Дарси была обвинена в содействии ведьмам и гибели людей. В конце концов, Шериф приговорил её к сожжению на костре, но прежде собирался выбить из «поганой нечисти» признание и местонахождение похищенных детей. Бэррингер, конечно, знал, что Дарси понятия не имеет, где находилось логово ведьм, а потому ей предстояло вытерпеть ещё бесконечные минуты издевательств.
Бог любит всех.
Решение шерифа не нашло поддержки у собравшихся на площади людей. Они были явно растеряны и не знали, как им относиться к происходящему. Отдельные личности вопрошали: «Разве она ведьма?» Но Бэррингер и Дарси этого не замечали. Если первый упивался своим всевластием и отмщением за все причинённые ему охотниками унижения, то вторая тонула в бездне страха и боли.
Кто-то притащил на площадь бочку с водой, на улице стали сооружать костровище. Шериф заковал Дарси руки и грубо подтащил к бочке, хватая за волосы.
— Где дети? — проорал он ей в лицо.
Дарси злобно ухмыльнулась в ответ. Надо же, до чего ироничной и несчастной ей теперь казалась собственная судьба. Ещё вчера она сама была на месте Бэррингера и выбивала из нечисти информацию о похищенных детишках, а теперь заняла место преступницы и получила клеймо ведьмы, за что ей и предстояло сегодня умереть.
— Гори в аду! — выплюнула она и сжала челюсти, вновь испытывая боль от того, с какой силой мужчина потянул её за волосы наверх.
— Гореть сегодня будешь ты, — прошептал он, ухмыляясь. — А я с удовольствием на это посмотрю, — с этими словами он надавил ей на затылок и окунул Дарси в тёплую, дурно пахнувшую воду по плечи, не давая возможности вырваться.
Её горло обожгло острой болью, и Дарси стала отчаянно вырываться. Вода смешалась с её кровью, забурлила, бочка зашаталась, но Бэррингер крепко держал девушку и только сильнее давил на голову.
Толпа ахнула, послышались недовольные восклицания. Зрелище вырисовывалась поистине отвратительное. Часть людей, в основном женщины, поспешили покинуть площадь, чтобы не видеть жуткого суда над той, что ещё недавно была представлена как спасительница. Многие успели познакомиться с Дарси и оценить её весёлый нрав, что отличал девушку от своего брата-грубияна.
Но были и те, кто поверил шерифу. Право, это было не так уж и трудно. Ни Дарси, ни её брат не были похожи на обычных, добропорядочных граждан. Люди подспудно чувствовали в них какую-то чертовщину, а странный род деятельности этих двоих вкупе с недопустимым внешним видом и поведением Дарси завершили образ охотников на нечисть, которым никто не доверял. Кто, если не они, были ближе всего к ведьмам?
Бэррингер заставил Дарси поднять голову. Она принялась отплёвываться и кашлять, вода толчками выходила изо рта и текла из носа. У Дарси даже не было сил держать глаза открытыми.
— А что ты скажешь теперь? — мужчина оглядел толпу и заметил растущее среди оставшихся людей недовольство. Нужно было торопиться.
Дарси молчала, в отчаянной попытке стараясь надышаться спасительным воздухом, не в силах осознать, что для неё вот-вот всё будет кончено.
— Молчишь? — Бэррингер сильнее сжал пальцы на её шее. — Прости, детка. Представления с костром не будет. Мы сожжем твоё тело после смерти, а теперь… - Дарси взвыла, впилась ногтями в ладони и не заметила, как шериф вдруг поперхнулся и умолк. Его пальцы внезапно разжались, и девушка рухнула на землю, продолжая надрывно кашлять и дрожать.
Она ничего не видела и не чувствовала, кроме воздуха, что наполнял её лёгкие, и непреодолимой усталости, овладевшей ей. Была ли она спасена или это только отсрочка неминуемого?
Дарси не слышала выстрелов, не знала, что шериф был убит, а его горячая кровь расползалась по земле, стремясь окунуть в себя белые, дрожащие пальчики охотницы, что лежала рядом.
Полуденное солнце слепило ей глаза даже сквозь сомкнутые веки. Кто-то осторожно потянул Дарси на себя, заставляя перевернуться на живот, чтобы ей стало легче дышать.
Где-то звучали разъярённые голоса и призывы опомниться. Она могла поклясться, что слышала Локи.
Спасена. Спасена. Теперь можно… теперь можно, наконец, уснуть.
— Всё хорошо. С тобой всё будет хорошо, — шептал нежный женский голос.
Дарси постаралась приоткрыть глаза, но всё, что она успела увидеть перед тем, как потерять сознание и впасть в спасительное небытие, были ярко-рыжие волосы, обрамляющие обеспокоенное, красивое лицо незнакомой женщины.
Спасена.
========== Часть 6. Боль ==========
Северная часть Аугсбурга представляла собой плачевное зрелище. Очевидцы и чудом выжившие утверждали, что дома и сараи вспыхнули мгновенно, огонь стремительно и безжалостно пожирал всё нажитое имущество несчастных горожан. Пожар настиг и старую часовню, пользовавшуюся большой популярностью у жителей. И без того ветхое строение почернело, покосилось и теперь служило уродливым напоминанием о случившемся.
Бог оставил этот город, не иначе.
Заметно отросшие, слипшиеся локоны Локи неустанно лезли ему в глаза, мешались, но, увы, не скрывали недобрых взглядов, брошенных некоторыми в его сторону. Не нужно было быть большим умником, чтобы прочесть в грязных, скорбных лицах горожан невысказанные обвинения.
Локи молчал и лишь крепче стискивал зубы. И Джексон молчал. Он уже, собственно, успел поведать охотнику о случившемся во всех подробностях, когда ранним утром они столкнулись в трактире.
Локи был бы и сам рад узнать, что же гнало его на рассвете прочь от тёплой, нежной, спящей Дарси, что свернулась калачиком у него под боком, грея своим дыханием его плечо? Ведь не был же никогда трусом и с девицами поутру привык особо не церемониться!
Как же он злился на себя за мучительную двойственность чувств, что никогда не была для него характерна. Ему хотелось крепко прижать Дарси к груди, накрыть ладонью округлое плечико, поглаживая кончиками пальцев выпирающую косточку, а затем коснуться её губами и вновь забыться, отсрочить тот момент, когда придётся оторваться от своей сладкой девочки. Только его и ничьей больше. Но вместе с тем Локи чувствовал и знакомый холодок в груди, который неизменно появлялся у него после ночи, проведённой с очередной девицей. Обычно он без всякого сожаления расставался с ними наутро, но с Дарси это представлялось абсолютно невозможным. Что-то внутри болезненно сжималось при мысли о том, что, подавшись своей сиюминутной прихоти, он лишился чего-то большего, чем получил. Она была для него опорой и поддержкой, единственной истинной родственницей — не по крови, но оттого не менее близкой. Десятилетняя разница в возрасте позволяла Локи иной раз вести себя с Дарси даже как-то по-отечески: воспитывать её, оберегать и заботиться, — а теперь он делил с ней постель, и уже ничего не могло быть как прежде.
Прошлой ночью Локи видел другую Дарси. Она бесстрашно смотрела ему в глаза — раскрасневшаяся, взмокшая, — она отчаянно цеплялась за его плечи, иногда болезненно кривила губы, но продолжала подаваться навстречу, неустанно шепча то его имя, то имя Господа, и дарить Локи свои первые ласки. Он теперь никогда не сможет выбросить этот образ из головы. Дарси свела его с ума, опьянила собой и покорила, словно по рукам и ногам связала, чертовка! Разве мог он тогда думать о её невинности и неопытности? Разве мог он при всём желании воскресить в памяти ту тощую, угловатую девчонку в сером штопаном платьице, которую он несколько лет назад спас в лесу, когда смотрел на неё этим утром — бледную, обнажённую, освещённую лишь предрассветным заревом?
Из этой девочки, что он забрал с собой, Дарси превратилась в красивую, особенную женщину — строптивую, дерзкую, но верную и любящую; неопытную, юную, но такую отзывчивую и соблазнительную. В его женщину.
Нет, у Локи совершенно не было возможности и желания лишиться этого сокровища. Но при этом он определённо не знал, как ему следовало вести себя с ней дальше. И с каждой минутой это тревожило Локи всё сильнее и сильнее, а потом и вовсе вытолкнуло из тёплой постели прочь.
