Можно было поехать на машине, но я, конечно, когда такая перспектива вечера, решил прогуляться. Первую сигарету выкурил, стоя у подъезда. Постоял, пока действие сигареты закончилось, и пошёл.

Прогулка в магазин и обратно не принесла никаких приключений, хоть я и пытался быть приветливым, и ждал случая, чтобы присоединяться к какой-нибудь ситуации разговором или делом.

Провожая по ленте перед кассой свои продукты: колу, минералку и два вида одного, и два вида другого любимого мороженного - подумал, а как бы на меня посмотрела кассирша, если б вместо всего этого к ней приближались бутылка водки, верёвка и мыло? Интересно, попыталась бы она со мной заговорить, чтобы выяснить моё настроение? Надумала б вызвать охрану или менеджера, а может кого-то другого, кто, по её мнению, смог бы провести со мной белее успешные переговоры. Дальше стал смешить себя ещё больше. Предположил, что мне б продали все эти аксессуары без всякой суеты, а я б потом вернулся через несколько минут и попросил, чтобы у меня приняли товар обратно, правда, без чека, потому что я его уничтожил случайно. Было бы потешно посмотреть на их лица, если бы они вздумали отказать принять товар. Я б тогда изобразил глубокое расстройство и сказал: «Ну, значит, так надо», - и пошёл бы домой… Но нет, не думаю, что всё б так произошло. У нас, в Латвии, может народ и очерствел в последнее время, но в моменты опасности многие с гордостью и удовольствием для себя переживают свой сильный и справедливый характер. А это уже серьёзный вопрос, кстати. Капитализм говорит на такую ситуацию «продать», а потом призвать все силы, чтобы оставить покупателя с купленным. А мы ведь к капитализму устремившиеся…

Хоть и без приключений, прогулка до магазина и обратно подействовала благотворным образом. Хотя, может это ощущение создавалось благодаря бренди, нескольким сигаретам и перспективой вечера. Я редко позволяю себе сигареты, - прибывая в абсолютной уверенности, что это убийца номер один у человечества, учитывая масштабы смертей и изощрённость, с которой сигареты удерживаются, поселившись, в сознании человека, - но позволив, будто жизнь отпускаю попастись в сторонку. У меня из головы напрочь вылетело то, что произошло сегодня, а завтрашний день вообще не маячил, будто и нет, и не было, и вообще не существовало «завтра» как явления. Какое-то животное состояние. Вот только какое это животное состояние, когда наряду с ним могут уживаться мысли, которые я сейчас, когда приду домой, аккуратно уложу на твёрдотельный накопитель компьютера в виде слов, словосочетаний, предложений и так далее? Нет, это не может быть животное состояние. По дороге домой, я выставил в телефоне режим «не беспокоить». Теперь до меня могли дозвониться только три человека: Марта, директор по развитию и менеджер по развитию.

Я принёс на столик компьютер и перевернул в бокал донышком кверху бутылку, и сразу вернул её в нормальное положение. Часть спиртного из бутылки со смачным бултыханием перелилось в бокал. Я чуть не визжал от удовольствия, предвосхищая, как я сейчас проведу вечер. Пепельница! Я ж ещё и курить буду. Это было последнее, что оставалось сделать из этой жизни, чтобы стопроцентно окунуться в мир, как сказал бы кто-нибудь, творения, но у меня не возникает желания это так обозвать. Не вижу в таком времяпровождении больше, чем просто возможность прервать текучесть своей жизни, остановить мгновение, пережить прикосновение к свое душе…

8

Задавшись желанием укрыться на некоторое время от «жизни», сесть, пить и выдать очередные абзацы с прекрасными мыслями о прекрасной Марте, неожиданно для себя решил описать совсем другое - как я к ней отношусь на самом высоком уровне «мышления» (может, я в неё влюбился?). Меня обурила мысль глубоко проанализировать свои чувства к Марте, описать их ярко и скрупулёзно, подойти к вопросу титанически, со всей отдачей, чтобы потом этот труд спас многих от ошибок жизни.

В этом месте я подумал: «Чёрт возьми, я тонко (сегодня, правда, даже болезненно) реагирую на каждое Мартино действие или слово, которые идут из области ниже пояса, но и то, что исходило у неё из сердца и из головы тоже имело для меня значение».

Меня волновала так же её внешность, и как она сама относилась к ней. Я бы не стал менять жизнь Марты, если б она от этого становилась менее счастлива.

Мне предстояло разобрать, обозначить и изложить каждый элемент пути, от нуля до состояния, когда даже при мысли, что я без Марты, я переживал ощущение, сродни надутому шарику, в котором перестали удерживать воздух, разжав пальцы от его отверстия. Но я-то сильный, я мужчина. Нет, «мужчина» тут не причём.

Я уже сгенерировал тогда приличную массу соображений и приступил, пока всё мысленно, к концовке, собирался закончить красиво, но меня отвлекла мысль об обнулении, и я встревожился, что трезвею быстрей, чем напиваюсь. А я всегда тревожусь, когда у меня что-то идёт не по плану. Почему-то меня потянуло на улицу. Прислушавшись к себе, собрался, и вышел порисоваться и скурить пару сигарет перед снующим туда-сюда редким народом. На последних затяжках я задумался, что описание моего отношения к Марте не может быть не написанным сильнее сильного, и я с остервенением отшвырнул окурок, поднялся в квартиру, и стал пить и думать, пить и думать. Ходил курить на террасу, курил в комнате, и всё думал, думал, а когда сел за компьютер, у меня зазвонил телефон. Чёртово, чёртово совпадение! Когда я хотел написать, что я по-прежнему счастлив, потому что у меня есть Марта, у меня зазвонил телефон.

- Господин директор, у меня очень плохая новость, - начал директор по развитию, - мне только что звонили из полиции. Сегодня около пяти, прямо рядом с нашим салоном вашу женщину, директора этого салона, Марту, сбила насмерть машина. У неё нашли документы на салон, а там я значусь, как учредитель, поэтому мне позвонили.

Я подумал, правильно, ведь ни меня, ни каких-либо моих контактных данных нет ни в одном из наших документов. Но мысль эту накрыло цунами. Это было цунами серого цвета, горящая, глушащая, отупляющая. Незнакомое мне переживание и дьявольский страх возникли из ничего, и со скоростью звука раздулись до размеров всего, натянув границу моего разума, грозя прорвать её. Мне стало надо или заорать, или хотя бы завыть. Быстро углядев пафос и комичность в первом, не находя достаточным для выражения своего отношения в последнем, обхватил телефон руками, зажав его между ног, и дал вырваться из своего горла чему-то среднему между криком и завыванием. Меня затрясло, сильно. И вдруг я подумал, что может я что-то неправильно понял или недослышал.

- Скажи мне ещё раз чётко ту информацию, которая мне нужна, - сказал я в телефон.

- Около пяти вечера Марту насмерть сбила машина. Она в морге, в полиции заведено дело. Это точно, информация проверена.

Я раскачивался с закрытыми глазами.

- Меня не беспокоить, сколько я захочу. Если через месяц я не появлюсь, начинай действовать по обстоятельствам. Всё!

Я выключил телефон и положил его на стол. Потом включил опять – мне захотелось слышать дозванивания ко мне. Я представил, с каким диким упоением буду игнорировать звонки и даже не смотреть, кто звонит. Потом поднялся и пошёл закрыть входную дверь на все замки. Закрыл все окна, опустил жалюзи. Потушил везде свет. Подошёл к кровати, посмотрел на неё – она звала меня; почти физически ощутил её душу. Перенёс к кровати телефон и компьютер. Залез под одеяло, сняв носки, и свернулся на боку калачиком, подбив под голову подушку. Натянул одеяло на голову, сразу закрыл глаза. Теперь ничего не стало, и ни о чём не надо заботиться. Так начался мой сон.

Заснул я быстро. Удивляюсь: почему? Сначала я стал «высматривать» во мраке закрытых глаз лица. Я знаю, стоит мне увидеть одно, сосредоточить на нём внимание, как оно начнёт видоизменяться – это моментально приводит к дремоте. В этот раз всё началось с какого-то бородатого лица греческого типа. Потом черты этого лица стали меняться: с лица исчезла борода, на нём появились очки, затем лицо стало толстым, потом это вдруг оказалось лицо худой цыганки. Удерживая внимание на такой метаморфозе, я, как правило, мгновенно прохожу первую стадию сна. В этот раз я лишь чуть-чуть помучался. Интересно, что о Марте во время засыпания я вспомнил один или два раза, но конкретно. При этом у меня резко начинало колотиться сердце, я покрывался потом, и мне казалось, что у меня подскакивает температура. Для себя, на будущее, я отметил, что воспоминание об этом состоянии сможет мне потом послужить отвлекающим от чего-либо фактором. Неспокойно, но я заснул. Простым сном без сновидений.