– Мы не смогли уничтожить Эхо Первого Убийства. Почему оно бежало от нас? Как нам остановить его?
Император сглотнул, Его глаза налились кровью и стали тревожными, отвлекаясь на что-то.
+ Проснись, Ра. +
Ра открыл глаза и его чувства мгновенно уловили звуки сирен.
Четырнадцать
Разгрузочные ремни Зефона гремели, пока он шёл, патронташ с радиоактивными гранатами звенел о красный керамит. Он чувствовал себя словно в чужой коже: из волкитных пистолетов в кобуре на бедре не стреляли уже несколько лет, и он не тренировался с силовым мечом, который висел в ножнах на ранце. Точно также он только чистил и ухаживал за болтером, который теперь нёс на плече на широком ремне из шкуры мутанта с Ваала.
После того, как воздушный спидер доставил его через половину Гималазии к самому охраняемому центру Дворца, он всё время шёл вниз сквозь бьющееся сердце Империума, иногда прибегая к непрерывно используемым подземным транспортным капсулам или лифтовым платформам.
Он переговорил с Диоклетианом и Аркханом Лэндом, первый рассказал ему о тёмных чудесах Невозможного города и врагах, с которыми сражались Десять Тысяч, второй громко и пространно рассуждал о структуре паутины и её потенциале для человечества. Он просмотрел вживлённую карту архимандриссы и всё же… сомнения остались. Или возможно это была надежда, которая ещё не прошла. Зефон лихорадочно хотел, чтобы такое просветление оказалось ложью.
Кровавый Ангел не знал, во что верить. Он знал только, что Десять Тысяч выбрали его служить Императору, и он будет служить до последнего вздоха.
И так, он направлялся присоединиться к ним.
Через районы, которые превратились в архивы либрариума; через кварталы музеев, которые отдали огромным толпам беженцев; через камеры хранения и арсеналы, и даже через старые терранские литейные. Кровавый Ангел шёл в торжественной тишине, его походка казалась несколько преувеличенной из-за больших сдвоенных турбин прыжкового ранца. Двойные двигатели возвышались над наплечниками, являясь если не по форме то, по сути, крыльями. Сервочерепа бесконечно дрейфовали мимо, останавливаясь, чтобы нацелить на него иглы глазных сенсориумов, сканируя для объединённой биометрической идентификации. Неизбежно они издавали удовлетворённый щелчок и летели дальше.
К концу первого дня он прошёл первую печать. Вечно запертые круглые раздвижные ворота не были заперты для него, и он, не колеблясь, прошёл их, миновав фалангу из ста Имперских Кулаков с одной стороны, и пять кустодиев с другой. Первые приветствовали его с мрачной формальностью. Вторые полностью проигнорировали его.
Нисходящий путешествие сводило Зефона с теми, кому было суждено стать его товарищами-попутчиками. Поток из сотен гусеничных боевых сервиторов грохотал по коридорам, направляясь к Имперской Темнице и любой цели, уготовленной им кустодиями.
Вскоре после того как Зефон встретил конвой лоботомированных к ним присоединились высокие шагающие фигуры дома Виридион. Великие рыцари сотрясали каменные залы и коридоры оглушительной поступью, и Зефон почувствовал, как его мрачное сердце забилось слегка быстрее при виде Джаи и её воинского двора. Исчезла тёмно-серая и голая сталь непокрашенных машин-отбросов, отданных и выпрошенных у других домов. Зефон ожидал увидеть их в прошлой сине-зелёной геральдике, но её также не было. Пластины брони Виридиона стали чёрными и золотыми, и, хотя по-прежнему не хватало знамён былых побед, на покачивавшихся корпусах появился новый символ: имперская аквила, символизирующая объединение Терры и Марса. Самый простой и чистый символ, который они могли выбрать.
Заметив приближавшийся к ним чудовищный силуэт баронессы Джаи, Зефон активировал общую вокс-частоту:
– Виридион на марше, – сказал он, слегка улыбнувшись.
– Виридион на марше, – пришёл потрескивающий ответ.
Ведущий рыцарь повернулся, свисавшая на цепях с болт-пушки большая бронзовая аквила закачалась в такт движению, и по каменным коридорам разнёсся сигнал тревожного рога. Ему ответили рога и клаксоны каждого рыцаря в конвое, так дом Виридион праздновал свой поход.
К рассвету второго дня путешественники были далеко от света солнца. Неуверенные шаги Зефона сопровождались лязгом поршней и звуками тяжёлых металлических ног в тихих коридорах. Миллиарды жили и трудились в стенах Дворца, но конвой не встречал никого из них, словно это было не сердце Империума, а всего лишь пустым миром, царством камня и тени.
Они шли. Каждые несколько часов они миновали одну из печатей, круглые раздвижные ворота стояли открытыми и ожидавшими: их никто не патрулировал, не охранял и не перегораживал.
Они миновали арку Хибран, своды которой освещали огни факелов, горевшие всю Долгую ночь и продолжавшие гореть до сих пор. Они шли по молитвенному пути вечных, под взглядами нарисованных глаз побеждённых военачальников. Они шли, пока не спустились в подземелья фундамента Дворца, выдолбленные в хребте Гималазии, естественных породах планеты, и всё равно продолжали спускаться.
Сервиторы-рабочие начали встречаться в нечастых интервалах, как и адепты в мантиях, склонившиеся над машинами и оборудованием на базальтовом полу. Коридоры оставались высокими и широкими – рыцарям ни разу не пришлось пригибаться или возвращаться в поисках другого пути, и на земле виднелись следы бесчисленных ног и гусениц.
Несмотря на эйдетическую память Зефон не был уверен, когда именно он понял, что конвой больше не пересекает запасные маршруты. После пятой печати? Шестой? Когда множество вспомогательных коридоров, наконец, сошлись в этот последний путь?
Инстинктивное чувство направления медленно начало говорить другую правду – углы и повороты меняли его путь не всегда вниз, но никогда вверх, направляя глубоко в кору планеты. Он шёл по лабиринту. Не такому, как эклектичные сады-лабиринты богатых или тюрьмы мифологических чудовищ, а по настоящему лабиринту из древних терранских преданий, которые некогда встречались в святых храмах и местах паломничества. Он знал это благодаря изучению до имперских духовных памятников, вытесненные на этажах собора или вытравленные на земле, они образовывали дорогу для паломников, где каждый шаг вёл к центру. Они символизировали пути осмысления, путешествие от незнания к просвещению. Это было такое же путешествие?
Я слышу гром.
Едва мысль появилась, как он понял её ошибочность. Конечно же, не гром, не важно, как похож звук. Ложный гром со временем становился всё громче, от поворота к повороту, от туннеля к туннелю.
Зефон увидел поблёкшие символы на стенах и стёр пыль настолько аккуратно, насколько мог бионической рукой. Простые примитивные изображения открылись его любопытному прикосновению, они напоминали наскальные рисунки самых ранних человеческих культур. Он шёл дальше, останавливаясь наугад и осматривая первобытные произведения искусства: сцены охоты простых фигур с копьями на огромных зверей; сообщество призрачных людей, собравшихся вокруг красно-оранжевых лепестков огня; десятки фигур с поднятыми руками, которые поклонялись сфере солнца над собой.
Вскоре путешественники достигли моста, а вместе с ним и грома.
Путь перед ними пролегал через бездну. Сервиторы, не останавливаясь, покатились вперёд. Рыцари замешкались, военные доспехи остановились. Зефон также остановился, соскользнул с транспортёра, на котором ехал, и недоверчиво уставился на источник грома, низвергавшийся в бесконечную черноту. Собранная в подземных хранилищах вода Терры обрушивалась огромными ревущими водопадами с высокого потолка пещеры.
Зефон понял, что улыбается, а затем рассмеялся над захватывающим дух зрелищем, настолько масштабным и настолько оглушительно подавляющим грохотом. Он сражался на океанических и муссонных мирах, но от этого впечатление не стало менее величественным. Он был ребёнком Ваала и мало планет могли сравниться в пронизанном радиацией и измученном жаждой наследии с тем далёким шаром.