Джон толкает Рамси назад, и тот цепляется за решетку верхней койки, слегка откидываясь, прогибаясь в мощной спине и ухмыляясь. В слабых полосах света, пробивающихся сквозь его растрепанные у потной шеи волосы, он выглядит упрямым, злым и немного игривым, и у Джона вдруг запоздало мелькает какое-то особенно четкое осознание того, что Рамси на самом деле всего на пару лет старше него, ему только двадцать шесть, и он все еще злой толстый мальчишка в чем-то. Это кажется Джону таким нелепым и неуместным, когда он вспоминает, что Рамси делал и делает, с Джейни, Теоном, Сарой, двумя Джейн, Ивой и другими мертвецами, их механически изуродованными телами и идентичностями. Джон представляет Рамси ломающим их зубы, пальцы, мозги с бесстрастным исследовательским интересом и почти нарочным непониманием человеческого устройства – и одновременно с возбужденной требовательностью шестилетнего ребенка. Он как будто взаправду хочет понять, что у других людей внутри, что они чувствуют, как они работают, но из-за какого-то ограничения в голове никак не может выйти в этом за рамки физиологических реакций мозга, нервной и эндокринной систем – или даже одних гениталий; он мыслит, как мясник, как работающая согласно примитивному алгоритму высококачественная мясорубка, и вместе с тем – он все еще злой толстый мальчишка. И Джон представляет его обсасывающим испачканный большой палец скучающей младенческой привычкой – и прихватывающим щипцами чужой ноготь перед тем, как тот, цепляясь тонкими и липкими кровавыми нитками – до плачущего крика и содранной об удерживающий запястье ремень кожей – выйдет из лунки, а потом Рамси смотрит на него очень грязно и кусаче целует в губы.
Он отпускает решетку, давая Джону завалить его назад, головой и шеей о прутья, самому навалиться сверху и жадным рывком войти глубже, и это не медленный полунасильственный секс со вкусом железа, это поспешная и потребная ебля в потной клетке. Но Джон и не хотел бы, чтобы это было чем-то другим – на коленях наспех притиснувшись между раздвинутых толстых бедер, кое-как придержав выскользнувший член пальцами и еще раз всунув поглубже, – даже если от возбуждения и напряжения у него ужасно болит живот, и он неприятно шлепается яйцами о мягкие, рыхловатые ягодицы. Рамси тоже морщится, снова хватаясь за прутья за головой – от мокрого пятна в подмышке водолазки пахнет так, что Джон готов выгрызть и выжрать его сейчас же с мясом и кровью, – и торопливо лезет свободной рукой куда-то в полыхающее переплетение нервных окончаний, где Джон горячо ебет его, подбирает яйца, зажав их в ладони, и обхватывает член большим и указательным пальцами. Рамси неудобно не меньше, и его взмокшие в толстых шерстяных носках ступни с каждой фрикцией возбужденно соскальзывают по старому одеялу и голеням Джона, как когтистые собачьи лапы, но вместо того, чтобы перелечь, он только еще неестественно изгибается в спине, тяжело закидывая правую ногу Джону на поясницу и закусывая напрочь высохшую губу.
– Прости, – с тихим и очень раздраженным стоном Джон сдергивает мешающиеся штаны ниже и старается хотя бы не так крепко вбиваться лобком во влажную промежность, но и это не слишком помогает, когда все равно так тесно и неудобно, когда Рамси повсюду, и при любом движении обязательно что-нибудь ему отдавишь, дернешь или защемишь.
– Похер, двигайся, – рвано выдыхает Рамси ему в лицо, хоть как надрачивая себе двумя пальцами; кадык на его недобритой шее дергается с сухим глотком, неслышным в частом скрипе пружин кровати, и выбившийся из ритма жадный вдох холодит Джону глотку. Ему тоже нужно еще.
Нужно еще, когда Рамси слегка закатывает глаза и тесно зажимается, быстро подергивая свой член, но Джон никак не может разогнаться достаточно: резкие боли в животе и коленях останавливают его, и он требовательно морщит нос, вынужденно замедляясь и выравнивая дыхание. И хотя отдача от таких медленных и глубоких толчков – когда он ритмично двигается всем телом, сильно прогибаясь в пояснице, касаясь поджарым животом костяшек вдавленных в мошонку пальцев и натирая толстые раздвинутые бедра сползшим ремнем – только жарче прокатывается по мышцам, Джона уже слегка ведет от желания перестать испытывать боль и трахнуть Рамси быстрее; его подрастянувшийся зад такой мягкий и разогретый, и окаймляющие его густые волосы так остро щекочут нежную кожу на члене, что хочется сейчас и здесь, вдавив ягодицами в чье-то смятое одеяло и их мокрую одежду, мелкими собачьими толчками слить сперму в его горячие кишки. И еще не вынимать после, а залезть под потную водолазку, потискать крепкую грудь, ущипнуть слегка натертый влажной тканью сосок, и даже если на второй раз толком не встанет, помогать себе рукой, сунув ее между липкими от пота ляжками Рамси, и, легонько надрачивая, раз за разом всовывать хоть бы и вяловатый член в его подтекающий спермой зад. Джону так хочется этого. Но он не может даже вытереть взмокший лоб, не может перенести вес с рук на скованные болью – кажется, все-таки воспаленные – колени; он замечает, что Рамси то и дело раздраженно стискивает зубы, раскрасневшись так, будто сейчас уже спустит себе на живот, и сам раздражается не меньше. И испытывает облегчение, когда тот отрывисто бросает:
– Или лучше я, пекло. А то ты на мне так до завтра ездить будешь, – и, окончательно прерывая неудобные попытки передернуть парой пальцев, резко хватает Джона за плечо, с силой нажимая на него и приподнимаясь.
От неожиданной тяжести руки и напористого, мощного движения бедрами навстречу колени Джона разъезжаются, и он теряет равновесие, шлепаясь задом на ступни, но рефлекторно подхватывает Рамси под спину, давая ему грузно оседлать себя. Так член въезжает только глубже, разом погрузившись в туго стиснувшие его нежные и теплые стенки, и слегка придавливает простату; это сбивает дыхание у обоих, и запах от влажной приоткрытой головки, притертой к животу Джона, становится еще острее, раздражая носоглотку. Джон придерживает неровный выдох и думает, что на месте Рамси не выдержал бы, всунул ее, такую потекшую, в кулак и быстро отдрочил, но Рамси вместо этого приподнимается на коленях, так и держась за его плечо и ловко слезая с еще повлажневшего, ощутимо подающего дерьмом и смазкой ствола, и живо садится обратно, тяжело шлепаясь ягодицами о бедра и слегка расслабив зад, чтобы член свободно скользнул в него до самой кучерявой мошонки. Зрачки еще расширяются – черными поплывшими пятнами на белесой радужке, – и Рамси энергично берет темп почаще, пока Джон жадно мнет его толстые ягодицы обеими ладонями.
Джон не знает, от чего его ведет больше: от того, как уверенно и сладко Рамси трахает его, или от того, как разгоряченно тот при этом старается тереться своим тяжелым фермерским хером между их ноющими от голода животами.
Рамси еще немного раздвигает колени, чтобы было поудобнее, и больше не зажимается, только мягко и быстро объезжает член Джона, шумно дыша и болезненно сжимая ногтями его плечо. От этого ноюще тянет в паху, нездоровое тепло расходится до самого желудка, и, когда Рамси в очередной раз поднимается, Джон, игнорируя боль, несколько раз успевает поддать бедрами, неглубоко потрахивая влажной головкой его непроизвольно раскрывшийся зад.
Но Рамси кривит рот – не нравится, – рывком берет Джона за шею, сдавливая позвонки, и почти бережно вбивает затылком в кровать, прогибаясь в спине и продолжая ритмично привставать – мышцы бедер сочно перекатываются под слоем жира – и с тихими, хлюпающими шлепками насаживаться обратно на торчащий член. Джон впивается ногтями в его голые ноги, безуспешно пытаясь втянуть ртом хоть глоток душного, сладковатого воздуха; острая боль в неестественно напряженных коленных суставах и передавленной глотке мигом становится нестерпимой – зато каждый раз, когда член легко проскальзывает в сокращающийся зад, ощущается Джоном, как слабый и сладкий удар током куда-то в промежность, – но Рамси быстро отпускает его, позволяя полно вдохнуть – и нетрезво сглотнуть скопившуюся слюну. Он видимо отходит от легко вспыхнувшей злости и удобно хватается за низ задравшейся футболки Джона, пока тот через силу выпрямляет подогнутые ноги.
