- Пришлось, собак же надо кормить, - вздыхает она.

С тревогой замечаю, как она неожиданно быстро постарела, совсем старушкой стала, но улыбка всё такая, же тёплая и светлая.

- Мама, я что, сам не могу за них побеспокоиться? - с укором спрашиваю её.

- Ты, очень далеко, сын, - непонятно произносит она.

Внезапно, словно земля уходит из-под ног. Оказываюсь в тёмном переулке, сзади звучит музыка с танцплощадки: "... листья жёлтые над городом кружатся...", а у забора скрючилась рыжеволосая девочка, бросаюсь к ней. Она с трудом встаёт, смотрит мне в глаза, и неожиданно вижу - она взрослая женщина. Её роскошные волосы, искрясь, ниспадают на покатые плечи, а острые груди, словно хотят проткнуть лёгкую ткань одежды, пухлые губы ждут мужской ласки, но взгляд полон тревоги: - Программисты хороши лишь водку жрать, опять напортачили. Как же нам из этого положения выбраться, Кирюша?

- НЕ ПОИ КАМЕНЬ КРОВЬЮ!!! - словно из всего пространства звучит голос и эхом разносится по моему сознанию.

Внезапно словно ухожу в водоворот, я бегу в жутком туннеле, сзади скачками несутся невероятные создания. Они как мумии, пальцы скрюченные, морды, в мерзких оскалах, глаза горят бешенством. Мне необходимо вырваться из тоннеля, там свет и спасение.

- Кирилл, сюда! - меня выдёргивает в какую-то комнату рыжеволосая женщина. Запираем дверь, баррикадируем стульями и столами, а в неё моментально начинаются ломиться, возникает щель, просовываются скрюченные пальцы.

- Врёшь! - злобно кричит женщина и режет ножом себе руку, подставляет под алые струи крови чёрный камень, облепленный доисторическими ракушками. Метаморфозы происходят стремительно, тело искажается, хрустят кости и на моих глазах она превращается в страшного крылатого ящера. Взмахивает крыльями, с яростным шипением бросается из комнаты. Раздаётся визг, скулёж, рычание, удары сотрясают тоннель, монстры разлетаются в стороны, вывороченные и истерзанные её острыми когтями.

- Бежим! - кричит уже прежняя рыжеволосая красавица.

Выбегаем из тоннеля - всё тонет в молочном сиянии, на прекрасных деревцах шныряют разноцветные птицы. В округе, как ни в чём не бывало, гуляет народ - спокойная публика, незнающая, что у них под боком, в мрачных недрах тоннелей, поселилась нечисть".

- Подъём! - в голове словно рванул фугас.

Подлетаю вместе со всеми. Между кроватями прохаживаются сержанты, энергично всех подгоняют.

- Строиться, воины!!!

Поспешно занимаем места в строю. Из кабинета вываливает прапорщик, старший сержант идёт к нему с докладом. Тот со скучающим видом выслушивает, идёт к нам, останавливается, сверлит взглядом из-под нависших бровей.

- Вещи сдать в каптёрку, там же подберёте себе форму, и в темпе! - его трубный голос вселяет страх. - Полвосьмого всем построиться на завтрак! - с этими словами он теряет к нам интерес, грузно переваливаясь с ноги на ногу, уходит в кабинет.

У каптёрки суета, нерусский парень, сержанты его называют не иначе как, Мурсал Асварович, принимает вещи и тут же выдаёт форму. Голова у него, как чугунный казан, брови густые и чёрные, тело крепкое, внушительные мышцы перекатываются под гимнастёркой. Он похож на боксёра, а может на борца, хотя нет, он точно боксёр, нос характерно расплющен.

Вот сейчас наденем форму, погоны голубые, пилотки задвинем на лоб и станем бравыми солдатами. Нас всех посещают одинаковые мысли, но не тут-то было, оказывается у всех без исключения форма не по размеру, следствие этому, несуразно болтается, вид комичный и жалкий. Смотрю в зеркало, но себе не нравлюсь, пугало пугалом, от отвращений хочется сплюнуть. Единственное отличие от всех, не стал брать ремень из кожзама, а одел кожаный - мой ночной трофей. Замечаю, у всех старослужащих, именно такие ремни. А так же, мне не достались новые сапоги, выдали, ушедшего на дембель. Эти сапожки мягкие, голенище гармошкой, каблуки высокие. Хоть в этом повезло!

Все кто приоделся, выходит на плац перед казармой. Кто-то нырнул в курилку, я же прогуливаюсь с видом стороннего наблюдателя.

Не проходит и минуты, ко мне подходят несколько старослужащих: - Не фига ж себе! Откуда ремень?

- "Дед" дал, - решил не входить в подробности.

- Раз "дед", ладно, носи, а сапоги разгладить, каблуки срезать! Понял, дух?

- Разглажу, срежу, - недовольно бурчу я.

- Бегом!!!

Остаток времени лихорадочно выглаживаю голенище утюгом, но складки, так любовно сделанные дембелем, не хотят разглаживаться.

Завтрак в столовой проходит в полном молчании. Каша мерзкая, приправленная комбижиром, мало кто её доел. Сержант посмеивается: - Что, воины, домашние пирожки ещё не переварили? Ничего, скоро будете её так жрать, как чёрную икру на бутерброде.

Зло косимся на него. Он же сытый и здоровый, кашу не ест, нехотя намазывает на хлеб масло, один раз куснул и кладёт в тарелку, наелся.

-Закончили приём пищи, строиться! - рявкает он.

Полк, в который я попал, оказался учебным, в нем готовят спецов по обслуживанию радиорелейных станций. Самолёты летают где-то далеко, их даже не видим, а мы оказались обычными связистами, правда, с голубыми погонами.

Каждый день гоняют: бег подтягивание, снова бег, отжимание от пола, качание пресса и прочее. Народ "сдыхает" от таких нагрузок, но мне наоборот их не хватает, даже начал полнеть.

В один из дней, набираюсь наглости, и иду к командиру роты. Это тот капитан с дерзкими усиками, что "купил" меня за бутылку водки.

- Разрешите, товарищ капитан!

Он отрывается от стола, смотрит на меня с удивлением: - Чего надо, рядовой Панкратьев?

Меня всегда коробит эта фамилия, но уже почти привык.

- Можно мне...

- Можно обосрат...я, - насмешливо перебивает он.

- Извините, разрешите обратиться? - поправляюсь я.

- Обращайся.

- Разрешите тренироваться индивидуально.

- Что так? - с интересом смотрит на меня.

-Жирею, нагрузок не хватает, - опускаю глаза в пол.

Он встает, подходит, смотрит в глаза. Как и прежде взгляд не отвожу: - Однако, - жуёт он губы, - все бойцы загибаются, а этот ... жиреет. Прапорщик Бондар! - крикнул старшину роты.

Тот заходит, как всегда, большой и сильный, глаза навыкате, шея покрыта испариной, кулаки как гири - давят воздух.

- Да, Алексей Павлович? - прапорщик смотрит на меня из-под толстых век, знает, из-за меня его вызвали.

- Что ж вы Лёня, курорт бойцам устроил? Смотри, как хлопец, зажирел.

Прапорщик удивлённо хмыкает: - Да, вроде как курёнок, ни жира, ни мяса.

- А он говорит, что зажирел. Просит индивидуальных нагрузок. Что скажешь?

- Просит, сделаем, - прапорщик окидывает меня ласковым взглядом.

- Вот и всё, рядовой Панкратьев, - разводит руками капитан, усики дерзко топорщатся над губой, - просил, сделали. Можете идти, уверен, скоро жира не будет.

- Пойдём, касатик, - по-доброму говорит прапорщик Бондар, тихонько толкнув меня вперёд.

Выходим. Чувствую не в сторону турников идём. Проходим котельную, у хозяйственных построек останавливаемся. О, сколько здесь кирпича! Лежит россыпью, а где-то сложен в аккуратные штабеля.

- Вот, боец, качайся. К вечеру кирпич сложить у стены, постарайся подогнать по оттенкам. Не справишься, что ни будь придумаем ещё.

Гм, инициатива наказуема, смеюсь про себя, здесь этого кирпича, неделю укладывать. Прапорщик Бондар грузно уходит, остаюсь с этим богатством. Потихоньку ношу к стенке, пытаюсь создать первый штабель. Всё же здесь работы не на неделю, на месяц, с тоской взираю на бесчисленные россыпи.

Через час эта бестолковая работа надоедает. Кладу один кирпич на два других, хрясь ладонью - развалился на две половинки. Понравилось. Вскоре набиваю целую кучу. Стараюсь разбить два, три кирпича за раз, иногда получается. Эта тема меня так захватила, что не сразу замечаю, что за мной уже очень долго наблюдают.

- А четыре разобьёшь? - слышу насмешливый голос.