Ноги сами приводят к дому Стелы, но знаю, к ней не пойду. На сердце грустно, тоска вытягивает жилы. Вспоминаю её глаза, волнующий запах тела, насмешливый взгляд. Нет, не сейчас! Мотаю головой, уверенно иду на КПП, скоро подойдёт автобус, в Москву приеду рано. Ничего, погуляю по московским улицам, матери подарки куплю.
...................
Автобус мотает по колдобинам, нервно ревёт двигатель. Прижимаюсь к холодному стеклу, сильно порошит снег, скоро всё заметёт. Кутаюсь в шинель, шапку надвинул на лоб, как говорится - не месяц май.
На соседних аэродромах взлетают МиГи. Лётчики иной раз шуткуют, над дорогой врубают полный фарсаж, и нас едва не смывает в лес. Пассажиры беззлобно ругаются, привыкли уже.
Наконец заезжаем в Мытищи, до Москвы совсем близко. Спрыгиваю с автобуса, скорым шагом иду в метро. Вроде как кто-то спешит за мной, пробивает озноб, вспоминаю встречу в госпитале. Делаю вид, что развязался шнурок, наклоняюсь, осторожно смотрю сквозь локоть. Перекормленная немолодая мадам, пыхтя, тащит две забитые до отказа сетки, пот градом, лицо страдальческое.
- На метро? - оборачиваюсь к ней.
- Ой! Да, детка! - в глазах появляется надежда.
Я усмехаюсь: - Давайте ваши кошёлки.
Она расплывается в улыбке как старая добрая хрюшка, кокетливо подаёт их мне ... я едва их не роняю Не фига ж себе, ну и тяжесть!
- Что у вас там?
- Колбаска, сальце, тушёнка, картошка, капуста ... - с удовольствием перечисляет она.
- На месяц затарились?
- Почему же. Нет, конечно, на недельку хватит, - она скоренько семенит за мной, толстые ляжки гуляют как пудинг на тарелке.
Спускаемся в метро. Мне на другую линию, с удовольствием передаю ей неподъёмные кошёлки. Она долго благодарит, называет то котиком, то рыбкой, тараторит как заводная и тут, через оплывшее плечо женщины вижу их. Незнакомцы одеты уже в длинные пальто и нервно озираются по сторонам, очевидно, ищут меня.
- Давайте, всё же, вас провожу до электрички, - бледнею я.
- Ой, какое счастье! - радуется она.
Стараюсь затеряться в толпе, мадам едва поспевает, но мне необходимо торопиться. Вроде оторвался, я перевожу дух. Что им надо от меня? "Чёрное сердце" в моём кармане ощутимо нагревается, возникает безумное желание капнуть на него своей кровью. Что за дикость? Решительно отметаю это непонятное желание.
Наконец юркаю в вагон, опасливо рассматриваю своих соседей. Пассажиры как всегда читают. Мест нет, топчусь в общем стаде, монотонно объявляют остановки, потихоньку успокаиваюсь.
В метро воздух ни с чем несравнимый: прохладный, тревожный, с запахом электричества и ещё чего-то. На стенах мелькают огоньки ламп, иногда взгляд выхватывает ходы закрытые кладкой кирпича - тоннель что-то пересёк непотребное, и люди решили их заделать.
Путей, под землёй, бесчисленное множество. В некоторые из них месяцами не заходит человек. Что творится в их отсутствие, одному богу известно. Говорят, в московских подземельях скрыта библиотека самого Ивана Грозного, а иногда люди исчезают в недрах лабиринта метрополитена. Как-то мне рассказывал один товарищ о случае, который его поразил сильнейшим образом, в электричке ехала группа мужчин, одетых в строгие серые костюмы. Они так неестественно сидели, спины выпрямленные, взгляды в одну точку, что пассажиры не выдерживали их тяжёлой энергетики и уходили в другие вагоны. Затем, люди в серых костюмах, вышли, попрыгали в тоннель и скрылись в темноте. Вот, интересно, что они там забыли? Ещё понимаю, бичи переночевать решили, но эти люди ...
Монотонно объявляют мою остановку, с общей толпой вываливаю на перрон. Дух захватывает от красоты - всё в мраморе, барельефы, цветная мозаика и эскалатор загруженный людьми. В ларьке покупаю газету, что б чем-нибудь заняться в поезде и бегу наверх.
Всё замело снегом, пожалел, что сапоги не надел, противный холод лезет в носки и тает под ступнями. Но улицы преображаются, возникает ощущение чистоты, грязи под ногами не видно, вокруг белизна.
Бегаю по магазинам, накупил овсяного печения, в Севастополе это страшный дефицит. Строю глазки продавщице, она лучезарно улыбается и выуживает из-под полы пачку ассорти шоколадных конфет с ромовой начинкой, даже по меркам Москвы - круто. Затем, толкаюсь вместе с женщинами, стою в огромной очереди, завезли импортные сапоги, моя матушка о таких давно мечтает.
После, просто брожу по улицам, удивляюсь такому количеству народа, он идёт непрерывным потоком и на встречу и обратно. Кошмар! Задохнуться можно. Ныряю в бар, заказываю рюмку коньяка и горячий чай, смешиваю. Мне один лётчик рассказывал, таким способом можно быстро согреться. Кстати, он называл этот коктейль, адмиральским чаем. Действительно, ноги быстро отогреваются, похорошело. От нечего делать сижу здесь до самой темноты. В этом же здании располагается ресторан, слышится музыка, весёлые возгласы, хрустальный звон бокалов, доносится голос ведущего: "А сейчас, для нашей несравненной гостье из солнечного Крыма: "Листья жёлтые!""
Звучит музыка: "Листья жёлтые над городом кружатся, тихим шорохом под ноги нам ложатся..." - я взгрустнул, песня навеяла воспоминание о Графской пристани, о Приморском бульваре ... смотрю на часы - пора!
Изрядно подогретый, выхожу на мороз, бегу к поезду. Беру билет в купейный вагон, бросаю сумку под нижнее сидение, шинель вешаю на крючок, шапку бросаю на стол, присаживаюсь к окну.
В вагоне толчея, все с огромными сумками, суетятся, шумят, вот и ко мне заходит целая семья: муж с женой и парень подросток. Тот сразу вылупился на меня, даже рот открыл. Неожиданно набирается духом и выпаливает: - Дядя лётчик, вы в Афганистане воевали?
С удивлением смотрю на него. Тут до меня доходит, на моей груди сияет орден Красной звезды. Дико смущаюсь, надо бы снять.
- Да нет, это из-за ранения дали, здесь, под Москвой.
- А что, такое бывает? - удивляется подросток.
- Бывает, - горько улыбаюсь я.
- Вадик, не приставай к товарищу лейтенанту, - доброжелательно смотрит на меня мужчина. Осанка у него ровная, очевидно бывший офицер.
- В Севастополь едете? - интересуется его жена.
- Да.
- Живёте там, или по службе?
- В отпуск еду. Домой.
- А мы с отпуска, - вздыхает она, - так быстро закончился. Раньше редко ездили, всё по гарнизонам. Потом мужа в Севастополь перевели, на БПК.
- Ещё служите? - интересуюсь я, чтоб поддержать беседу.
- Уже нет, - вздыхает мужчина, - ушёл капитаном второго ранга. По ночам служба снится.
Внезапно остро понимаю, как этот человек переживает, что сейчас не удел. Всегда быть на передовой и вот, ещё сравнительно молодой, а пенсионер.
Поезд дёрнулся, звякнула посуда, за окном задвигались столбы. Неужели скоро увижу свой дом?
Разносят постельное бельё. Молодая проводница приветливо улыбается: - Чаёк принести?
Соседка по купе достаёт курочку, режет солёные огурчики, нарезает ровными кружочками колбасу: - Берите, не стесняйтесь, - говорит она, заметив, что я отвожу взгляд и невольно глотаю слюну.
Мужчина ставит на стол пузатую бутылку коньяка. Постепенно вся неловкость улетучивается и уже, вроде как знаем друг друга всю жизнь. Вот так всегда бывает с соседями по вагону.
Ночь в самом разгаре, забираюсь на верхнюю полку, закрываю глаза и честно пытаюсь заснуть. Сон нагрянул неожиданно, сваливаюсь, словно в яму и начинаются кошмары: вокруг степь, усеянная обломками острых камней, торчит колючий кустарник, взвивается в воздух сухая пыль, на небе набухшие тучи, сквозь них едва прорывается свет луны. С трудом бреду между камней, неуютно и непонятно, что я здесь делаю. Ни души, лишь завывает ветер. А ветер ли это? Нечто тоскливое проносится над степью, кровь стынет в венах. Мне б уйти отсюда. Но куда? Шарю глазами по сторонам, вроде тропа. Становлюсь на неё, иду, но как мне страшно, чудится, впереди ждёт встреча. Но с кем? Меня ждут и знают, что я прейду.
Впереди завал из каменных глыб, тропа упирается в них. Обхожу. Кто-то возится в грязных кустах. Вытягиваю шею, пытаюсь рассмотреть, что там. Это какое-то животное, вижу лохматый бок.