- И себя оставили без девушек! - вздохнул Лех. - Мне надо вернуться в Бульбальганию, великий космос, я должен отдать карточку! - сокрушался он, глядя в иллюминатор на удаляющихся Батек, пасущих стада астероидов посреди тучной звёздной равнины.

Гидрогеолог Жека очнулся от тихих дум:

- Бригадир, что ты сказал про избирательные бюллетени у девчонок?

- А что, по-твоему, они держали в руках?

- Ну, мало ли что, пригласительные в игорный дом, например. Или визитки на улицу Прекрасных фонарей...

- Не угадал ты, Жека. В ночь, когда мы прибыли, у бульбальганцев начался всенародный праздник, самый любимый праздник в году: выборы.

- Кого выбирают?

- Кого - неважно. Главное - традиция. Раз в году каждый должен опустить в избирательную урну свой бюллетень, на счастье.

- Избирательная урна это такая квадратная банка с прорезью? - спросил пилот Лех, сладко позёвывая.

- Она самая, - ответил я.

- Старик, а ведь мы могли к хаффу сорвать их выборы, если бы на всю ночь закадрили девчонок-активисток?! - всполошился Лех, приподняв с лежака голову с шелковистым, до блеска вымытым чубом.

- Ещё как могли бы! - польстил я ему и по-отечески взъерошил вихрастую голову.

- Теперь понимаю, что значит "делать политику с чистыми руками"... - пробормотал пилот, засыпая.

А я подумал, что неплохо бы её именно так и делать - хорошенько помывшись перед...

ТРУФФАЛЬДИНО ИЗ БЕРГАМО

- Меркурианские шейхи всего-то зажиревшие перекупщики солнечного света, - говорил я за обедом своим ребятам. - С ними поладить можно, если повезёт, конечно. Признаться, самое тяжёлое испытание я прошёл на стажировке, и после этого уже ничего не боюсь. Годков мне было не больше, чем нашему Леху.

Жека закашлялся - а нечего увлекаться едой из тюбиков "Мигомсьешь", эти тюбики так и норовят опорожниться прямо в глотку.

Хмыкнул:

- Бригадир, признайся, в его возрасте ты был таким же звезданутым?

- У меня не было его золотых вихров, но дурь порол я так же мастерски. Только-только закончив университет, я согласился поработать переводчиком на венерианский клан Бергамо.

- На Венере говорят чуднО, - хохотнул наш пилот и процитировал, вихляя позвоночником, как венерианский метеоролог: "В ночь космопорт накроет ураганом, штормить и штырить будет до утра!"

- На Венере говорят стихами, парень. Если ты чувствуешь ритм строк, значит, в твои уши льются стихи. Особый респект у венерианцев - подражать великому Гольдони.

Я вспомнил бесшабашную юность и ударился в воспоминания.

- Сицилийский главарь (вы знаете тамошнюю венерианскую Сицилию - занюханное местечко) забросил меня под именем Труффальдино из Бергамо в бергамский же космопорт. Он хотел отмазать одну сеньору от нехороших подозрений её мужа. Это после я понял, что местные кланы не балуются пустяками, и замутили там по-крупному, но сначала решил, что ревность причина скандала в семействе. Ну и досталось мне! Крутился я, друзья, протуберанцем и до сих пор не верю, что живой.

Все открыли рты, забыв прожевать и проглотить. А Лех робко спросил:

- Чё, это уже стихи?

- Бригадир, - попросил Жека, - не тяни робокота за причиндалы! Как ты умудрился поладить с мафией, кровавой и беспощадной?

Ребята мигом сложили обеденный стол, развалились на лежаках, намереваясь всласть поковырять в зубах после лунных хрящиков, и я принялся рассказывать:

- В начале дня, там длится он полгода,

я прилетел на челноке пиратском,

меня везли в зловеще-красном лифте,

поставили пред очи главаря.

Главарь был хром...

- Из хрома?!

- Не из хрома.

Он был хромой и с челюстью вставной.

И что он говорил - не знала дворня.

"Фефекты" речи, слов не разобрать.

Его не понимали, он их резал.

Вот, чувствую, я влип. Живым не выйду.

А босс вещал утробно и невнятно.

И было б легче мне перевести

ворчанье в животе. Не так приятно

в испуге по извилинам скрести

совком и щёткой, мысли собирая.

Я мысленно стучался в двери рая:

не выкручусь - убьют и распылят.

В конвекторе. На горстку скорбной пыли...

Я был в беде, и волос на затылке,

в паху, под мышками -

на каждом бледном дюйме

несчастной кожи

взмок и шевелился.

И тут, друзья мои, я вдруг припомнил

студенческую пьесу. С третьим курсом

мы ставили её на малой сцене.

Недаром мне кликуху Труффальдино

состряпали. Должно быть, в ней - намёк?

Сказал себе: "Вперёд, смелее, парень!" -

ведь двух смертей, ты знаешь, не бывает

и, я не вру, словами древней пьесы

решил с женою босса говорить.

(Меня позвали, чтоб при ихней ссоре был толмачом, а после - хоть в расход).

Я перевёл, услышав скрип из пасти

главы семейства:

"Не хочу вас видеть!

Вот ваш билет в Тартар, - куда подальше.

Вы растоптали плазменное сердце,

мой дом пропах изменою и фальшью,

как каравелла флорентийцев перцем!"

"Слепец! - так отвечала эта дама,

скосив на чуб мой дивные глаза.

- Да если б вас я не любила,

то не спешила бы сюда на помощь!

И не везла бы сорок докторов!"

"На что мне жизнь, когда ей вам обязан?"

"Поверьте, дорогой, я вас люблю!"

"А я вас всей душою презираю!"

"Прошу вас перестать, не то умру я!"

"Уж лучше мёртвою мне видеть вас, сеньора,

чем день и ночь к Педрильо ревновать!

Да что к Педрильо: к Сильвио, Посконе,

Филиппо, Марио, и Бруту, и Фальконе...

"Хотите, значит, смерти вы моей?"

"Да, только смерть награда за измену!"

"Так радуйтесь!"

(Здесь вставлю я ремарку:

на этом месте сделалось мне жарко.

На пару с крутобровою сеньорой

мы диалог вели легко и споро,

но босс едва за нами поспевал -

искусственной системой он дышал,

и надо было сделать передышку...)

Роняет дама платье. "Это слишком, -

подумал я, - не много ль драматизма?

У госпожи и так сильна харизма,

но всё затмит её точёный стан..."

Из декольте не дамский плазмалган

вдруг достаёт...(Он нежился привычно

средь дивных форм,

и очень огорчился, когда его призвали послужить).

Суровый плазмалган вдруг направляет

хозяйка в грудь себе: в постельку, то есть,

ведь он привык всегда быть там внутри.

Щелчок...Её ружьишко не стреляет.

А как стрелять? Как жечь альков любви?

Мой босс бледнеет, челюсть с тихим звоном

валится вниз - пусть челядь подберёт.

Служанка госпожи с утробным стоном

стремглав к хозяйке, и ему орёт: "А вы, сеньор, стоите равнодушно

когда пред вами льются реки крови?

Вы тигр, вы лев, вы крокодил бездушный!

Вы режиссёр трагических лав-стори!

Взгляните-ка на этого красавца,

из-за него несчастная супруга

себя насквозь готова распороть!

Нет, госпожа, я так вас не оставлю,

и заберу, пожалуй, плазмалган,

он у меня храниться может тоже...

(мы видим, как ловчила-плазмалган

кочует в грудь побольше и пышнее...

что говорить, ловчиле повезло).

Мой босс страдает, аж мороз по коже

и, к челюсти приставив полкило

в мешочке льда, сеньоры видит слёзы,

он слышит гнев и горе, он смущён.

Скрипит, хрипит, - не понимаю тоже,

но с переводом лезу на рожон,

поскольку помню пьесу я дословно,