Старк почувствовала, что ее взяли за руки и потянули куда-то, колени уперлись в мягкую перину. Ее усадили на кровать, а через миг — взяли за плечи.
«Он сейчас встряхнет тебя», — подсказало чутье, и из глаз Волчицы потоком хлынули слезы, а, вопреки этой мысли, в сердце теплилась маленькая надежда, что Рамси не оттолкнет ее от себя, не покажет, что ее боль никого не интересовала и что она должна была просто смириться с ней и забыть.
Плач набирал силу, становился надрывнее. Старк понимала, что надо было попробовать остановиться, но не хотела, не могла.
«Ты вообще ничего не можешь».
Слезы еще сильнее потекли из глаз.
Санса внезапно оказалась в объятиях бастарда и почувствовала, как он прижал ее к себе, и она уткнулась лицом в его плечо и задохнулась всхлипами и слезами. Ну почему около нее только Рамси? Почему рядом с ней больше нет родителей? Зачем их убили?
Все новые слезы сыпались градом из глаз, к реву присоединился и жалобный вой, похожий на визг умирающего животного. От этого звука и рыданий у Волчицы все сжалось внутри, ей было страшно от того, что происходило с ней, хотелось уйти от этого. До ушей начал долетать голос мужа:
— Тише, тише, всё хорошо.
Пожелав остановиться и прислушаться к словам Болтона, она задержала в себе новый всхлип, но, поняв, что начинает задыхаться от нехватки воздуха, очень громко вздохнула и заплакала от жалости к себе.
Ей точно надо было прекратить плакать, успокоиться, привести в порядок дыхание, передохнуть, и, ощущая, как Рамси гладит ее по бокам и спине, притихла.
— Что случилось? Пожалуйста, скажи, что случилось, — он прижимал ее к себе и шептал с явной мольбой в голосе.
Она хотела всё рассказать, хотела, чтобы ее поняли и услышали, хотела, чтобы все прошло. И Санса так многого желала, столько всего чувствовала в этот момент, что не могла выговорить ни слова. Хватая ртом воздух, который сразу же вырывался назад всхлипами, она силилась заговорить и, в конце концов, начала по слову выдавливать из себя боль:
— У меня… ничегонеполучается… Я… ни-ничего не могу… Я х-хочу, чтобы ро… родители были жи… живы… Я… хочу домой.
Приступ рыданий накрыл Волчицу. Заплакала, не в силах остановиться. Довела себя до хрипа, а вновь осознав, что никто из родителей ей сейчас помочь не мог и никогда не сможет, тем более взывала. Однако от рыданий делалось только хуже, и, опять пробуя задержать дыхание и успокоиться, она ухватилась за то, что сейчас ей шептал Рамси, который ни на миг не прекращал поглаживать ее:
— Всё хорошо, почему ты так думаешь?
Истерика резко спала, слезы перестали течь из глаз, все внимание дочки Старка теперь было приковано к тому, чтобы собрать мысли в едино и проговорить то, что хотела сказать:
— У меня воо-о-обще ничего не получается, во-вокруг меня… то… только погибают люди… Это. это я во всем… виновата… И…и меня все использу-у-у-ют. Мне так плохо…
— Это не правда, все не так, дорогая.
Волчица зажмурила глаза и закачала головой.
— Нет, правд-а-а.
Она верила словам Рамси, но почему-то от этого легче не делалось, даже наоборот, внутри снова заныло в груди и вылетело на свет в виде потоков всхлипов.
Давясь тяжелыми шумными вздохами, она услышала, как крепко обнявший ее муж торопливо и взволнованно повторял:
— Ты не виновата, Санса. Прошу, не плачь, ты не виновата.
То, что говорил ей Болтон, снимало боль, но не развевало сомнения прочь. Слишком многое произошло, и каждый раз Старк оказывалась причастной, каждый раз она стояла где-то поблизости.
— Это из-за меня погиб отец… Если бы я не сказала, что его помилуют, если он во всем сознается, то этого бы не произошло. И… это я… н-настаивала на том, чтобы мы поехали в… Кор… Королевску-у-ю га-гавань. — она заливалась слезами и не могла прекратить. — Если бы я не поехала туда, то и Робб бы с мамой не погиб, и Арья бы не пропала, и Бран с Риконом бы не пропали… И… и муж и сыновья Гиль-льды бы не умерли.
— Это все неправда, неправда. Слышишь? Неправда. Ты не виновата в смерти семьи Гильды.
Словно по приказу, слезы прекратились, а месте с ними — и всхлипы. Остались только слова, которые Волчице надо было договорить:
— Это из-за меня Робб начал войну, — ее голос, стихший, звучал мягко и устало. Тело не хотело шевелиться и просто-напросто обвисло в руках у Болтона, — и эти люди погибли, сражаясь за него… А теперь… теперь я сама осталась од…одна.
— Я пытаюсь… сделать хоть что-то… но все… становится только хуже…
Волчица прижалась к мужу, положила голову ему на плечо и, ощущая, как он целует ее в макушку и висок, шептала дальше:
— Я подвела Джона, — Санса шмыгнула носом и сипло продолжила: — Всю жизнь смотрела на него, как на пустое место… презирала его… Он хотел мне помочь, а я поступила с ним, как дрянь, — слова потоком лились из Сансы, она говорила уже, ничего не боясь, — а сама надеялась на его помощь… А Бран… я даже не знаю, что с ним…
Вновь расплакавшись, Старк замолчала, дожидаясь того мига, когда сможет нормально говорить. Немного успокоившись, она продолжила:
— Если бы… — в груди защемило, — если бы я начала думать, открыла рот, то Рикон бы не погиб, — Старк зажмурила глаза, губы задрожали от усилий. Душа болела от того, что все могло сложиться иначе. — Это моя вина, что обмен начался в тот день, я должна была понять, что это ловушка намного раньше, — перед глазами застыло лицо Рикона в последний день его жизни. — Он ведь был всего ребенком, ему было всего шесть лет, когда я уехала из Винтерфелла. Это из-за меня он погиб.
Дочь Старка сквозь собственные слезы и страдания вдруг поняла по сотрясающимся плечам Рамси и его более глубоким вздохом, что он тоже плакал. И Волчица заплакала еще сильнее, словно пыталась переплакать Болтона.
— А в Дредфорте… в Дредфорте я опять подставила его, ждала непонятно чего… И меня снова использовали.
Внезапно Болтон отшатнулся от нее, словно от огня, а раскрыв зажмуренные глаза взглянул сквозь нее наполненными ужасом взглядом, и снова отшатнулся, жмуря глаза и кривя лицо от боли. Санса видела подобное уже дважды и потянулась рукой к Рамси, который явно находился в панике и нуждался в помощи. Она видела, как бастард при ее приближении заметался из стороны в сторону, при этом не проронив ни слезы, да только с ужасом смотрел остекленевшим взглядом перед собой и торопливо бормотал:
— Прости, прости… я больше никогда не притронусь к тебе…
— Рамси?
Оклик Сансы не возымел никакого эффекта, и Болтон со всхлипом, похожим скорее на вой, то прижимался боком к изголовью, то делал движение по направлению к ней, то вновь отскакивал назад. Он жмурил глаза, метался в ужасе вдоль изголовья и повторял: «Прости, прости, прости», а затем же метнулся в дальний угол постели, и до ушей Старк долетели его слова:
— Я не должен был убивать Рикона, я не должен был трогать тебя, — на глазах бастарда выступили слезы, он с отчаянием на лице бросился к Волчице, но тут же отшатнулся от нее с болью на лице.
У Сансы закружилась голова, глаза застлал туман, что быстро растворился, обнажив за собой ужасную правду, от которой она бежала и пряталась внутри не один месяц. Её ломали, запугивали, использовали, а она, не в силах противостоять, соглашалась со всем, воспринимала как должное, словно так должно было быть. Унижалась и пресмыкалась ради своего выживания, терпела издевательства. А теперь всё навалилось на неё скопом, отрезвляющим сознание. Явился испуг, ужас от того, как ей приходилось жить, как приходилось мыслить. Сделалось мучительно плохо, а затем и вовсе горько за то, что это произошло именно с ней. Зажатая между болью от потери родных, которая будет преследовать её не один день, и пришедшей болью от пережитых в руках бастарда издевательств, она почувствовала себя загнанной в угол, выбраться из которого можно было лишь через злость и месть.
Окунаясь в свой личный ад, Санса взглянула на мечущегося и плачущего Болтона — источника одной части её страданий. Её боль, готовая переродиться в ненависть, рванулась к бастарду, и, не встретив на своем пути никаких преград и не отлетев от них желанием возмездия, влилась в его боль раскаяния. К Волчице явилось осознание: не с нею одной обошлись подло и жестоко, не одной ей хотелось мести. Она лишь оказалась жертвой чужого несчастья, и от этой мысли только захотевшая зародиться в глубине обида развеялась.
