– Разведена, – говорит она, и это звучит серьезно и плохо, но затем, когда он улыбается, это проходит. – А ты?

Он вздыхает:

– Ты же меня знаешь. Кто меня долго выдержит?

Об этом Дерии нужно подумать. Неужели не она была тогда таким сложным человеком?

– Но если ты не женат и у тебя нет детей, то чем ты занимаешься все это время?

– В последние годы? – он тихо смеется. – Боюсь, что я их все провел впустую.

– У кого долгая жизнь, тот может позволить себе провести впустую пару лет, – бормочет Дерия цитату из «Зеркальных капель». Затем ей приходит в голову, что все-таки глупо цитировать свой собственный роман. – Расскажи-ка о себе. Где ты был все эти годы? Ты мог бы когда-нибудь дать знать о себе.

Лицо Якоба становится непроницаемым, он смотрит на игровую площадку, однако во взгляде его – пустота.

– Я делал ошибки, – говорит он затем. – Первую ошибку – тогда, когда я ни с того ни с сего бросил тебя. Тебе, наверное, было очень больно, и я много лет считал, что будет слишком плохо написать тебе открытку или сообщение по электронной почте. Мне было стыдно.

Она смеется. Но это вымученный смех.

– Мы ведь были молоды. Это было так давно.

Но чувствует она себя совсем по-другому.

Он вдруг возникает здесь и поворачивает время вспять.

– У всех нас тогда были сумасшедшие мечты и недостижимые цели.

– Да, – он улыбается, но вид у него такой, словно в мыслях он находится где-то очень далеко. Или же в далеком прошлом.

«А я достигла всех моих целей, – думает Дерия. – Только это не дало мне совсем ничего: я потеряла то, что для меня было самым важным».

– Ты действительно был в США?

Он кивает.

– Ты должен мне обязательно рассказать, как ты там жил.

– Нам надо бы поговорить спокойно, – предлагает Якоб. – У тебя, конечно, тоже найдется много чего рассказать. Может быть, пойдем выпьем кофе?

Дерия смотрит в направлении горки в виде трубы, из которой вылетает Феликс на такой скорости, что даже перелетает через зону, где должен был приземлиться, и шлепается в песок. Она уже делает первые шаги в его направлении, чтобы посмотреть, не ушибся ли он, однако видит, что тот смеется. Он вскакивает на ноги, снова карабкается по лестнице, и Дерия облегченно вздыхает.

– Обязательно, – отвечает она, – но лучше всего в другой раз. Мне не хватает общения с мальчиком. Честно говоря, я боюсь выпускать его из поля зрения даже на минуту.

И это еще не все. Каждый раз, когда Дерия нянчится с Феликсом, она рискует нарваться на ссору с его отцом. Она не хочет давать повода для таких жарких споров, разговаривая на глазах у Феликса с незнакомым мужчиной. Ведь если Свен услышит об этом, он гарантированно сделает вывод, что она завела новый роман. Когда Якоб предлагает встречу в ресторане, ей становится легче на душе. Дерия должна идти на работу, но на всякий случай она соглашается. Таким образом, у нее будет веская причина, чтобы позже дать Якобу отказ. А это она должна сделать, потому что слишком уж быстро развиваются события. У нее даже не нашлось времени, чтобы осознать, что он действительно снова появился здесь.

– Дай мне свой номер телефона, на всякий случай, если вдруг что-то не получится.

– Если я тебе его не дам, – говорит он, – то ничего не сможет нам помешать.

Дерия смеется:

– Ты думаешь, что у меня не хватит мужества отказать тебе? О, ты плохо знаешь мою совесть.

Она берет облако из сахарной ваты в одну руку, а другой выуживает из своей сумочки шариковую ручку. Это ее самая любимая ручка, та, которая приносит ей счастье. Ею она подписала свой первый договор. Она хочет записать ею номер Якоба вместо того, чтобы просто набрать его в мобильном телефоне, однако он забирает у нее ручку.

– Ты еще помнишь, как мы делали раньше? – спрашивает он и берет ее за руку.

Рука реагирует странным чувством онемения. Зато Дерия чувствует это прикосновение всем остальным телом, пожалуй, даже слишком сильно. Ей кажется, что кожа словно бы почти полностью пересохла, а теперь наконец на нее попадает вода. Ей становится стыдно от этого, однако она вынуждена согласиться со своей кожей. Так нежно к ней уже давно никто не прикасался.

Якоб записывает свой номер телефона на внутренней стороне ее руки. Синяя паста над голубыми венами на белой коже.

– Как раньше, – говорит она. – Когда у нас не было мобильных телефонов, а каждая минута разговора по телефону стоила денег. – Она это тоже помнит.

На прощание Якоб обнимает ее с такой уверенностью, что Дерии кажется глупым отклониться, так, как она это всегда делает. Она позволяет себе расслабиться и поднимает оба облака сахарной ваты над его плечами. Когда она замечает, насколько привычным и родным был этот жест, он уже отрывается от нее. Он уходит. Он дважды оборачивается, но уходит. Через минуту, когда Якоб уже исчез из виду, ей кажется, будто его здесь никогда не было. И только сейчас руки Дерии начинают трястись, а коленки – дрожать. Неужели это действительно был Якоб?

Феликс с раскрасневшимися щеками и потным лбом возвращается к ней и жадно хватает один из пучков сахарной ваты, тот, что побольше.

Видел ли он Якоба? Что он подумал, когда она его обнимала, или же Феликс решит, что это просто обычный знакомый? Расскажет ли он об этом своему отцу?

Феликс не спрашивает о мужчине, который обнимал его тетку, Дерия ни о чем не спрашивает его.

Когда они немного погодя идут ко входу в парк, где она договорилась о встрече с Надин, оказывается, что та уже сидит на скамейке.

Феликс, однако, не может упустить возможность вскарабкаться на одного из каменных львов, которые, словно большие сторожевые собаки, стоят рядом с воротами. Обычно там он ждет маму, а Дерия стоит рядом со скамейкой и каждые две минуты поглядывает на часы.

– Вы опаздываете, – приветствует Дерию Надин и поднимает бровь.

– Мы пришли минута в минуту, – только и говорит Дерия. Обычно она появляется на месте встречи слишком рано, а вот сегодня – нет.

Надин пожимает плечами:

– Ну ладно. Он вел себя послушно, этот разбойник?

– Очень послушно, как всегда.

Улыбка Надин выглядит не совсем естественно.

– У меня он тоже был бы всегда милым, если бы я кормила его исключительно мороженым и сладостями.

– Привилегия теток, – отвечает Дерия.

– Тогда давай по-быстрому обзаводись детьми, – парирует Надин и толкает ее, что должно было бы означать дружеский жест, но Дерия воспринимает это по-другому.

Надин подзывает Феликса, и они втроем идут в направлении автобусной остановки, женщины рядом, а мальчик – в нескольких шагах впереди.

– Вчера Роберт ужинал с нами, – как бы мимоходом замечает Надин.

Феликс оглядывается через плечо и кивает:

– Дядя Роберт жарил для нас бургеры. Мы делали картошку фри. И салат.

– Прекрасно, – отвечает Дерия. – Ты мне об этом еще не рассказывал.

Наверное, потому, что Феликс, собственно говоря, знает, что ее это не интересует. Его мать не такая деликатная, или ей это все равно.

– Мы еще долго сидели вместе, когда Феликс ушел спать, – продолжает Надин. Ее голос становится тише, чтобы сын не мог ее слышать. – И разговаривали.

«И пили», – предполагает Дерия. Она может точно представить себе, как прошел вечер и почему теперь признание вины прокралось во взгляд Надин. Алкоголь и усталость развязывают язык Роберту, и это всегда было так. Он умеет распылять в пространстве сочувствие к себе, как спрей для запаха в помещении, да так, что этого никто не замечает. В конце концов, все считают его сильным, гордым и храбрым, да еще и стесняются того сочувствия, которым проникаются к нему.

– Это нечестно с твоей стороны, ты даже не готова к разговору с ним. Он всего лишь хочет поговорить с тобой. А ты делаешь вид, будто боишься его. Это как-то по-детски, Дерия.

Дерия внутренне содрогается. Надин еще никогда так открыто и напористо не пыталась усадить Роберта и ее за один стол. К сожалению, она явно не понимает, что для Роберта вопрос заключается не в этом столе, он хочет всего лишь одного – чтобы она снова была в его доме. В его постели. Под его контролем.