— Вот вы гоните, пи…дец, — недовольно ответил Вратский, но все же отправился за ними, хоть и явно неохотно. Догнав их, он посмотрел на улыбающегося Дона и спросил с усмешкой. — Ты теперь постоянно будешь лыбу давить?

Они оба засмеялись, светя своими свежевставленными коронками. Виталий тоже улыбнулся за компанию, но сам при этом настороженно оглянулся назад. Там по-прежнему никого не было видно. Но шаг он на всякий случай прибавил, заставляя и друзей идти быстрее.

Простая простуда оказалась болезнью. Виталий целую неделю пролежал дома, и поначалу было очень плохо. До такой степени плохо, что не мог не то что есть, но и думать ни о чем не мог. Температура и жар действовали, казалось, не только на тело и его состояние, но и на сам мозг. Поэтому первые дни ему было вообще ни до кого. И только в последние два дня жар спал и температура тоже стала постепенно приходить в норму. Теперь он уже начал интересоваться, как и что происходит в жизни, и, самое главное, хотелось сильно узнать, что там у Димона. Почему-то где-то в глубине души хотелось, чтобы у него получилось выкрасть или хотя бы убежать с пистолетом и убить Жеку именно на этой неделе, пока сам Виталий лежал в постели. По крайней мере, у него было бы надежное алиби, так как он всю неделю был дома и никуда не выходил. В этом случае его не стали бы таскать в милицию, как возможного соучастника. Вот только произошло ли то, в чем могло бы быть это соучастие, он не знал. И спросить об этом было не у кого.

— Мам, Димон точно не приходил? — спросил Виталий у матери, когда она принесла ему поесть в его комнату.

— Нет, он вообще не приходил все эти дни. Другой парень приходил, на третий день где-то, но я его не пустила, потому что ты вообще плохой тогда был, — ответила мать и поставила поднос на тумбочку.

— А кто приходил? Как выглядит? — уже живо поинтересовался Виталий.

— А такой, крепкий такой, светленький, — попыталась как-то по-своему описать мать, — давай градусник.

— Светленький или рыжий? — переспросил Виталий, достав из-под мышки градусник и отдавая ей.

Мать ненадолго задумалась, как будто вспоминая, как выглядел приходивший, и неуверенно ответила.

— Ну не то чтобы прям так рыжий, но да, светлый такой. Зуб у него еще золотой вот здесь, сбоку, вверху, я заметила.

Виталий немного подумал, и вспомнил, что перед тем, как он слег, Дон вставил коронку. Он выдохнул и произнес:

— А-а, ну понял тогда, кто это.

Мать посмотрела температуру на градуснике и сказала, выходя из комнаты:

— Ну давай тогда, поешь, я пошла, за почтой схожу.

Виталий с отвращением посмотрел на еду на подносе. Аппетита не было совсем. Он подождал, пока хлопнет входная дверь, означавшая уход матери, взял тарелку супа и понес в туалет. Вылив суп в унитаз, он смыл за собой и пришел обратно в комнату. Поставил тарелку обратно, теперьсоздавалось впечатление, что он съел хотя бы первое. Виталий удовлетворенно кивнул и подошел к окну. Листва уже начала опадать, пока он валялся почти без чувств. Но сейчас это его не беспокоило. Больше волновало то, что не у кого было узнать, как там дела в этом стрелковом клубе. Вот если бы хотя бы Дон пришел к нему опять, то у него можно было бы разузнать обо всем даже и без Димона. И тут Виталий вспомнил, что у одного из учащихся его группы, у Еремея, дома есть телефон. Он быстро нашел свой блокнот, где были записаны все адреса и телефоны, и побежал с ним к телефону. Набирая номер, он думал только о том, чтобы этот его одногруппник оказался дома. И когда в трубке послышался знакомый картавый голос, с неподдельной радостью воскликнул:

— Здорово, Еремей!

— О-о-о, здорово-здорово, Витала, — хоть и ужасно картавя, но тоже радостно ответил Еремей.

— Почему Витала? — немного удивился Виталий, вспоминая, что так его уже кто-то называл из своих. — Ты че там, не только букву р, ты еще и букву я разучился выговаривать?

— Да это Дон же тебя так называл постоянно, пока тебя не было, — ответил Еремей. — Когда че-нибудь рассказывал про тебя, постоянно Витала говорил. Я и подумал, что к тебе уже приклеилось.

Виталий сразу вспомнил, когда его так называли, и замолчал. Он подумал, что если это его называл так Дон, то это уже точно приклеится. Но, в конце концов, это было лучше, чем Хроник, которым его уже стали называть в училище из-за постоянного пьянства и перегара изо рта.

— Ты че пропал-то так надолго? — напомнил о себе голос Еремея из трубки.

— Да я заболел тут, — стараясь говорить спокойней, ответил Виталий, но все же не выдержал и сразу взволнованно спросил. — Слушай, там военрук как себя ведет? Ниче не происходило там такого в фазанке?

— Да нормально ведет. А че должно произойти-то было? — недоуменно спросил Еремей.

— Ну НВП было на этой неделе? — опять сильно заинтересованно спросил Виталий. — Ниче он там не говорил такого? Ниче не происходило?

— Да НВП-то было, но ни х…я он там не говорил. Че он мог сказать-то такого? Ну Паху Туарминского стричься отправил, больше никого. Паха же там сзади тоже отращивает постоянно, как у тебя типа.

Виталий подумал, стоит ли спросить у Еремея про Димона, посещает тот занятия или нет. Но тут с улицы со стороны его комнаты послышался громкий свист, который наверняка был обращен к нему, так как больше тут никому не свистели.

— Ладно, давай, Еремей, увидимся в фазанке, — быстро сказал он и, бросив трубку, побежал к себе в комнату.

За окном он увидел Елаха и Лешу Быкова. Они сразу заулыбались, увидев его в окне, и стали махать ему рукой, чтобы спускался. Сзади хлопнула входная дверь, это мать уже поднялась с газетами обратно. Виталий пожал плечами, понимая, что в таком состоянии она его не захочет отпускать на улицу. А ссориться с ней и выйти самому, после того как она столько за ним ухаживала за больным, совесть не позволяла. Поэтому он потихоньку открыл окно и показал двумя пальцами на шею.

— Че ты, не выйдешь что ли? — немного недоуменно спросил Леша Быков.

Виталий обернулся назад. Дверь в комнату была закрыта, и даже не было слышно, что мать делала на кухне. Чтобы она не услышала его, он попытался высунуться как можно дальше из окна и сказал друзьям, опять показывая двумя растопыренными пальцами на шею.

— Я болею сильно, пи…дец. Уже неделю лежу.

—А я думаю, почему он трезвый? А он болеет, — весело сказал Леша, и они вдвоем с Елахом рассмеялись.

Виталий только улыбнулся им в ответ, постоянно оборачиваясь на дверь.

— Ни х…я ты, — покачал головой Леша. — А мы курнуть тебя хотели позвать.

— Не, я пас, — с досадой ответил Виталий.

— А если б бухнуть позвали, то вышел бы, — с усмешкой произнес Елах.

Леша опять весело засмеялся. Виталий тоже улыбнулся но опять промолчал, показывая двумя пальцами на горло и отрицательно покачав головой. Он подумал о том, что это с Лёшей он мог легко отказаться выпить и покурить, так как это был друг детства. А с Елахом… Еще не так давно он вышел бы к Елаху, если бы тот звал, в любом состоянии, даже если на костылях. Но теперь, когда уже настолько сблизился с ним самим, да и с другими городскими авторитетами, он мог себе позволить и отказаться, явно чувствуя себя наравне со всеми. И даже перстень "дорога на малолетку", который носил Елах, уже не так хотел себе наколоть, хоть и один вид таких перстней уже вызывал уважение у окружающих.

— Че, ладно, мы пойдем тогда. Поправляйся, — попрощался Леша.

— Давайте, — махнул рукой Виталий обоим и влез обратно в комнату.

Парни пошли к соседней улице, на которой жил Елах. Виталий провожал их взглядом и думал, как плохо, что рядом вместо Елаха не живет Дон, так бы сейчас все точно разузнал. И тут, уже закрывая окно, он вспомнил, что хоть про училище и стрелковый клуб они не знают, но про Жеку-то должны знать точно, жив он или нет. Он опять распахнул окно и крикнул вслед уже уходившим парням.