Литмир - Электронная Библиотека

— Ночью его сам увидишь. А как увидишь, обо всем позабудешь…

— Пусть и не надеется. Меня мужские прелести как-то не особо привлекают, — возражаю. — И обойдусь как-нибудь без милости и ласки Тимьяра. — Лучше расскажи, где мне разрешено быть, кроме как в этой комнате?

— В гаремном парке. Там очень красиво. Столько цветов, собранных с разных уголков нашего мира. Еще фонтанчики и искусственно созданный водопад. Он так громко грохочет, если подойти к нему слишком близко. Но красиво, глаз не отвести. Хочешь, покажу? Господин наш сейчас занят, поэтому и искать тебя не будет.

— Хочу. Все-таки лучше, чем здесь сидеть и жалеть себя и потерянную свободу, — соглашаюсь и иду следом за евнухом. И флейту свою захватил. После того, как я ее получил не помня, за что, никогда с ней не расстаюсь. Даже, ложась спать, кладу рядом со своей постелью.

Цветов в гаремном парке было действительно много. Разных оттенков, размеров. Евнухи-садовники много усилий приложили, чтобы создать такую красоту и гармонию. Удачно расположенные композиции цветов разной цветовой гаммы дарили посетителям какое-то спокойствие и удовлетворение, создавая тихое место для уединения и размышлений.

Я облюбовал себе беседку в самой глубине этой красоты и чарующих запахов, сел, закрыл глаза, стараясь успокоится. Даже не заметил, как евнух ушел, оставив меня одного. Поднес к губам флейту и начал играть. Внутри меня рождалась мелодия. Такая грустная, что от нее заплакали бы цветы. И, правда. На их соцветиях появились капельки росы, хотя сейчас не утро, время движется к вечеру. Словно природа вместе со мной оплакивала мою утраченную свободу. Флейта точно передавала мое настроение и внутреннее состояние. Мелодия брала за душу и заставляла ее сжиматься, а сердце стучать через раз.

— Какая красивая мелодия, — заставил меня открыть глаза чей-то незнакомый, но очень приятный голос. — Такая печальная, что не хочешь, а поддашься ее чарам и заплачешь. О чем грустишь, музыкант? Тебе выпала такая удача попасть в гарем самого короля, а ты грустишь.

Передо мной стоял красивый молодой, высокий мужчина. На вид не более тридцати человеческих лет. Его темные длинные волосы были собраны в низкий хвост, одежда выдавала в нем аристократа, а не служителя гарема. И не одного из наложников. Платья нет, а обычный костюм со штанами как у богатого дворянина. Карие глаза внимательно разглядывали меня, словно хотели просканировать насквозь. Вывернуть душу наизнанку и там найти причину моей грусти.

— Об этой удаче и грущу. Мне здесь не нравится. Я туда хочу — на свободу, — ответил я и махнул в сторону изгороди, разделяющей нас с моей мечтой.

— Тоскуешь по дому? Друзьям? Может, о любимом?

Ну, да. Ну, да. О ком, о ком, только не о любимом. А этот красавчик даже мысли не допускает о том, что у парня на свободе могла быть любимая. Ну, или любовница. Да, испорченное у них общество. Отношения двух мужчин считаются нормой. Куда я попал? Нет и еще раз нет. Девку хочу. И на этом точка. А эти из Радии пусть любят и развлекаются, с кем хотят.

— Нет у меня дома. И любимой нет! А друг был, но мы расстались… Друг, а не любовник! — на всякий случай подчеркнул я. Кто его знает. Напридумывает всякого, судя по своим традициям и предпочтениям и про меня.

— А твой дядя? Разве он не твоя семья и часть дома, по которой можно тосковать?

— Не хочу о нем говорить.

— Почему? С его согласия и случилась наша встреча. Ты ему только за это должен быть вечно благодарен, — стал наставлять меня на путь истинный, наверное, король. Ведет себя как дома. Шляется по гарему, куда разрешен вход только королю. Точно Он. Тимьяр. Король Радии собственной персоной. Даже не представился. Гордость не позволяет наложникам свое имя или титул сказать? Или он уверен, что таких обаятельных, красивых, высоких и стройных королей каждый мужчина в этом мире должен знать в лицо? И все они эти мужчины должны спать и видеть, как оказаться в постели его Величества?

— Промолчу о том, что я должен сделать со своим родственником…

— Вот как? Поругались? Может, чтобы увидеть улыбку на твоем лице, мне стоит опять пойти на него войной?

— Это наши семейные разборки. Не стоит вам в это влезать, ваше Величество, — рискнул я посоветовать местному монарху, что делать. Обычно им не нравится, когда кто-то посторонний указывает, что делать. Куда нам, простым смертным, давать советы помазанникам Божьим?

— Как скажешь. Сам так сам. Сыграй для меня что-нибудь, только повеселее.

— Простите, пропало вдохновение. И, если можно… хочу остаться один.

— Прогоняешь? — в голосе монарха появились стальные угрожающие нотки.

— Нет, упаси Боги. Это ваш гарем, парк и дворец. Кто я такой, чтобы прогонять хозяина всего этого? Просто захотелось побыть одному …

— Понимаю. Нужно время, чтобы привыкнуть к другой жизни, некоторым ограничениям. Переменам к лучшему. Теперь о тебе есть кому заботиться, любить, оберегать и заставлять улыбаться хоть иногда.

— Я и раньше на все перечисленное вами не жаловался. Скорее наоборот, перемены для меня не к лучшему…

— Я тебе совсем-совсем не нравлюсь? — наконец до него дошло, что мне такие перемены абсолютно не нужны.

— И тут я, пожалуй, промолчу. Я сегодня итак слишком много говорю. Меня предупредил евнух, что вы не любите парней, которые слишком много болтают.

— Ты меня боишься? Правильно делаешь. Со мной лучше не играть в свои игры. Но на первый раз прощаю. Спишу все это на переезд, усталость и стресс. Так и быть оставлю тебя одного. До вечера. Поэтому не прощаюсь и надеюсь, что ночью мы о многом поговорим и лучше узнаем друг друга.

И ушел. Узнаем? Вот уж дудки. Придется тебе ваше Величество найти другой более податливый зад и более благодарного любовника. Главное, чтобы флейту разрешили пронести в спальню к королю…

Долго побыть одному не дали. Пришел евнух, позвал ужинать. Потом после ужина меня долго и тщательно готовили к посещению спальни монарха. Мыли, натирали, сделали превосходный расслабляющий массаж. Мышцы расслабились, а вот внутреннее напряжение нарастало. Знал ведь, к чему меня готовят. К сексу с королем. Не страшно, но противно. Только от одной мысли, что в меня засунут чей-то член и начнут трахать как женщину, будут целовать, и ласкать мужские губы, настойчивые руки будут исследовать, тискать, щупать, ком подкатил к горлу, и тошнота стала навязчиво подталкивать содержимое ужина наружу. Вдох-выдох. Успокоиться, взять себя в руки. Не первый мой раз. Тогда я был пьян и смел, а сейчас трезв, как стеклышко, и знаю, что это не последний раз. Если уступлю, сдамся, не дам отпор.

Зря боялся, переживал, чуть не поседел. Король согласился перед самым главным, тем, зачем меня привели в его спальню, послушать мою флейту. Сейчас мелодия была веселей. Она звучала, а я просил мысленно всех существующих Богов, чтобы Тимьяр заснул и проспал всю ночь, не просыпаясь. Получилось. Флейта мне помогла, и ее волшебные звуки усыпили короля.

А то испугался, расклеился. Разозлился. Мужик я или кто? С какого такого перепуга я должен подставлять свой зад этому королю? Мне не говорили, что я буду наложником, иначе бы я не согласился. Лучше сдохнуть, чем сомнительная честь быть чьим-то бесправным постельным рабом. Ага, кто-то скажет: «За тобой Родина и Отечество. Ты гарант мира.» Не соглашусь. Меня с этого мира выкинули, предали, отобрали власть, убили родителей и брата и шантажом заставили стать рабом бесправным. И я должен стать для ЭТОГО щитом?! Нет уж, выкусите. Я сам по себе и жду Тави. Тяну время — выживаю. Любой другой на моем месте сдался бы и уступил, подчинился, сломался и в первую же ночь подставился. Слабак. Я не такой. Могу за себя постоять. В морду дать, если придется, но делать, то, что мне приказывают, прикрываясь высокими идеалами, не буду. Вам хочется войны — воюйте. Я-то тут причем? Я не раб, не игрушка, а человек. Допустим секс с мужчиной, но по любви. А не по указке дяди, папы, брата и прочих родственников. С какой стати всем этим родственникам зад прикрывать? Проще было уйти и отказаться от титулов и земель, чем стать посмешищем в своей стране и за ее пределами. В моем же случае на кону — собственная жизнь! И все равно не смириться и отдаться, а противостоять — вот для этого нужно много физических и душевных сил. Ну, а смеяться будет тот, кто будет смеяться последним. Если выживет.

3
{"b":"593643","o":1}