— Ку — Пустота!
Гермиона соединила большие пальцы, и все кончилось. Больше ничего не было. Буря разбилась мелкими брызгами, а горящие журавлики рассыпались яркими искрами, тающими в небытии, словно хвост пролетающей кометы. Когда погасла последняя, наступила Тьма.
*
Ей абсолютно не хотелось просыпаться. Почему она должна это делать? Она ведь устала. Чертовски устала. Пушистое облако покачивалось, убаюкивая. Сквозь сомкнутые веки Гермиона видела ярко-синее, до рези в глазах, небо, с которого сыпались то ли хлопья снега, то ли белоснежные перья… они все падали и падали, медленно кружась, окутывая невесомое тело мягким покрывалом.
— Гермиона! Мисс Грейнджер! Очнитесь же наконец! Эннервейт! Дерьмо, да что ж это такое-то?! Хоть что-то здесь работает или нет?
Падение на землю отозвалось болью во всем теле. Казалось, сломано все: ноги, руки, крылья, ребра… Ни вздохнуть, ни охнуть. Она сумела приоткрыть один глаз: ее нос уткнулся во что-то черное, пахнущее дымом, лесом, лакрицей и… и… она не знала, чем еще. Ее снова тряхнуло:
— Прах вас побери с вашими экспериментами! Я не желаю, чтобы вы загнулись прямо у меня на руках!
— Не надо больше меня ронять, пожалуйста… — пробормотала Гермиона и едва не задохнулась. Кажется, он решил для полноты ощущений выдавить из нее все соки. Она уткнулась носом в пуговицу. Несмотря на все неудобства и ноющую боль в костях, Гермионе было до странности уютно. Жутко хотелось, чтобы все это продолжалось вечно: шершавая ткань царапающая щеку, гулкие удары сердца под ней и ругательства, раздающиеся над головой:
— Вот о чем вы только думаете, а? Лежите тут, пытаетесь умереть и абсолютно не думаете о том, что вам еще нужно будет возвращаться обратно! И куда это нас занесло, позвольте узнать? Что на этот счет говорят ваши «теории»? Или они молчат? Где у вас болит? Вы, между прочим, достаточно упитанная женщина для голодающей. Сколько вы весите? Вы мне все руки оттянули!
— Я?! — она онемела от возмущения и резко села. Голова сразу же закружилась, и к горлу подкатил тошнотворный ком. Гермиона покачнулась, профессор придержал ее за плечи:
— Не дергайтесь. Где больно?
— Везде…
— Как говаривал один мой знакомый пожиратель сладостей: «Если вы проснулись утром и у вас ничего не болит, значит, вы умерли».*
— Балагур какой, — мир все еще продолжал вертеться, но мутить перестало.
— А то! Теперь, небось, поражает своими сентенциями чертей в Аду, — Гермиона чувствовала, как его пальцы деловито ощупывают ее руки и ноги. — Похоже, все цело. Дышать больно?
— Больно, — в подтверждение она попыталась набрать воздуха в грудь и тут же охнула от резкой боли в боку.
— Давайте посмотрим, — профессор аккуратно задрал блузку на её спине и замолчал.
— Ну что там такое? — нетерпеливо поинтересовалась она, пытаясь заглянуть через плечо.
— Ничего, — Снейп прочистил горло и опустил тонкую ткань. — Просто синяк.
— Ну и ладно. Помогите мне встать.
Он молча подал ей руку. Горизонт снова закачался перед глазами:
— Где мы?
— Хороший вопрос, — хмыкнул профессор за спиной, — хотел бы я у вас спросить о том же.
Перед ними простиралась голая бесплодная пустыня с острыми скалами из застывшей вулканической лавы, образующими почти лунный пейзаж. Бурлящие озерца серных источников: одни желтые, другие кроваво-красные — испускали запах разложения. То здесь, то там струйки пара вырывались из трещин между камнями, оседая на землю и исчезая в расселинах. И над всем этим великолепием возвышалась огромная гора. На ее пологих, иссиня-черных склонах не было заметно ни кустика, ни деревца. Вершина едва достигала низко клубящихся облаков, освещенных багровым заревом заката.
— Это гора Осорэ, — прозвучал сбоку тягучий и ленивый голос. — Священное место. Считается, что живые могут здесь встретиться с ушедшими в иной мир.
Снейп с силой сжал пальцы на ее плече:
— А вы, как я погляжу, не особо-то затрудняли себя с выбором имени, господин Хикэру но Осорэ.
Хикэру блеснул белоснежными клыками, взъерошил серебристый ежик волос и легко соскочил с черного плоского камня:
— «Свет горы страха», — осклабился он, отвесив шутовской поклон:
Странник! — Это слово
Станет именем моим.
Долгий дождь осенний.*
С последними словами, молодой человек оказался рядом с мисс Грейнджер, взял ее за руку, поцеловал кончики пальцев и, заглядывая в глаза, прошептал:
— Добро пожаловать, Гермиона-сан…
Профессор решительно задвинул ойкнувшую Гермиону за спину, и мужчины оказались лицом к лицу. Оба высокие, практически одного роста, одетые в черные сюртуки, они в раздражении уставились друг на друга.
— Ты собираешься предъявить на нее свои права, Ёкай-дух-с-картины?
— Для начала, я собираюсь помешать вам снова опутать ее своими чарами.
— Какие чары, Ёкай-дух? Где? — Хикэру развел руки и картинно огляделся. — Разве можешь ты вообще что-то заметить? Ты видишь ее? Ты знаешь, чего она хочет?
— Совершенно не важно, чего она там хочет — она не отдает себе отчета в своих действиях, когда вы рядом! — процедил Северус.
— Я отдаю! — попыталась возразить Гермиона из-за спины Снейпа. Тот снова задвинул ее обратно.
— Ты знаешь, какие сладкие у нее губы, мертвец? А какая мягкая кожа? Она шелковистая и прохладная, как вода в горном ручье. Я видел, как ты смотрел на нее сейчас. Тебе хотелось дотронуться до нее? Коснуться обнаженного тела? Сжать мягкие груди, чтоб застонала, чтобы выгнулась лозой под твоими руками? Хотелось зарыться лицом в кудри, вдохнуть их запах? Тебе хочется почувствовать ее вкус? — шипел демон в посеревшее лицо Северуса. — Хочешь, чтобы она стонала и умоляла тебя? Чтобы извивалась и кричала от наслаждения? Хочешь? Хочешь?!
Кулак Снейпа прочертил короткую дугу, Хикэру отлетел на несколько шагов и растянулся среди камней. Гермиона вцепилась в руку Северуса. Тот повел плечом, стряхивая ее, подошел к молодому человеку, сидящему на земле, схватил его за грудки и тихо проговорил:
— Оставь. Её. В покое. Понял? Иначе я тебя достану хоть с того, хоть с этого света. Обещаю.
Профессор слегка оттолкнул противника от себя и брезгливо отряхнулся. Хикэру пошевелил челюстью, потел скулу и сплюнул сукровицу:
— Когда заканчиваются аргументы, остается надежда только на кулаки, да? — сверкнул он желтым кошачьим глазом и внезапно затрясся в беззвучном смехе, одним грациозным прыжком поднимаясь на ноги. — Ты мне нравишься, держи, — он подкинул какой-то предмет. Северус поймал его, недоуменно уставившись на смешно растопырившего лапы, глиняного ушастого лисенка, сидящего у него на ладони. На лбу у зверька чернилами был нарисован иероглиф.
— Что это?
— Это кицунэ, — тихо сказала Гермиона, внимательно рассматривая статуэтку. — Лисий дух. Видите, у него три хвоста? По достижении ста лет они способны обращаться в человека, девушку или юношу. Чем старше кицунэ, тем больше у них сила. Они могут вселяться в чужие тела, создавать огонь, появляться во снах и создавать иллюзии столь сложные, что те практически неотличимы от действительности. У кицунэ может быть до девяти хвостов. Считается, что чем старше и сильнее лиса, тем больше их у неё. Некоторые источники утверждают даже, что кицунэ отращивает дополнительный хвост каждые сотню или тысячу лет своей жизни. Когда появляется девятый, мех лисьего духа становится серебристым, белым или золотым и кицунэ обретает силу искривлять пространство и время, сводить людей с ума…
— Возьми-возьми, — Хикэру ухмыльнулся и дотронулся до рассеченной губы, — на память. Пригодится.
Снейп посмотрел ему в глаза, кивнул и опустил фигурку в карман:
— Ты все еще продолжаешь считать происходящее забавным?
— Естественно, — пожал плечами желтоглазый. — Мир людей становится все скучней. Они разучились бояться. Отгородились от окружающего стеклом, бетоном, инновациями, нанотехнологиями и счетами в банках. Потеряли связь с природой. Не понимают, как хрупко само их существование на земле. Достаточно перерезать всего один провод и все рухнет. Огромные слепые каменные мешки, ставшие ловушками, и электронные игрушки, ранее составлявшие смысл жизни, окажутся совершенно бесполезны. Что они будут делать тогда, утопая в собственном дерьме, замерзая или сгорая под палящими лучами солнца, лишенные смысла и цели? Абсолютно неприспособленные, тыркающиеся в разные стороны как слепые котята или беснующиеся, перегрызающие глотки на пути к последнему куску хлеба? Люди не дают себе труда задуматься над тем, что именно в их силе и таится их величайшая слабость. Человечество просто куча насекомых, копошащихся на изъеденном ими теле земли. Надо понимать, что у кого-то в руках может оказаться мухобойка, которая однажды просвистит, накроет и размажет. Маги — моя последняя отрада. Особенно мне нравится, когда на меня начинают с деревяшками кидаться. А ты чего с кулаками полез? Твоя-то палочка где?
