Марта останавливается у вещей и с красивым задумчивым видом начинает рассматривать свой «будущий арсенал», а потом поднимает на меня глаза. Я по её взгляду определяю желание, бросаюсь к шкафу и поворачиваюсь к ней с полотенцем в руке:

- Моя Госпожа?

Я чуть стоны не издаю, наслаждаясь произведённым на неё эффектом от подобранного мною для неё наряда на сегодняшнюю сессию, поэтому я даже гадать не принимаюсь, здесь всё становится ясно – она уже готова в душ. Марта продолжает стоять, смотря мне в глаза. Я опускаю глаза и стараюсь быстро сообразить, что же она захотела. Не понимаю, спрашиваю ещё раз, но тише, и уже с несколько другой интонацией:

- Госпожа?

Нет реакции.

Делаю шаг по направлению к ней, но останавливаюсь. Между нами диван, до Марты метра четыре. Полотенце держу на согнутых в локтях руках. Что такое? Может, она решила выразить мне благодарность за заботу? Что ж, лучший способ узнать это, и получить: объявиться в зоне её физической досягаемости. Направляюсь к ней, огибая диван, подхожу на полметра. Марта выбивает полотенце из моих рук, ударяя меня по рукам костяшками своих пальцев и украшениями на них. Становится очевидно, что теперь она вообще ничего не скажет, чтобы я сам догадывался, а она до того времени устроит «представление».

Это раньше мы «тыкались-мыкались» с ней наугад: то она отдавала команды, которые при внимательном взгляде нисколько не отражали её желаний, то пыталась физически истязать меня ради самого процесса, а я сам может и старался вести себя так, как это принято на таких сессиях, по сути же получалось, как у той обезьяны в зоопарке, которая носилась по клетке, с прижатой к уху одной ладонью. Теперь у нас намечался какой-то путь, мы оба что-то постепенно нащупывали, и продолжаем дальше открывать новое в себе через эту тему. Теперь у нас значительно больше психологических моментов, чем было раньше. Если мне удаётся угадать и исполнить её желание, мы оба переживаем приятный момент. Если удаётся проделать беспрерывно несколько таких актов, у нас у обоих начинает формироваться какое-то эйфорическое состояние, будто исчезает мир вместе с комнатой, в которой мы находимся.

С большей долей вероятности предполагаю, что её желание оформилось тут, в этой комнате. Так. Что сделала она первое, когда вошла в комнату? Смотрю на наряд Госпожи. Снейк будто «спит», но «дышит», свернувшись клубочком. Подхватываю его двумя руками и протягиваю Марте:

- Госпожа?

Ударит опять? Бросаю взгляд на её лицо, но тут же опускаю глаза. Она улыбается, принимая из моих рук плеть – очень завораживающую своим дизайном и назначением вещицу.

Наполняюсь радостью, но тут же под подбородком у меня оказывается скрученный в кольца дивайс, которым Марта приподнимает моё лицо, а сама, слегка наклонив голову и холодно улыбаясь, заглядывает мне в глаза.

- Ты улыбаешься? – спрашивает она.

Мотаю отрицательно задранной вверх снейком головой.

- Я видела, - продолжает допытываться она.

Снова мотаю головой.

Она откидывает голову чуть назад, продолжая смотреть мне в глаза, а затем, дав погаснуть своей улыбке, поворачивается ко мне спиной, и с интересом принимается рассматривать снейк, медленно идя в направлении стеклянной стены. Дойдя до стены, останавливается, щупает красивый и необычный кнут по всей длине; его конец, она уже это, скорей всего, поняла, благодаря своей особой структуре, захватывает при движении достаточно много воздуха, чтобы встретившись с кожей, не повредить её. Я подхожу и встаю так, чтобы лучше видеть её руки и ударный дивайс в них. Марта стоит лицом к стеклянной стене, но даже мельком не взглянула в сторону открывающегося с семидесятиметровой высоты вида вечерней безоблачной Риги. Снейк вдруг начинает извиваться, раскручиваясь, выпущенный Мартой из левой руки, но удерживаемый за рукоятку ею правой, медленно опустившейся вдоль тела. Его конец шлепком приходится на полированный тёмный пол, и напрочь завладевает и удерживает моё внимание, пока окончательно не замирает, найдя для себя самое подходящее место. Я вспоминаю что-то из детства, причём вспоминается что-то тоскливое, успеваю подумать о человеческом страдании, о попытках всевышнего максимально справедливо и гармонично устроить сожительство разумных существ, нет, о справедливом и гармоничном устройстве сожительства разумных существ, и всё не могу оторвать взгляд от кончика снейка: он кажется мне очень красивым и совершенным, а главное - живым. Спохватываюсь, что задумался, всматриваюсь в Марту. Она – чудо! Всё определила до иголочки, всё вычислила, с пониманием даёт мне секунду на то, чтобы я определил для себя перенос анализа своей реакции на потом, ещё секунду на восстановление, и уже в следующее мгновение я снова наблюдаю за ней, рассматривающей снейк. Как не тревоженная змея, на которую так похож снейк, который держит в руке эта красивая женщина, Марта медленно поворачивает лицо в мою сторону. Когда мы встречаемся взглядами, я поспешно опускаю глаза, но успеваю заметить, что у неё на губах вновь появляется улыбка. Достаточно иметь одну десятую от моей проницательности, чтобы определить, что улыбается Марта одним мыслям, а в глазах стоят совсем другие. Мгновение, и она делает шаг левой ногой назад, поворачивается корпусом ко мне, правая рука со снейком остаётся на прежнем месте, и таким образом она оказывается в ударной позиции. Снейк описывает траекторию чуть ниже моего пояса и с оттяжкой «облепляет» мои бёдра.

Я издаю шипящий звук, инстинктивно отскакиваю назад, хватаюсь за несколько сразу обхоженных мест, потираю их. Хочется рыкнуть в ответ, в случае повторения вцепиться зубами в бьющую тебя руку. Она будто видит, будто догадывается до моей реакции и мыслей. И поэтому решается на ещё один замах. Удар не получается красивым и сильным, и мне с лёгкостью удаётся изобразить лицо, которое от меня ожидают, но неудача удара принимается во внимание, и следует ещё одна попытка поставить на «место» моё душевное состояние. Я оскаливаюсь, но пытаюсь встать ровно. Чтобы добраться до моего смирения, Марта наносит мне ещё два хлыста, и смирение приходит! Откуда?! Я принимаю хлыст обнажённым торсом, но гнев уже не заявляет о себе, как реакция на боль. Лишь мысли, что сейчас я более всего близок к тому, что меня могут пожалеть прекрасные руки, и что я могу приблизить это определённым поведением, мимикой и позой, лишь эти мысли побуждают не двигаться, быть смиренным, и всё, представляется, случится.

Марта кидает в меня снейк. Я поднимаю его и возвращаю ей обратно. Она, не обращая внимания, уходит из комнаты вон. Я ошибся. Наспех, но чётко укручиваю снейк на своё место, хватаю полотенце и бегу за Мартой. Мы заходим в душевую, она останавливается посередине помещения. Аккуратно укладываю полотенце на стул и подхожу к Марте сзади. Всё ещё думаю о «награде», и вожделею, что нежность Марты может проявиться в любой момент, вот-вот. И если б в другой раз я раздевал её со значением, тщательно избегая спешки, постоянно изыскивая соображая, как бы это сделать поприятней, то сейчас, когда места, на которые приходились хлысты, то и дело отзывались лёгким жжением, у меня получалось быть всего лишь «удобным» и нужным. Марта разрешает взять себя за руку, и я помогаю высвободить ей её из туники, встаю с другой стороны и то же самое проделываю со второй рукой. Потом захожу спереди и аккуратно, чтобы не задеть причёски, снимаю через голову с Марты тунику. Захожу сзади, расстёгиваю лифчик, оказываюсь спереди, просовываю руку сверху под чашечку лифчика, - рука «случайным» образом частично прикасается к груди Марты, - а второй снимаю с плечика бретельку. Подхватываю за чашечку лифчик, снимаю вторую бретельку, осторожно, как что-то очень нежное, кладу лифчик рядом с аккуратно уложенной туникой. Кидаюсь к ножкам Марты и быстро высвобождаю их из туфелек. Начинаю возиться со стягиванием чулочков, запускаю под чулок пол-ладошки и аккуратно стягиваю его вниз, ведя рукой по ноге до самой пяточки. Так же поступаю со второй ногой. О, кто сейчас из нас больше получает удовольствие? Ползая у её ног, постоянно думаю о её взгляде сверху.