— Да кто же в такое время ходит по улицам? Конечно не приходила. Сидит себе у знакомых и ждет, когда все это кончится.

Убежденная доводами хозяйки, Наташа решила остаться дома.

Между тем рассыпавшихся по городу юнкеров ловили, как диких зверей, и, насладившись их мучениями, беспощадно убивали. Бедные мальчики прятались, где кто мог. Многие, кто имел возможность, переодевались в штатское, даже в костюмы рабочих, и укрывались таким образом от преследования черни. Все же большинство гибло, не находя ни защиты, ни помощи. Пытавшиеся спрятаться в домах богатых или просто зажиточных людей находили перед собой запертые двери и тут же, на глазах перепуганных до подлости хозяев, гибли под ударами настигавших их большевиков.

— Господи, неужели же так и дадут погубить этим несчастным мальчикам? — Ломая руки, со слезами на глазах, волновалась Наташа. — Неужели никто не заступится?

Но кому было заступиться? Тот, за кого они гибли, Керенский, со спокойной совестью мчался за границу, и обыватели или граждане, как их теперь называли, дрожали от страха, забившись в свои квартиры.

Расхаживая взад и вперед по комнате, Наташа подошла к окну и вдруг заметила пробиравшегося вдоль домов пустынной улицы юнкера. Несчастный молодой человек, перебегая от подъезда к подъезду, звонил и стучался в двери. Напрасно. Никто не отворял ему. Не теряя надежды найти хоть в одной из квартир человеческое сердце, он продолжал свои попытки, с тревогой оглядываясь назад. В одно мгновение Наташа выскочила на лестницу и, открыв парадную дверь, закричала:

* — Сюда! Скорей бегите сюда! Скорее! Скорее!

Но юнкера не надо было торопить. В два прыжка он перескочил улицу и влетел в подъезд. И вовремя. Только что за ним захлопнулась дверь, как в конце улицы появилась толпа вооруженных людей.

— Скорей! скорей! — шептала Наташа. — Идите в мою комнату. Я вас спрячу.

— Господи! Что вы делаете? — истерическим голосом вскрикнула квартирная хозяйка, появляясь в передней. — Сумасшедшая! Да теперь нас всех перебьют? Разве можно принимать юнкеров?

Возмущенная до глубины души, с дрожащими губаст, Наташа подскочила к хозяйке.

— Что я делаю? Человека от смерти спасаю. Хотите, 18ЫГОНяйте его на улицу. Пусть его убивают на ваших глазах. Ну, что ж? Гоните же, гоните! Может быть, вам доставит удовольствие посмотреть, как проколют его штыками и как будет он умирать у вашего порога.

— Но куда же его спрятать? — упавшим голосом и, ломая руки, проговорила хозяйка.

— Не беспокойтесь. Я спрячу. Идите вот в эту комнату, — обратилась она к юнкеру. — Идите. Сейчас же раздевайтесь и ложитесь в постель, ту, что справа стоит. Скорее же! Скорее! — торопила она его. — А вас, Мария Васильевна, я прошу одолжить мне женский парик и немного грима. Ваша дочь часто играла в спектаклях. Я знаю, что у нее есть парики и грим.

Хозяйка бросилась за париком, а Наташа подошла к двери своей комнаты.

— Готовы ли вы? — постучала она.

— Готов, — отвечал юнкер, укрываясь одеялом и сбрасывая на пол всю свою амуницию.

Его молодое, еще безусое лице, покрытое, как у девушки, нежным пушком, было миловидно и женоподобно. Это, с первой же минуты, бросилось в глаза Наташе, и на этом она построила план спасения.

— Наденьте вот эту сорочку, — подала она ему одну из своих. — Вот эти кольца и браслет, сняла она украшения со своих рук. Вашу одежду я отнесу в ванную. Сегодня хозяйка собиралась стирать, так у нее ванна полна мокрого белья. Я уверена, что там искать не будут.

Закопав среди мокрого белья принесенную одежду и захватив у хозяйки парик и грим, она снова уже хлопотала около юнкера.

— Надевайте парик. Да не так. Стойте, я сама вам надену. Ну вот теперь другое дело, — осматривая юнкера, говорила она. — Лежите смирно, я сейчас немножко вам подрисую, — слабо улыбалась Наташа, принимаясь водить карандашом по бледному лицу юноши.

Окончив эту операцию, она снова внимательно оглядела его и, высунувшись за дверь, кликнула хозяйку.

— Мария Васильевна, ваша квартирантка, а моя подруга, конечно, вписана в домовую книгу?

— Конечно вписана, — отвечала недоумевающая хозяйка.

— Так вот, — продолжала Наташа. — Имейте в виду, что она никуда не уходила, а лежит больная дома. Понимаете?

— Так ведь ее же нет. Она же ушла, — робким голосом возразила Мария Васильевна.

— Ах, боже мой! И не думала уходить. Вот зайдите в комнату и взгляните.

Доведенная до крайнего изумления, Мария Васильевна увидела лежащую на кровати хорошенькую

иолодую девушку с разрумяненным, как бы в жару, лицом.

— А вы, молодой человек, запомните, — обратились Наташа к юнкеру, — что вас зовут Евгенией Николаевной Кандауровой. Что вы слушательница высших медицинских курсов. Что родители ваши живут в Воронеже, где ваш отец занимается адвокатурой. Поняли? Только ради бога не забудьте, а то, если начнут сверять с домовой книгой, могут обнаружить обман. Вот разве еще что. Давайте, для полноты картины, я положу вам компресс на голову. А вы, Мария Васильевна, может быть, найдете у себя несколько пузырьков с какими- нибудь лекарствами.

Опустив штору и расставив на стуле, около кровати мнимой больной, принесенные хозяйкой пузырьки, Наташа наконец села и, еле сдерживая волнение, стала ждать.

Но только что она села, как на улице раздался топот целой толпы и ее невнятный, заглушенный двойными рамами, гул. Отодвинув край занавески, Наташа выглянула на улицу, запруженную вооруженной толпой.

. Подходя к подъездам домов, красноармейцы звонили и человек по пятнадцать вваливались в открывавшиеся двери. Вдруг ее внимание было привлечено человеком в офицерской форме, который вылетел из противоположного подъезда, как будто с силой вытолкнутый из него, и упал на мостовую. Не успел он подняться на ноги, вслед за ним замелькали приклады ружей, гоготавшей толпы. Когда толпа отодвинулась, Наташа увидела, что офицер лежит не двигаясь и весь залит кровью. В ужасе она отшатнулась от окна, и в этот момент в передней зазвенел звонок. Не надеясь на находчивость хозяйки, она сама открыла парадную

дверь, в которую, прижимая ее к стене, ввалилось человек десять, вооруженных до зубов рабочих.

— Где у вас тут юнкаря и ахфицеры попрятаны? — все разом загалдели они, поднимаясь по лестнице, вверху которой ждала их хозяйка.

— Подавай сюда ахфицеров! — гоготали рабочие.

— Товарищи, — прерывающимся голосом заговорила хозяйка. — Товарищи, здесь нет ни одного мужчины, не то что офицера.

— А вот ето мы сейчас увидим, — выдвигаясь вперед и злобно поглядывая на женщин, проговорил один из рабочих. — Товарищ Еременко, станьте-ка на часах у черного хода, а вы, товарищ Власов, останьтесь здесь, да смотрите, никого не выпускайте. А где же дворник? Эй, кто-нибудь сбегайте, товарищи, за дворником, да что бы домовую книгу захватил.

Но за дворником бегать не пришлось, так как держа домовую книгу под мышкой, он уже поднимался по лестнице.

— Товарищ дворник, — обратился к нему, по-видимому предводительствующий остальными, рабочий. — Товарищ дворник, проживает ли у вас кто-нибудь из офицеров или юнкеров.

— Да кажись, что никого нет, — раскрывая книгу, отвечал тот. — Нет, товарищи, тут самое бабье живет. Четыре комнаты студенткам под наем сданы, а в пятой сама хозяйка с дочкой проживает. А всего десять женщин. В каждой комнате, значит, по две.

— Ну а может быть, кто без прописки живет? — продолжал допытываться рабочий.

— За это уж мы не отвечаем. За всякой комнатой не уследишь. Не примечал, как будто, — продолжил глубокомысленно дворник. — А между прочим, кто их знает.

> — Ну показывайте комнаты, — тоном, не допускающим возражений, обратился он к хозяйке.

. . — Пожалуйте, — дрожа как в лихорадке, произнесла та, отворяя дверь своей комнаты.

— Вот здесь я с дочерью живу, но дочь, в настоящее время, выехала в Петербург.

,      — Ладно. Осмотрите, товарищи. Да загляните во все

углы, в шкапы, под кровати, — распоряжался все тот же рабочей.