– Ура!!! Мы дома! Трезор, как же мы по тебе соскучились!
Обе обнимали прыгавшего пса с двух сторон. Тот вертел головой во все стороны, пытаясь лизнуть обеих девчонок одновременно и мешая им отцепить цепь от ошейника. Валентина вздохнула, окидывая взглядом знакомые с детства окрестности:
– Дома… – Заметила взгляд отца и улыбнулась: – Знаешь, пап, я бы, наверное, никогда не решилась уйти, если бы не ты. От братьев и Олеси ничего не было?
Митрич вздохнул, отрицательно покачав головой:
– За целый месяц только от Игоря весточку получил, хотя каждому писал. Ладно, парни, а Олеся? Эх, не понимаю я! Хоть бы внуков прислали на лето, так нет. Игорь тут написал, что внучка ехать в лес не хочет. Ей, видите ли, на юга с родителями охота…
Подхватив лошадь под уздцы, направился к крыльцу. Дочь шла за ним, глядя на ссутулившиеся плечи и уже жалея, что задала вопрос.
На голоса людей из открытого на дневное время двора, под огороженный навес, вышло три здоровенных свиньи и с десяток подсвинков. Дружно уставились на людей, перехрюкиваясь. Полозов заметил, что в корытах ничего нет. Прикрикнул на прыгавших возле дома с собакой внучек:
– Девчонки! А ну-ка, разгружать помогайте! С Трезором и потом наскачетесь…
Девочки, дружно обернувшись, кинулись к взрослым. Пес бежал следом, подскакивая и взлаивая от радости. Валентина, увидев стало свиней, спросила удивленно:
– Пап, так ты чего, всех поросят себе оставил?
Митрич обернулся:
– Нет. Четырех продал. А маленьких рука не поднялась резать…
Дочь вздохнула, берясь за веревку на задке телеги:
– Это же сколько кормов покупать придется…
Лесник, развязывая веревку у оглобель, ответил:
– Вообще ничего не стану покупать. Я ведь нынче на пустошке ячмень посеял и под овес территорию добавил. – Посмотрел на хрюкавшее стадо: – Крупорушка есть, так что пусть живут. Осенью мясом продам. Вот и заработаем, да и самим пропитание. Колбас наделаем, окороков накоптим. Сейчас лето и им не так много требуется варить кормов. Днем свежую траву даю. Едят с удовольствием. Вишь, корыта снова пустые! С озера таскаю корни камышовые. Они их любят. Желуди станут поспевать, и их заготовим. Летом держать скотину сполагоря, лишь не ленись, а травы тут море. Я все окрестные поляны по два раза обкашивал. Сарай под завязку набит сеном. Навес полнехонек. А теперь, когда ты здесь, еще и стогов наставим…
Валентину слова отца о предстоящих работах ничуть не напугали. К тяжелому труду она была привычная с детства. Подхватила два узла и потащила в дом, слыша позади оживленные голоса дочерей, просивших:
– Деда, мы сильные! Нагружай…
Женщина вошла в дом и остановилась у порога с узлами в руках. Понимала, что времени нет и все равно огляделась в родном доме, чувствуя, как сжимается душа от накативших воспоминаний. Здесь все осталось до боли знакомым. Даже старые иконы в углу с потемневшими ликами святых, казались родными. На этой скамейке у бокового окна она любила играть в куклы. На старой горке до сих пор красовалось чернильное пятно, посаженное ею в школьные годы. Стена над диваном по-прежнему вмещала на себе портреты большого семейства и многочисленных внуков.
Конечно, без матери не было той чистоты, какая имелась прежде. Хотя отец, видно было по всему, старался поддерживать порядок. Но стены и потолок потемнели от копоти, требуя мытья, а бока печек посерели и их надо было срочно побелить. Домотканые дорожки требовалось постирать. Не было в доме и постоянно витавшего в избе запаха свежих щей, пареной картошки и топленого молока.
Валентина прошла чуть дальше. Поставив узлы у стены, отправилась за следующими. Навстречу тащились, пыхтя под узлами, ее девчонки. Следом волок корзину с посудой и огромный узел с постелью отец…
Времени было четыре часа, когда они наконец-то перетаскали привезенные вещи в дом. Уставшие сестренки плюхнулись на завалинку у дома, стирая ручонками пот со лбов. Старик скомандовал, распрягая Чубчика:
– Разбираться постепенно станем, а сейчас надо поесть, да со скотиной управиться. Огород полить. Я счас в озеро «малыша» закину. Вода там теплая… – Посмотрев на внучек, улыбнулся: – Девчонки, придется еще потрудиться. Покажу, как из шланга поливать огород. Придется вам этим делом заняться с сегодняшнего дня. Я порой даже картофельник поливаю, особливо, если время есть. – Внучки с готовностью вскочили, а отец повернулся к дочери: – Ты, Валь, сготовь повечерять, а я со скотиной начну управляться. Впрягайся, дочь…
Иван Дмитриевич Полозов жил на этом месте у озера почти сорок лет. Поселился сразу после войны, став лесником, но лишь в пятидесятом смог построить дом. Практически никто не знал, откуда он родом и никто никогда не видел, чтобы к нему приезжали родственники. Митрич старательно избегал разговоров на эту тему и со временем спрашивать перестали. Лишь жена и дети знали, что все его родные погибли во время войны, а сам он родился всего в сорока километрах от этого места. Здесь родились его дети: четверо сыновей и две дочери. Здесь же умерла в восьмидесятом году от инфаркта жена Катерина, получив страшное известие о гибели сына Владимира в Афганистане.
Дети разъехались по всей России. Старший сын Дмитрий был военным и служил на севере. Дочь Олеся жила в Ленинградской области, став ветеринаром. Павел стал тележурналистом в Москве, пережив два развода и мотаясь по всей стране. Игорь поселился в Тюмени, работая инженером на нефтяной скважине. Валентина была младшей дочерью, и она жила ближе всех.
У братьев и сестры семейная жизнь сложилась удачно, и лишь у Вали с Павлом все шло наперекосяк. Муж ей попался пьющий, гулящий и вдобавок ко всему частенько поколачивавший жену просто так. Обе жены Павла не захотели мириться с его напряженным графиком и постоянным отсутствием. А он не мог бросить любимую работу. Первый раз просто собрал вещи и ушел, оставив жене и полуторагодовалому сыну двухкомнатную квартиру. Во второй раз женился лишь через десять лет и снова неудачно. Брак не продержался и полгода. Он прогнал жену, застав ее в квартире с любовником…
Сейчас Митричу стукнуло шестьдесят пять, но он не чувствовал себя на этот возраст, продолжая работать лесником. Да начальство и не стремилось поменять лесника, хотя уже дважды начальник лесхоза спрашивал:
– Иван Дмитриевич, не тяжело такое хозяйство вести одному, да еще и за лесом следить?
Полозов пожимал плечами и неизменно отвечал:
– Если я счас на покой уйду – точно помру. А так хоть при деле. Привык уже и не мыслю себя без леса и скотинки. К тому же, ну куда я пойду? У озера мой дом. Никуда я оттуда не поеду…
Участок был достаточно спокойным. За долгие годы большинство сельских жителей хорошо уяснило себе – лучше с Митричем обойтись честно, иначе неприятностей не оберешься. Лесник успевал всюду. Он мог идти по следу со своим Трезором и обязательно находил злостного порубщика. В этом случае ни на какие уговоры и уступки склонить старика было невозможно. Потому и приходили к нему на кордон лично, чтоб выписать дров или официально попросить лесу на стройку.
С делянками на дрова Полозов разбирался быстро. Вокруг болот имелось немало сухостоя, мешавшего молодой поросли. Его требовалось вырубать, и лесник охотно шел навстречу, заранее договариваясь о высоте пеньков и даже способах подъезда, чтоб поменьше мять молодые деревца. Но когда дело заходило о строительстве, подолгу обдумывал и прикидывал, какую лучше делянку отдать под вырубку. Тщательно отмечал деревья и следил, чтоб остальные сосны не затрагивались и не калечились тракторами.
Начальство в городе благосклонно относилось к старому леснику, выделив даже персональный генератор, работавший на солярке, чтоб Полозов мог смотреть телевизор и освещать дом. Лошади появились в его хозяйстве еще в первый год работы лесником.
Тогда эти леса были буквально нашпигованы минами, гранатами, всевозможным оружием. Молодому леснику приходилось туго. Сколько угроз он услышал от местных мужиков, вернувшихся с войны и решивших строить дома на пепелищах! Но не сдался и не дал вырубить строевые сосны у озера и на взгорках у болот. Тогда деревья еще не вошли в силу, но на них точили зубы многие.
