- Послушай, девушка, - заговорил он, - я хочу жениться на тебе. Я повезу тебя в город, сделаю барыней.
Щеки Гюльназ горели от возмущения.
- Пусти меня! - крикнула она.
Мамед кинулся на девушку и, обхватив за талию, бросил ее на постель. В этот момент чьи-то железные руки схватили его и оттянули назад. Со злобой и удивлением Мамед увидел Муссу.
- Как, ты уже успел съездить в Ардебиль?
- Что я, безумец, чтобы оставить семью на попечение такого подлеца, как ты? Плюнуть бы тебе в глаза, бесстыжая харя! - Затем Муса крикнул: - Жена, давай аркан!
Сария принесла аркан. Они крепко связали приказчика. Не успел Мамед опомниться, как увидел, что его волокут из комнаты в хлев.
- Прости, дядя Муса! Развяжи меня! Не срами!
- Нет, голубчик, не проси! Утром я созову сюда всю деревню. Пусть все видят ваше бесчестье.
Муса запер снаружи дверь комнаты, в которой спал жандарм, и пошел к детям.
Наутро Муса собрал ближайших соседей и рассказал им о случившемся.
- Вот какая беда стряслась над моей головой, - закончил он рассказ. Будьте свидетелями!
Соседи сочувственно покачали головами и предупредили Мусу, что приказчик Мамед и старший жандарм Али жестоко отомстят ему.
- Теперь не жить тебе в этой округе, - сказали она. - Лучше всего переселись отсюда куда-нибудь подальше.
- Куда мне переселяться с оравой детей? К тому же впереди зима. Все они погибнут от холода, помрут с голоду. Если что должно случиться, пускай случится, здесь, в моем доме. Никуда я не стану переселяться.
На глазах у соседей он развязал Мамеда, выпустил из комнаты жандарма и, подведя к ним оседланных лошадей, сказал, указав на ворота:
- Счастливого пути, господа!
- Ну ладно, старик Муса! Запомни! - бросил жандарма пришпорил лошадь.
Мамед молча тронулся вслед за ним.
Весь день Муса ходил сам не свой: за что ни брался, все валилось из рук. Все чувствовали себя так, точно в доме покойник. Даже маленькие ребята, поддавшись общему настроению, не резвились, как обычно.
К вечеру на краю села показались несколько всадников. Это были жандармы. С ними ехали старший жандарм Али и приказчик Мамед. Они направили коней прямо к дому Мусы. Увидя это, соседи также поспешили туда.
Приказчик слез с коня и, подойдя к Мусе, схватил его за грудь.
- Десять лет ты не платишь хозяину за воду! - прохрипел оп. - Выводи корову, осла, овец!
- Приказчик Мамед, - глухо ответил весь потемневший от гнева Муса, иди сам выводи!.. Сила твоя! Ничего, когда-нибудь свершится возмездие!..
- Эй, старик, не разговаривай много! - вмешался в разговор старший жандарм. - Выводи скотину!
Муса продолжал неподвижно стоять. Тогда старший жандарм крикнул своим подручным:
- Выводите! Чего стоите?!
Жандармы бросились в хлев. Сария всхлипнула, ребята громко заплакали. Растолкав их, жандармы погнали животных со двора.
- В пять дней ты должен оставить деревню! - сказал приказчик Мусе. Иди куда хочешь, ко всем чертям! Чтобы духу твоего здесь не было!
В ту же ночь Муса нахлобучил на голову мохнатую папаху, надел старую чоху, повязал шею шерстяным шарфом и, взяв узелок с хлебом, ушел из дому.
- Я дойду до самого шаха. Буду жаловаться... - И он пустился в путь - в столицу.
Но приказчик и старший жандарм не прекратили преследований. По приезде в город они получили приказ: конфисковать все имущество крестьянина Мусы и выслать его с семьей из Ардебильского округа.
Получив возможность добить, изничтожить, стереть с лица земли ненавистного старика, они, ни на один час не задерживаясь в городе, помчались обратно в село.
Известие о том, что старик Муса отправился с жалобой в Тегеран, еще больше взбесило их. Они выволокли Сарию из дому, вытолкали ее с детьми со двора на улицу.
- Куда отправился муж, туда ступай и ты!..
Женщина была в полном отчаянии. Никто из соседей не рискнул оказать ей помощь, предоставить ей ночлег в своем доме. Приказчик и старший жандарм объявили во всеуслышание, что это приказ самого шаха и что всякий, кто чем-нибудь поможет семье бунтовщика, будет выслан из округа.
Сария шла рядом с Гюльназ, держа меньших ребят за руки, по дороге, которая вела в Тегеран.
"Может, найду своего старика!" - думала она.
Она не знала того, что, избежав зубов волка, она бросилась в пропасть...
Холодный ветер дул с вершины Савалана, крутил пыль в долине. Мороз все крепчал, пронизывающий туман окутывал деревню. Те, кто не имел дров и угля, с вечера заваливались спать, закутавшись в толстые одеяла. Декабрь шел к концу. Осень отступала перед неумолимо надвигавшейся зимой, гуще становился дым из труб.
Не дымилась лишь труба в доме Мусы, не зажигался в вечерних сумерках огонь в его окне. В этом доме был непроницаемый мрак, царила гробовая тишина. Лишь ворчанье бездомных собак, набившихся в опустевший хлев, нарушало зловещую тишину.
В один из таких вечеров в деревню прибыл Фридун. Охваченный глубоким волнением, он шел по пустынным улицам, которые будили в нем целый рой воспоминаний.
Дойдя до дома дяди Мусы, Фридун остановился пораженный: ворота были распахнуты настежь. После минутного оцепенения он бросился во двор и наткнулся на собаку; вспугнутая неожиданным появлением человека, она с ворчаньем юркнула в хлев.
Фридун поднялся на возвышение, где в ту памятную лунную ночь спала Гюльназ с матерью и ребятами. Вспомнив о волнениях той ночи, Фридун едва сдержал слезы. В его голове мелькали мысли о безбрежности человеческих страданий. Будет ли им когда-нибудь конец?
Во дворе появилась еще одна бесприютная собака. Почуяв человека, она остановилась на миг, громко залаяла и побежала в хлев. Оттуда послышалась грызня, но вскоре прекратилась.
Фридун взял чемодан и вышел за ворота. Он решил разузнать у сельчан что-нибудь о семье дяди Мусы. Вскоре он подошел к дому Гасанали.
На стук вышла Кюльсум и, узнав Фридуна по голосу, отворила дверь. Она обняла его и расплакалась. Потом рассказала все, что случилось с дядей и его семьей.
Фридун оглядел детей, которые спали на циновке, закутанные в тряпье, и сокрушенно вздохнул:
- А где дядя Гасанали?
- Где ему быть? - расплакалась Кюльсум. - Трудно было ему дома, весь день сидел в углу и только ругался с детьми. Ушел в мечеть, выучил несколько молитв и стал по заказу крестьян читать за упокой души. Но много ли заработаешь в сельской мечети, когда кругом одни бедняки? Тогда он чуть не ползком добрался до Ардебиля. Недавно приходили оттуда знакомые. Рассказывали, что нищенствует во дворе мечети...
У Фридуна что-то сжалось в горле.
Открыв чемоданчик, он передал Кюльсум простенькие платьица и дешевые ситцы, привезенные для детей дяди Мусы.
Сопутствуемый благословениями бедной женщины, Фридун покинул деревню.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Реза-шах, не доезжая до дворца, остановил машину на проспекте Пехлеви и решил, в нарушение своей привычки, пройти остальное расстояние пешком.
Люди в военной форме следовали за ним, обступив его тесным полукругом. Среди свиты находился и серхенг Сефаи.
Шах двигался неторопливым шагом, подозрительно поглядывая вокруг.
Появление шаха мгновенно прекращало жизнь и движение. Вокруг него воцарялось гробовое молчание. Люди приходили в себя лишь долгое время спустя после того, как скрывалась вдали эта зловещая фигура. Перед их глазами, при виде шаха, вставали темницы, виселицы и страшные орудия пыток. Казалось, по улице двигался страшный призрак, сеющий смерть и наводящий ужас.
А шах шел прямо, не глядя ни на кого, не видя побледневших лиц. Как знать, считал ли он всех этих людей ничтожествами, не достойными шахского взгляда, или сам инстинктивно страшился их?!
Когда Реза-шах, свернув с проспекта Пехлеви на Дворцовую улицу, уже приближался к своему мраморному дворцу, разыгралась неожиданная сцена. Седой, нищенски одетый старик, вдруг бросился ему в ноги. Шах вздрогнул и отступил. Никогда не покидавший его смутный страх за свою жизнь в одно мгновение объял все его существо, но, разглядев торчавшие из-под лохмотьев острые кости и тщедушную фигуру лежавшего у его ног старика, шах сразу успокоился.
