— О чем это вы с моим свекром беседовали?
— Он похвалил меня за пляску, а ведь я впервые плясал.
Иноземцева вздернула брови:
— Вот уж бы не подумала! Павел, а «Цыганочку» со мной плясать пойдешь?
— Пойду, только немного пригляжусь к движениям.
— Тогда сейчас и спляшем.
Анна встала, подошла к отцу, обвила его шею руками и попросила:
— Пап, сыграй «Цыганочку», пожалуйста!
Николай Васильевич улыбнулся:
— Не наплясалась еще?
— Нет! Я бы всю ночь могла проплясать, лишь бы ты играл.
Мелодия началась с легких еле слышных аккордов, сначала медленная, потом все быстрее и быстрее. Павел обменял свою рюмку с вином на рюмку Анны, немного понаблюдал за пляшущим Сашей и вышел в круг. Едва танец закончился и они сели, Павел встал и попросил слова. Наступила тишина:
— Я среди вас человек чужой, но хотел бы тоже выпить за здоровье Николая Васильевича. Счастья вам и радости побольше!
И залпом выпил рюмку — там действительно был сок. Голова Анны вдруг оказалась у его уха и веселый голос прошептал:
— Я вам припомню эту подмену рюмок! Свекор меня провел все–таки. Теперь я понимаю, о чем вы шептались. Остальным не говорите.
Павел наклонился к ней:
— Могли бы и не предупреждать. А сейчас еще одну рюмочку и можете пить свой сок.
Анна рассмеялась:
— Коварный ты человек, Паша!
Гулянка продолжалась до глубокой ночи. К Павлу подсели сестры Анны с мужьями, втянули его в разговор и он уже не чувствовал себя чужим среди этих людей. Под звездами далеко разносились над водой застольные песни. Павел краем глаза заметил, что Анна с отцом тоже о чем–то разговаривают. Лицо Иноземцевой было мрачным, но все же она с чем–то соглашалась, что говорил ей Николай Васильевич. Ребятишки ушли спать. Охранники и старшие девушки исчезли. Все вместе начали убирать со стола. Анна все еще тихонько говорила о чем–то с отцом. Павел, вместе со всеми, уносил посуду в дом, но выйдя в очередной раз за тарелками, Иноземцевой за столом не увидел. Ee отец сидел за столом один, опустив голову. Увидев Светлова, попросил:
— Павел, поговорите с ней сами. Она вроде бы и слушает, но ненависть переполняет ее душу. Андрей и Ванечка были для нее смыслом жизни. Она говорит, что ей безразлично, что с ней будет дальше. У дочери больше не может быть детей и она зациклилась на этом. Сейчас она пошла бродить вдоль берега. Вы найдете ее там. Прихватите с собой куртку для нее, да и сами накиньтесь, стало прохладно.
— Я найду ее, Николай Васильевич, вы не беспокойтесь.
Павел прихватил куртки из машины и двинулся вдоль берега, заметив вдали силуэт бредущей женщины. Он, не спеша, шел следом и видел, как Иноземцева пару раз оглянулась. Она не остановилась, но Светлов начал медленно приближаться к ней. Наконец подошел почти вплотную. Женщина не оглянулась, но тихо спросила:
— Зачем вы пошли за мной, Павел Юрьевич?
— Хочу поговорить.
— Отец мне сказал все, что вы говорили. Я понимаю вашу правоту разумом, но сердце говорит мне «отомсти».
Анна огляделась и присела на сухое бревно у самой воды, зябко поведя плечами. Павел осторожно накинул ей на спину куртку, встал рядом и глядя в затылок, тихо сказал:
— Анна Николаевна, я не хочу, чтобы вы снова сели в тюрьму из–за мрази. Их должны осудить не только вы, но и прокурор. Наши законы таковы.
Он присел на бревно рядом, спиной к Иноземцевой и снова заговорил:
— Мы знакомы с вами чуть больше суток, а мне кажется, что целую жизнь. Я не хочу терять тебя, Аня!
Мужчина уронил голову на руки и застыл. Иноземцева долго молчала, потом поглядела на оперативника и вздохнула:
— Не надо, Павел. Я испорчу вам жизнь и карьеру. Я ведь старше вас на целых пять лет и к тому же не могу больше иметь детей. Вы напомнили мне мужа и лицом и фигурой, на мгновение я забылась. Простите, если обманула ваши надежды…
Она резко встала и пошла по берегу дальше. Светлов тоже вскочил. Догнал. Схватил за плечи и развернул к себе. Ладонью приподнял лицо и спросил:
— Неужели ты думаешь, что для меня карьера главное? Дети? Конечно, это прекрасно, но тоже не главное. А уж возраст тут совсем ни при чем! Ты о себе когда–нибудь думала? Молодая, красивая и одинокая… Сколько ты так жить думаешь? Андрея не вернешь, а себя губить не стоит. Пусть это жестоко, но он бы тебе тоже так сказал.
Светлов вдруг резко наклонился и, все так же придерживая ее одной рукой за подбородок, поцеловал Анну. Он и сам не мог понять, как это у него получилось. Ее губы остались безучастны и Павлу показалось, что он поцеловал статую. Он опустил руку, как–то механически покачал головой, развернулся и медленно побрел к дому. Через короткое время сзади раздались торопливые шаги, женская рука схватила его возле локтя:
— Павел! Не обижайтесь. Я командую районом и не боюсь ошибиться. Получается, что в делах района разобраться легче, чем в собственной жизни. Дайте мне время разобраться и не обижайтесь.
Он остановился и спросил:
— Ты замерзла?
Она кивнула головой и Павел распахнул куртку на груди:
— Иди сюда.
Прижал ее к себе, укрыл полами куртки и подняв голову вверх, посмотрел на звезды, чувствуя, как рядом с его бьется ее сердце. И на душе было так спокойно…
Когда они подошли к дому, там стояла тишина. Все спали, лишь на крыльце сидели Митрич и отец Анны. Лесник встал:
— А мы вас ждем. Надо же показать, где вам спать.
Иноземцева ответила:
— Не стоило. Мы ведь могли бы проспать и в машине. Тем более, что рано уедем.
Отец возразил:
— Во сколько бы не уехали, а поспать надо. Как я заметил, ты в последнее время почти не спишь. Так ведь тоже нельзя. Митрич, ну–ка давай командуй!
Тот распорядился:
— Ты, Анна Николаевна, ляжешь на терраске, в пологе. Там сейчас один Ванюшка спит. Думаю, вам места хватит. Ну а тебя, Павел, положим на кухне, на диване. Поместишься, хоть и большой!
Анна усмехнулась:
— Митрич, что же ты меня так официально–то назвал? Раньше–то, вроде, Аней звал?
Старик крякнул:
— Нельзя тебя теперь иначе звать. Ты глава района и, как мы все слышали, хороший глава.
Иноземцева удивилась:
— Откуда слышали? Приходил что ли кто?
— Не приходил. Радиоприемник у меня есть и местное вещание каждый вечер слушаем всей семьей. Даже ребятишки!
Анна повернулась к Павлу:
— О радио я и не вспомнила бы! Значит, выступают? И что говорят?
Лесник снова сел на ступеньку:
— Неугомонная ты душа! Ну, что говорят? Известно что. Хвалят тебя, люди выступают, новости рассказывают. Перед вашим вчерашним приездом тоже слушали и о событиях в Демидовке и Копейково уже знаем. Молодец, что без кровопролития обошлось!
Анна удивилась еще больше. Сведения на радио просачивались слишком быстро и она спросила:
— А кто выступал, не запомнили?
— Кто и всегда: сначала Краснов, потом председатели, а уж потом Горин.
Иноземцева ахнула:
— Юрка!
Павел тоже удивился:
— Ни за что бы не подумал, что из него может выйти обозреватель событий!
Анна села на ступеньку и спросила:
— Пап, часто он выступает?
— Как переворот произошел, практически каждый вечер. Так что мы в курсе всех твоих дел. Ты умеешь нас удивить!
— Ладно, я вас и так ото сна оторвала, идите спать. Я тут немного посижу. Горин, Горин… Вот это номер! Значит он не забыл про радио!
Лесник и отец отправились спать, еще раз попросив:
— Шла бы ты спать, дочка! Завтра успеешь надуматься!
Павел присел рядом:
— Что будешь делать с Юркой?
Она поглядела искоса на Светлова и ответила:
— Ничего. Благодарность объявлю, что не забыл, как все, о станции вещания. Ладно, пошли спать! Нам с тобой отдыхать осталось часа два, не больше.
Едва солнце встало Анна вошла в дом. Павел спал на спине широко раскинув руки. Вид широкой загорелой груди заставил женщину вздрогнуть. Она с великим трудом справилась с охватившим ее желанием прижаться к этому телу и разбудила оперативника, прошептав на ухо:
