Но если философия, как самопросветление безусловного, сама понимается как сфера, то в этом случае ее улавливают уже в ее уклонившейся форме (in abgeglittener Gestalt ergriffen). Исток, в котором впервые обретают свою жизнь все сферы как формации смысла, не может сам быть сферой. Он не становится отдельной сферой, даже если прямо объемлется нашим сознательным взглядом. Исток всегда остается словно бы у нас за спиной.

Безусловное есть всякий раз одно, а потому не все. Духовных же сфер существует несколько, и все-таки они могут охватывать собой все, что в качестве духа стало доступной пониманию формацией смысла. Экзистенция, начиная с ее первого решения как явления, соотносит свое существование в мире со своей истиной. Она признает автономию сфер в их множественности лишь как относительную, и в случае конфликта разбивает все формы всеобщего. Только единое, которое никогда не может быть высказано в окончательности, экзистенция знает как абсолютно серьезное в себе. Она не является действительной в тех или иных сферах духа, но служит своему единому Богу. Его она знает не иначе как только в акте осуществления того, что для нее безусловно. Поскольку он не становится объективным, но его только ищут и вопрошают в исполнении экзистенции, его ответы бывают поняты в существовании лишь отчасти и в тайне. Даже и этот масштаб безусловности не может быть реализован как окончательный; скорее, последний облик, в котором он является нам в историчности нашей экзистенции, это то, что во времени нет никакого совершенства для того, что есть как единственное.

Философия, как самоудостоверение единого в существовании, становится высказанным мыслительным образованием (wird zum ausgesagten Denkgebilde) и тем самым подчиняется условиям рациональности. Но таким образом она уже не является или еще не становится самой собой, потому что, как налично существующая, она остается лишь в форме всеобщего. Однако как истина философия есть единая, безусловная истина, которая овладевает в экзистенции ее бытием из истока.

Философия не может служить средством для другого, не приходя оттого в упадок. Кто задает вопрос о пользе философии, тот имеет в виду уже не саму философию, но уже в самом намерении задать свой вопрос лишает философию ее существа. Философия есть исток. Я пребываю в ней сам, или, чуждый ей, только смотрю на нее извне. Исходя из нее, я могу обращать свой вопрос ко всему; она же, будучи открытой и незавершенной как процесс, есть самоудостоверение являющейся себе в существовании возможной экзистенции. Не обосновываемая ничем, не допускающая себе оправдания именем какой бы то ни было цели, она есть то единое, которое все же не все, хотя оно и обращено к подлинному бытию как своей безусловной субстанции.

ГЛАВА ШЕСТАЯ. Форма существования философии

Ситуативно необходимый для экзистенции в существовании характер философии

1. Теснота существования и целое; 2. Простота; 3. Философия, как промежуточное бытие; 4. Философия, как попечение о самом себе.

Философия и система

1. Система в науке и в философствовании; 2. Многозначность смысла системы в философствовании; 3. Система в ситуации существования во времени; 4. Вопрос об истине в систематике собственного философствования.

Философия и ее история

1. Присутствие прошедшего в настоящем; 2. Усвоение; 3. Учение и школа.

Философствование действительно в исполнении индивидуальной жизни: человек, как возможная экзистенция, мысля, становится философом. Философствование, как духовная формация, становится в произведениях мысли философией: хотя философия должна иметь действительность как единая философия данного самобытия, однако она не замкнута ни объективно, в известном предмете, ни субъективно, в некоторой эмпирической индивидуальности, но хочет стать тем объемлющим целым, которое называется системой. Индивид, хотя всегда бывает истоком, но не стоит в начале, принадлежит к некоторой философской традиции (philosophische Überlieferung), как миру мысли, в котором, как вновь пришедший, он впервые находит себя самого.

Таким образом, существование философии есть прежде всего дело отдельного человека, в качестве которого она должна иметь свой характер, необходимый в силу его ситуации в существовании. Затем, философия, как формация мысли, в ее сосредоточении на едином, есть становление системы. И наконец, во вспоминающей коммуникации философствования она действительна как история философии.

Ситуативно необходимый для экзистенции в существовании характер философии

1. Теснота существования и целое.

 - Философии должно быть возможно иметь насущную действительность в одном человеке и на протяжении одной жизни. Если это требование не будет выполнено, исчезнет сам смысл философствования.

В науках индивид участвует своей работой в процессе исследования, объемлющем и превосходящем рамки его существования; он может специализироваться, избрать себе особую науку, а в этой науке, в свою очередь, известные особенные проблемы. Ему нет необходимости взирать на конец жизни, и он может жить с сознанием того, что придут другие и продолжат труд исследования, так что его собственный результат, будучи использован ими, устареет. Он был только условием возможности для того нового, в которое он входит как часть. Но действительность философствования налична не в объективном результате, а как установка сознания. Правда, когда философствование высказывает себя, в этом всегда есть нечто окончательное. Но это делается только для утверждения возможности пробудить других индивидов, к которым обращается в слове это прежде бывшее бытие.

Исследователь предпочел бы сделать в бесконечном потоке утверждений один крохотный шаг действительного познания, нежели участвовать в этом потоке, предлагая ни к чему не обязывающие обсуждения вымышленных возможностей. Но философ решается на болтовню, в которой не существует объективного различия между подлинной речью из философствующего истока и бессодержательной интеллектуальностью. В то время как человек, как исследователь, располагает для каждого из своих результатов всеобщезначимыми критериями оценки и находит удовлетворение в понимании неизбежной необходимости их значимости, человек, как философ, находит для различения пустых речей от речей, пробуждающих экзистенцию, лишь некий неизменно субъективный критерий своего собственного бытия. Поэтому этос теоретической работы в науках и в философии коренным образом различен.

Поскольку в философии, в противоположность науке, невозможен существенный прогресс познания, от философии требуют, чтобы она была целой; в противном случае ее вовсе не существует. Этот риск оказывается вынужденным, ибо индивид во всей конечности своего существования оказывается принужден объективировать для себя целое. Ибо все мои дела, если только они должны сохранить смысл для меня, должны стоять в отношении к некоторому целому бытийных содержаний (Denn all mein Tun, wenn es für mich Sinn behalten soll, muß zu einem Ganzen an Seinsgehalt in Beziehung stehen). Хотя это целое и может присутствовать в конкретной деятельности и в частном исследовании как смутное побуждение; но в надежно непрерывную последовательность осознающей себя жизни оно вступает лишь там, где объективирует себя. В этом случае оно может, правда, служить рамкой для каменеющего порядка всякого знания и всякого действия, но высказано в изначальности может быть только как выражение того или иного абсолютного сознания, чтобы просветлить себя, будучи поставлено под сомнение в сообщении и дискуссии. В нем от одного к другому, в непрерывном течении времени, возгорается (entzündet sich) возможная экзистенция.