В какой-то момент что-то грохнуло, и одно из трех тел упало рядом со мной. Это был Джеймс. Саманта, гениальная женщина, сумела выбраться из комнаты и нанести ему удар тяжелой сковородкой по голове. Я мог бы сказать ей «спасибо», но времени не было. Найдя в себе последние силы, чтобы встать, я воспользовался моментом и снова кинулся в бой. На этот раз я дрался с Джоном и Ричардом. Мне было больно стоять на ногах и драться, но что оставалось делать? Лежать и стонать, какой я бедный и несчастный? Я только успел нанести первый удар по роже Ричарда, как Саманта вновь помогла мне — она и его ударила по башке, отправляя сынка к отключившемуся папаше.
— Спасибо, — наконец прохрипел я, глядя на Джона. — Ну что, уебок, остался ты один?
— Иди сюда, малыш, — весело отозвался он.
Теперь мы дрались вдвоем. Было невыносимо больно, я слабел с каждой минутой, но я был обязан доказать, в первую очередь себе, что я молодец, что я мужик и смогу одолеть своего врага номер один. С Джоном у меня были свои счеты, так что я дрался не только из-за Моники, но и из-за собственного достоинства. Этот мудак когда-то сильно унизил меня, пришло время расплатиться за грешки.
Джон тоже начинал терять силы. Моники и Саманты уже не было (видимо, побежали звонить в полицию), лишь Джеймс и Ричард лежали в комнате на полу. Я видел, как Джону все труднее держаться на ногах, что он хватается за стены и стол, и это придавало мне новых сил. Я бил его то в лицо, то между ребер, получая нехилые ответные удары и мечтая, чтобы козлина свалился к своей ебанутой семейке, и через несколько минут мне это удалось. Я не представлял, как мне удалось одержать победу в этой неравной драке… Это было настоящее чудо. Если бы не Саманта с ее сковородкой, мне пришлось бы намного сложнее. Хоть я и привык драться, но мне всегда было больно физически. Все-таки я живой человек, а не робот.
Я знал, что Джон приехал сюда только по моей вине, и Моника с ее матерью пострадали также из-за меня. Но я смог защитить их, не позволил надругаться над девушкой и отстоял собственную честь, пусть это и стоило мне здоровья.
Как только драка закончилась, я упал на кровать Моники, пачкая ее грязью и кровью, но мне было похуй. Стоять я больше не мог — сил вообще не было, — поэтому я просто лежал на спине, боясь пошевелиться, и восстанавливал дыхание. Снова это отвратительное чувство ломоты после мордобоя. Я знал, что завтра будет еще хуже, догадывался, что эти мудаки могли что-то сломать мне, но радость от того, что я вмазал Джону и повалил его на пол, приносила в мою бочку негатива капельку счастья.
— Тэхен! Скоро приедет полиция, — в спальню забежала Моника. Она перешагнула через Джеймса и Ричарда, которые лежали без сознания, через Джона, который постанывал от боли и не мог двигаться, подошла ко мне и наклонилась вниз. — Боже мой, на тебе нет живого места… Срочно надо в больницу! Я скажу маме, чтобы она вызвала скорую.
— Похуй, заживет, — остановив девушку за руку, я прокашлялся, выплевывая густую кровь прямо на подушку. — Моника, прости, это из-за меня они здесь. Но я ведь защитил вас, верно? С вами все хорошо?
— С нами-то все нормально, а вот ты… Я не могу на тебя смотреть, я звоню врачам! — Мон вырвалась из моей слабой хватки и помчалась на первый этаж.
Я чертовски не хотел ехать в гребаную больницу, видеть людей в белых халатах, но сил останавливать Монику у меня не было. Единственное, на что я был способен, — лежать ничком и надеяться, что мои внутренности не превратились в кровавую кашу. Скоро приедут полиция, врачи, начнутся разборки, в которые меня обязательно втянут, и я вряд ли смогу нормально оклематься в привычных условиях — дома, на кровати, а не в стенах чужой, ненавистной больницы.
Я слышал какое-то копошение, возню, но не придавал этому значения. Либо Джон оклемался и хотел привести в чувства брата и отца, либо Саманта с Моникой прибирали за нами. Я даже не пытался посмотреть, что происходит вокруг меня. Было настолько похер, что я забил на все. Пусть хоть убьют меня — я слишком слаб, чтобы сопротивляться.
Шум прекратился, я погрузился в умиротворяющую тишину и наслаждался ею. Стало необычайно легко и хорошо… Будто тело вмиг избавилось от боли, голова перестала кружиться, а вкус крови во рту полностью испарился. Может, я умираю? Бог вдоволь поиздевался надо мной и решил забрать к себе под заботливое крылышко? Даже если это и правда, то я буду только рад — хоть обрету то желанное спокойствие, к которому я стремился всю свою жизнь, но никак не мог достичь. Если смогу найти смирение и ужиться с Богом, стану ангелом и буду оберегать родных людей, ну а если и на небесах не найду себе места, стану вторым Люцифером.
Бредовые мысли из моей головы вытеснил сначала один выстрел, заглушаемый женскими криками и звуками разбитого стекла, а затем и второй, но за ним уже следовала тишина. Я резко раскрыл глаза и чуть ли не заплакал, прямо как тогда в душе. Что там опять стряслось? Почему я не знаю ни секунды покоя? Какого хера в моей жизни творится бесконечно дерьмо, из которого я не могу выбраться? Сначала драка, теперь стрельба. Как же я устал от всего этого…
Аккуратно поднявшись с кровати, дабы ненароком не задеть свежие раны, я огляделся: Ричард все так же валялся на полу, но ни Джона, ни Джеймса уже не было. Выходит, пока я приходил в себя и слышал странные звуки, эти два козла встали и спустились на первый этаж. Получалось, что…
— Моника! — заорал я не своим голосом и, забыв про боль и ломоту, кинулся на первый этаж.
Да что же это творится, твою мать?! Сначала одно, затем другое. Пиздец когда-нибудь кончится в моей жизни или нет?! До каких пор я должен терпеть говнище, щедро выливаемое на меня судьбой?!
Быстро спустившись по лестнице вниз, я замер между гостиной и кухней как вкопанный, когда увидел, что же произошло. Джон стоял рядом с Моникой, на их лицах застыл живой ужас. На секунду отлегло — Моника жива, с ней все хорошо. Но я точно слышал два выстрела. Переведя взгляд на стекло, через которое с кухни открывался вид во двор, я увидел в нем кривую дыру и маленькие трещинки — след от пули. Первый выстрел. След от второго я никак не мог найти и все бегал глазами по телу Моники. Жива, здорова и невредима. Была еще Саманта. Саманта… Опустив глаза, я заметил тело женщины. Она лежала и не шевелилась, а вокруг нее становилась все больше лужица крови.
— Сука! — будто икнув, проговорил я, закрыв рот рукой.
Я отошел на пару шагов назад, не сводя глаз с бездыханного тела, а когда меня немного отпустило, я скользнул взглядом по кухне в целом и увидел Джеймса: он сидел в углу на полу, сжимал руками волосы и качался из стороны в сторону. Его губы судорожно шептали: «Я не хотел… Я не хотел… Я не хотел…» Я-то думал, что хуже уже не будет, но жизнь засмеялась мне в лицо и доказала всю свою мощь.
Что делать, я не знал. У меня не было ни сил, ни слов, ни эмоций. Я побледнел, медленно сел на пол и невидящим взглядом уставился на тело Саманты. Слишком много событий свалилось на меня за эти дни, слишком много… Я простой парень, никому не мешал, жил себе спокойно, но судьба решила отвесить мне знатную пощечину и запихнуть в самое пекло. И теперь, расплачиваясь за все то плохое, что я когда-либо совершал, я сидел в проеме между кухней и гостиной и смотрел на убитую мать девушки, которая стала мне по-особому дорога. Но ведь все люди грешат, никто не может быть святым, так почему же я должен нести неподъемный крест на Голгофу? Эгоист, я ведь совсем не подумал о Монике. Ей-то в разы было тяжелее!
Подняв голову, я взглянул на девушку. Она стояла, как прекрасная статуя, созданная гениальным скульптором, и даже не дышала. Ее круглые глаза, в которых затаился весь ужас смерти, смотрели на мертвую мать и отказывались воспринимать увиденное. Мне даже показалось, что если прикоснуться к Монике, то она рассыплется, превращаясь в волшебную пыль.
Мы пробыли все в этой убивающей тишине несколько минут, но было стойкое ощущение, что прошла целая вечность. Пока я приходил в себя, до меня медленно ползло осознание того, что произошло. Джеймс застрелил Саманту. Джеймс застрелил Саманту. Джеймс застрелил Саманту…
