Возле стойки, за которой всегда стоял сам хозяин, была небольшая дверь, она вела на второй этаж и кухню. Там жил сам хозяин и сдавалось несколько комнат, большей частью времени пустовавших. Иногда там ночевали засидевшиеся случайные гости или слишком пьяные друзья-знакомые. Приезжие и проезжие гости и купцы, предпочитали жить в центре города, там гостиницы были поприличней и поспокойней. Некоторые останавливались в корпоративных гостиницах. Каждый купец держал свой постоялый двор. Но в последние годы в город стало приезжать очень мало людей. Почему это происходило, старались не задумываться, своих печалей хватало, но все сходились во мнении, что Лес стал какой-то беспокойный. Внутри него, там, куда нет хода простому человеку, что-то стало изменяться. Неспешно, но очень целеустремленно. Многие, по необходимости бывавшие в Лесу, соглашались, что там становиться с каждым днем все тревожнее. В городе даже стали появляться всякие нехорошие и нелепые слухи. Но пока они передавались шепотом, и даже не каждый вечер, то никто всерьез и не беспокоился. Чем это было вызвано, никто даже не догадывался. Мало ли, что в Лесу происходит, Лес он Лес и есть – сплошная загадка. Одним словом – Безумный Лес.
Подойдя к любимому кабаку, друзья не стали подниматься на крыльцо, а обогнули дом, толкнули низенькую неприметную дверцу и спустились на несколько ступенек. Эта комната была только для завсегдатаев, и то не для всех. Об ее существовании даже не все городские пьяницы и стражники знали. Здесь собиралась дружная компания, и здесь никто не смотрел на сословные различия. Все называли свое убежище от мирской суеты: «Под люстрой». Эта люстра висела в самом центре низенького потолка, и, когда ее задевали головой, то звенела хрустальными висюльками, тихо и печально. Если же их аккуратно отодвинуть рукой, пока хозяина нет, то можно увидеть пять вкрученных стеклянных колб с тонкими ниточками внутри. Хозяин ревниво следил, чтобы какой-нибудь пьяный не вздумал трогать ее руками, каждый день он ее очищал от копоти светильников. Откуда взялась эта люстра, кто ее повесил, и как она дает свет и светит ли она вообще, среди завсегдатаев существовало несколько легенд. Их всегда рассказывали новичкам, правда, появлялись они все реже и реже. Эта была гордость и маленькая тайна дружной и тесной компании, собиравшейся под люстрой почти каждый вечер.
Иван и Коник спустились по ступенькам и удивленно остановились. Их не встретил привычный радостный шум голосов, вопли приветствий и вопросов типа того, как вчера добрался до дома, и что тебе за это было. Никто не посочувствовал друзьям, ведь то, что они сегодня впали в немилость к Елене и целый день занимались хозяйством, знали, поди, все. Никто не заорал: «О, Иван с Коником приперлись! Пива им, пива! Скорей хозяин, а то они от жажды умрут!». Нет. Сегодня было непривычно тихо. Такого здесь на памяти Ивана не было еще ни разу. Все сидели за столом, и о чем тихо и напряженно переговаривались. Кружки с пивом и вином стояли почти не тронутые. Хозяин заметил их и кивком головы пригласил присесть на почетные места, к камельку, в котором весело трещали поленья. Несмотря на весенний день, в полуподвале было все-таки сыровато. Коник, по привычке, решил нарушить покой собравшихся:
– Чего приуныли, друзья? Что это вы тут отмечаете, поминки или похороны?
– Ты того, помолчи. Тут такое случилось, а ты со своими шуточками.
– Да, что произошло? – Встревожено спросил Иван.
– Ты сегодня в Лесу был, возле Торговых ворот? – Тяжело взглянул кузнец.
– Нет, мы с Коником на поле через Дворцовые Бреши проезжали. А воду домой возили из колодца. – Откуда появились дома дрова, он решил дипломатично умолчать. История со стукачом не давала ему покоя весь день.
– Утром охранники видали несколько странных человечков.
– Ну и что. Мало ли в Лесу, какого народа обитает. Может дети лешаков погулять вышли.
– Не-е. У них волосы нормальные, черные, только вот длинные. Стражники сказывают, до самого пояса вьются. А росточка совсем невеликого, нам по пояс будут. И в лесу скрываться горазды. Еле-еле их следы потом нашли.
– Говорят, где-то далеко на Востоке такие половинчики живут. Но у нас таких не видали, – показал свою осведомленность Коник. Он уже успел опустить морду в широкую чашу с пивом, которую принес расторопный хозяин, и теперь облизывал пену с морды. Глаза у него опять начали жизнерадостно посверкивать.
– Про половинчиков я слыхал, даже в детстве довелось видеть. Они нам табак возили торговать. Но у тех, настоящих, ноги лохматые. Шерсти, что на твоем диком кабане, а лица светлые.
– А у этих? – Встревожено спросил Иван. История ему начинала нравиться все меньше и меньше.
Какие-то смутные воспоминания, предчувствия зашевелились где-то глубоко внутри. Он внимательно посмотрел на кузнеца, не разыгрывает ли он его. Может, наслушавшись вчерашнего сказителя, они решили пошутить над ним. Но нет, не похоже. Кузнец вообще шутки плохо понимал, а тут еще вон какая неподдельная тревога стояла у него в глазах.
– А эти, тьфу, какая мерзость, – кузнец легонько пристукнул по толстой столешнице рукой.
Дубовый стол содрогнулся, а ведь на нем, чего только не делали. При случае на нем и танцевали и дрались, а он ничего, все выдержал, даже трещин не пустил. Лишь слегка подпрыгнули кружки и кувшины с вином и пивом, тарелки с нехитрой снедью. Потом взял кружку и одним махом выпил содержимое, вытер опаленные горнилом бороду и усы, аккуратно поставил ее на стол. Немного помолчав, продолжил:
– Представляешь Ваня, у этих морды черные, только глаза красные поблескивают. А ноги чистые.
– Как это, чистые? – Изумленно спросил Коник.
– А вот так, ни волосинки.
– Может, побрили, сам знаешь, как ветки за волосы цепляются. Полдня походишь по лесу, а потом весь вечер всякие веточки да иголочки из шкуры выковыриваешь. А лица черные, так возможно, загорели, солнце, вишь как припекает, прямо как летом…
Иван одернул своего гривастого друга:
– Подожди ты со своими шуточками. Мне вот интересно, как это наши стражнички все рассмотреть успели. Ведь от ворот до Леса километра два будет. Это кто ж там такой востроглазый?
– Они то может, и не разглядели, сам знаешь – врать да хвастать они горазды, да вино в «Одиссее» бесплатно хлестать. А вот как до дела доходит, тут они хуже лесных оборванцев. Те то хоть ножичками могут махать, а с охраны привратной взятки гладки, только и могут, что въездную плату вымогать, да еще кулаком мужику в ухо от души заехать, если что им не понравится.
Кузнец снова сделал глоток из своей полведерной кружки, обвел собравшихся тяжелым взглядом и продолжил:
– И не только они видели. Вчера вечером купцы приехали. Так это они и предупредили стражу, что возле города крутятся какие-то недомерки. Жаль, нашего купца, Афанасия, сейчас нет. Он бы подтвердил.
На этих словах все примолкли, видимо про это никто не знал. Тишина стояла такая, что стало слышно, как в верхнем зале кто-то фальшиво пел, да весело постреливали сухие сосновые поленья в камельке.
– Все, кончилась торговлишка, – тихо произнес невысокий коренастый мужчина, начальник царской гвардии. Почему-то все его называли Жуком. Он выпустил большой клуб ароматного дыма из короткой, хитро изогнутой трубки, покрутил длинный седой ус и повторил. – Отторговался наш славный город. Теперь купцов сюда и калачом не заманишь. А на стражников ты зря напраслину возводишь. За такую стружку, которую им платят, не каждый согласится ворота охранять. Вот они и пытаются хоть как-то на хлеб подзаработать.
Иван задумчиво вертел кружку в руках, из которой он сделал всего один глоток. Новости не давали полностью расслабиться. Пиво не шло в горло, мысли неслись вскачь, да и вчерашние возлияния давали о себе знать. Почему неожиданно он вспомнил историю, как в крепостной стене появились эти злополучные Бреши.
Когда-то давно, еще до рождения Ивана, с войной на город пришли соседи. Что уж там не поделили, о том уже никто не помнит. Так часто бывает, что причины войны забываются в первую очередь. Важно чем она заканчивается. Когда враги с ходу не смогли взять их город, то по всем правилам осадили его. Простояли все лето, осыпая друг друга грязными ругательствами, но так никто и не решился на решительные действия. А вот когда нападавшим надоело лаяться, тем более эту схватку они безнадежно проигрывали, то позвали на помощь одноглазого великана. Где они его нашли, так и осталось загадкой, хотя некоторые уверяли, что такие чудища живут далеко за теплым морем и зовут их циклопами. Когда такое одноглазое страшилище внезапно вылезло из леса, то защитники поняли, что пробил их последний час. Циклоп без лишних рассуждений выломал часть стены и собрался было уже войти непрошеным гостем, как увидел вывеску ближайшего трактира. Там, на синем фоне, белыми заковыристыми буковками было написано «Одиссей». Кто дал такое имя этой захолустной забегаловке, расположившейся возле самой стены, тоже никто не помнил. До этого, об «Одиссее», даже на прилегающих улицах мало кто знал. Там находили свой тайный приют самые уголовные и нищие горожане. И когда великан внезапно увидел вывеску, то грязно выругался, впрочем, его языка никто не знал, так что это уже были досужие вымыслы очевидцев. Потом тоскливо взвыл и топча своих союзников позорно умчался в лес. Защитников очень удивило, что при этом, он закрывал свой единственный глаз рукой.