Президент продолжал свою болтовню, но Джемисон не слушал его. Он нетерпеливо ждал, вспоминая, когда же последний раз он вообще кого-либо ждал.

Разговор наконец закончился, и Тарния, прощаясь, похлопала собеседника по руке.

– Мисс Лоуренс, – быстро произнес президент, – разрешите представить вам Шермана Джемисона.

Имя Джемисона, одного из богатейших и преуспевающих магнатов, было хорошо известно.

На мгновение Тарния нетерпеливо нахмурила брови, а потом улыбнулась.

Боже, подумал Джемисон, что за улыбка! Что за женщина!

Она взглянула на него. Как только они обменялись взглядами, Джемисон понял, что не только он мгновенно влюбился в нее; по ее вспыхнувшим глазам было ясно, что и она влюбилась.

Нечасто мужчина и женщина с первой же секунды знакомства понимают, что они действительно встретили свою вторую половинку. Это был именно такой случай.

Они долго молча смотрели друг на друга. Под конец Тарния спокойно произнесла:

– Приятно было с вами познакомиться, мистер Джемисон. К сожалению, я должна вас покинуть, – дела.

Джемисон отодвинул плечом глазевшего на них президента.

– Я тоже ухожу. Вы разрешите мне подвезти вас?

Это произошло год назад.

Тарния путешествовала из Парадиз-Сити в Нью-Йорк два раза в неделю. Несмотря на свою деловые встречи, Джемисон умудрялся обедать с ней в одном скромном ресторанчике. В Парадиз-Сити они были еще более осторожны.

Шерман объяснил Тарнии, что его жена – строгая католичка.

Шеннон не возражала против раздельного проживания, но наотрез отказалась разводиться, поскольку это было запрещено правилами ее религии.

Тарния понимала его проблемы. Она знала, что, если они будут продолжать встречаться, это принесет им только несчастья, но ничего не могла с собой поделать. Ее словно магнитом тянуло к нему.

Джемисон страстно желал ее. Он хотел, чтобы она всегда была с ним. Она могла бы стать великолепной матерью для его будущего сына!

Но Тарния мягко, но решительно отказалась спать с ним, и Джемисон уважал ее решения. Он знал, что, если не женится на ней, эта восхитительная тайная связь рано или поздно должна прийти к концу.

Однажды они сидели в ее шикарной пятикомнатной квартире в Парадиз-Сити. Из огромного окна открывался вид на море, пальмы и пляж. Джемисон очень любил расслабиться в ее обществе и, ничего не скрывая, говорить о ней и о себе.

Он спросил, почему она до сих пор не замужем, ведь ей уже тридцать. Тарния отвечала, что в ее представлении карьера и супружество несовместимы.

– Дела у меня идут хорошо, – сказала она. – Мне пришлось вести жестокую борьбу, но я победила. В молодости, когда я была подростком, у меня была одна встреча… Теперь я в основном работаю с «голубыми». – Она улыбнулась своей сверкающей улыбкой. – У меня не было никаких искушений, пока не появился ты.

Но две недели назад его ждало потрясение. Они закончили обед в морском ресторане и молча сидели за столиком друг против друга, когда Тарния вдруг сказала:

– Шерри, дорогой, нужно посмотреть правде в глаза. Так дальше не может продолжаться. Развода она тебе не даст, а я страдаю каждый раз, как вижу тебя.

Он начал было протестовать, но Тарния жестом остановила его и продолжала:

– Послушай, пожалуйста. Сегодня утром у меня был телефонный разговор с Джузеппи. Он один из лучших кутюрье в Риме. Рим сейчас превращается в Мекку мировой моды. Он предлагает мне место главного модельера с огромной зарплатой и последующим участием в паях. Другого такого случая может и не быть. В наше время самые богатые и роскошные дамы ездят одеваться в Рим. Он дал мне месяц на размышления.

Джемисон слушал, ощущая, как колотится его сердце, ощущая озноб. Тарния продолжала:

– Шерри, дорогой, вся эта наша история разрывает мне сердце. Я уже не могу сосредоточиться как следует на работе – я постоянно думаю о тебе. Пойми меня! Раз мы не можем жениться, мне надо подумать о своем будущем. Мы сохраним чудесные воспоминания, но мы должны расстаться.

Джемисон пережил немало неудач, разочарований и крахов, но тут у него словно язык отнялся. Наконец он взял себя в руки.

– Да, я понимаю, – сказал он с ничего не выражающим лицом. – Ты прекрасный модельер, тебя ждет блестящая карьера. Но прежде чем принять окончательное решение, я хотел бы задать тебе один вопрос. – Он наклонился вперед и, взяв ее за руку, посмотрел в глаза. – Если бы я был свободен и смог бы жениться на тебе, согласилась бы ты оставить работу и удовольствоваться ролью жены и матери? Была бы ты счастлива?

– О да, Шерри, – ответила она почти без запинки. – Я бы все бросила и была бы счастлива с тобой, и я бы хотела иметь от тебя детей. Но, увы, это невозможно. Так что я прошу тебя забыть меня, так же как я должна буду забыть тебя.

Джемисон удовлетворенно кивнул:

– Дай мне месяц, дорогая. Я уверен, что смогу убедить Шеннон, она даст мне развод. Пожалуйста, дай мне месяц.

– Шерри, ты знаешь, что это все пустые мечты, – мягко сказала Тарния. – Такие мечты не сбываются, ты не сможешь жениться на мне, и мне нужно подумать о себе. Давай решим это сразу.

– Ты даешь мне месяц? – спросил Джемисон, вставая.

Она подумала и кивнула:

– Да, месяц, начиная с сегодняшнего дня. Я уезжаю в Рим.

– Идет. – Джемисон ласково поцеловал ее и удалился.

И вот сейчас, поудобнее устраиваясь в «роллсе», он сознавал, что выбора у него нет. От Шеннон необходимо избавиться.

Лаки Лукан подъехал к редакции «Парадиз-Сити геральд». Хотя было уже 23.30, во многих окнах горел свет. В это время как раз готовился завтрашний номер газеты.

Лаки поднялся на шестой этаж, где в конце коридора, в маленькой комнатенке, надеялся застать Сидни Дрисдейла, ведущего в газете колонку светской хроники. К нему стекались самые свежие слухи. Чего он не знал о жителях Парадиз-Сити и приезжающих, того и не стоило знать. Пять-шесть человек день-деньской носились по городу, добывая для него информацию, и его скандальную колонку с интересом читали.

Дрисдейл, как обычно с зубочисткой в зубах, сидел на месте и колдовал над материалами для утреннего выпуска. Делал он это вполне автоматически, а мыслями был далеко. Сид мечтал об ужине и домашнем отдыхе.

В прошлом Лукан не раз подбрасывал Сиду скандальную информацию, так что между ними установилось полное деловое взаимопонимание. Дрисдейл всегда хорошо платил за непристойные истории, что поставлял Лукан.

Дрисдейлу на вид было лет шестьдесят. Чрезмерно располневший, лысый, он напоминал Лукану жирного розового поросенка, весело бегающего по грядкам капусты.

Неопрятно одетый, с расстегнутым воротом рубахи, на испещренном красными жилками носу неизменно торчали какие-то нелепые очки. В общем, внешний вид Дрисдейла нисколько не соответствовал его положению в газете.

– Привет, Сид, – сказал Лукан, закрывая за собой дверь.

– Ба, да это старина Лукан! – с преувеличенной радостью воскликнул журналист. – А я думал, ты давно уже в тюряге.

Лукан кисло улыбнулся. Юмор Дрисдейла был не в его вкусе.

– Как дела, Сид?

– Что-нибудь принес? – спросил Дрисдейл. – Тогда давай, а то я домой собрался.

Лукан опустился в кресло для посетителей, достал золотой портсигар, раскрыл и протянул собеседнику.

Дрисдейл был известен тем, что ни от чего никогда не отказывался. Так и есть: взял из портсигара сигарету, посмотрел на нее с сомнением и спрятал в ящик письменного стола.

– Бросил курить, – пояснил он. – Недурной портсигарчик. Какая-нибудь баба подарила?

– Так я тебе и сказал. – Лаки изобразил свою чарующую улыбку. – Сид, мне нужна маленькая услуга.

Дрисдейл поднял свои лохматые брови.

– Никаких услуг, – резко возразил он. – Если ты только для этого приперся, то можешь поворачивать оглобли. Я голоден и ухожу.

– И тебя даже не интересует, что дочь одного из городских шишек на этой неделе сделала аборт?

Лицо Дрисдейла просветлело. О да, это его интересовало.