других скучаю. Хотя это и не то чтобы хорошо, – Джон скашивает глаза и замечает, что Рамси, надев перчатку только на одну руку, тоже смотрит вдаль и покусывает ноготь большого пальца.
– Ива… – повторяет он. – А после Зимы ты бы, верно, завел себе еще одного и назвал его Джоном? – это выходит грубо, хотя и честно, но Рамси прохладно качает головой.
– Не. Я не держу кобелей.
– Думаю, это что-то говорит о тебе, – так же прохладно реагирует Джон, возвращая взгляд к собаке и ее хозяину. Та теперь кажется более обеспокоенной: немного нервно виляет хвостом, вертит головой, как будто высматривая что-то, и раздраженно уклоняется от поглаживающей руки. Джону это не нравится. Он знает, как Призрак и другие животные реагируют на упырей, как они начинают беспокоиться задолго до человека, и его ноющие плечи невольно напрягаются.
– Да, например, то, что я работал только с Джейн Доу, – беспечно тем временем отвечает Рамси. – Не с Джонами.
Джон слышит, но не отвечает, внимательно наблюдая за собакой. Хозяин, явно устав успокаивать ее, пытается прихватить за шерсть на холке, но собака, вдруг оскалившись и рыкнув, уворачивается, и быстро, неровно шагает вперед, продолжая нюхать воздух.
– Слушай, тебе не кажется, что это как-то… – начинает Джон, на секунду забыв обо всех разногласиях, когда ретривер срывается с места и переходит на бег. Он стремительно сокращает расстояние между ними, почти летящее золотое пятно, едва сбивающее снег когтями и капающее слюной из темно-розовой распахнутой пасти, и Джон оборачивается, рефлекторно пытаясь нащупать винтовку на груди, но видит позади только здание школы и несколько устало бредущих людей с понуро опущенными плечами. А через секунду, за которую Джон понимает, что ему придется защищаться от этой сумасшедшей собаки голыми кулаками – главное, не дать ей уронить себя – ретривер одним безупречным прыжком врезается передними лапами в плечи Рамси, проигнорировав его выставленные руки, и всем весом роняет в снег.
Джон понимает, что руки были выставлены вовсе не для защиты, а собака не рвет Рамси лицо, только уже занося кулак для мощного удара в шею под черепом. Но Рамси вместо сопротивления сдавленно смеется, возя ладонями по мохнатой шее и позволяя слюняво вылизывать свои рот, глаза и все, что попадается под широкий и мокрый собачий язык, и Джон неловко опускает руку – пальцы разжимаются с трудом, как-то нервно, но он не успевает об этом подумать, – как раз тогда, когда запыхавшийся хозяин ретривера подбегает к ним. Между капюшоном армейской парки и толстым выцветшим зеленым шарфом, укутывающим нижнюю половину лица, Джон видит его взволнованные темно-карие глаза.
