Сначала он просто шёл наугад, затем, повернув на запад, он оказался на ничем не примечательной улице, которая чуть дальше перешла в некое подобие бульвара, в середине которого росли деревья. Слышалось громкое щебетание птиц, и даже в этот час тень несла благодатную прохладу. Воздух был свеж и прозрачен, и Чаллонер двинулся вперёд, глядя себе под ноги и предаваясь своим мыслям, пока его не вывела из задумчивости внезапно преградившая ему путь стена. Эта улица, чьё название я запамятовал, не относилась к самым оживлённым.
Чаллонер был не единственным, кто забрёл туда тем утром, поскольку, когда он неспешно поднял глаза, его взору предстала фигура девушки, в которой он с изумлением узнал ту, что выбежала из дома, где случилось происшествие. Она, очевидно, бежала куда глаза гладят. Стена мешала ей двигаться дальше, и в полном изнеможении девушка опустилась на землю рядом с газонной оградой, испачкав подол своего платья. Они заметили друг друга одновременно, и девушка с ужасом в глазах вскочила на ноги и попыталась скрыться.
Чаллонер вдвойне поразился встрече с героиней недавнего происшествия, а также тому страху, который он увидел в её взоре, когда она ринулась прочь. В его душе боролись страх и тревога, но, несмотря ни на что, он приказал себе следовать за ней. Он делал это осторожно, как будто боясь ещё больше напугать её, однако, как бы осмотрительно он ни ступал, его шаги отдавались гулким эхом на пустой улице. Этот звук, очевидно, каким-то образом повлиял на её поведение, поскольку едва он начал следовать за ней, как она остановилась. Она снова решилась было продолжить свой бег – и опять замерла на месте. Затем она обернулась и робкими, несмелыми шагами двинулась в сторону молодого человека. Он столь же опасливо и боязливо продолжал приближаться к ней. Наконец, когда их разделяло всего несколько шагов, он увидел, как глаза её наполнились слезами и она умоляюще протянула к нему руки.
– Вы английский джентльмен? – вскричала она.
Бедняга Чаллонер испуганно посмотрел на неё. Он получил прекрасное воспитание и сгорел бы от стыда при малейшем проявлении неучтивости к даме. Однако, с другой стороны, он был далеко не чужд любовным приключениям. Он огляделся по сторонам, но дома, наблюдавшие за происходящим, оставались наглухо запертыми. Он взглянул со стороны на себя, освещённого ярким солнцем. Затем он перевёл взгляд на взывавшую к нему девушку. С некоторым раздражением он отметил, что она обладала хорошеньким личиком и стройной фигурой, была изысканно и со вкусом одета. Вне всякого сомнения, настоящая леди, воплощение попавшей в беду наивной девушки, потерявшейся в сонном городе и плачущей от отчаяния.
– Сударыня, – произнёс он, – смею вас заверить, что нет ни малейшей причины принимать моё поведение за навязчивость. Если же мне и случилось идти следом за вами, то виновата в этом улица, которая провела нас обоих.
Лицо девушки выразило искреннее облегчение.
– Как же я сразу не догадалась! – воскликнула она. – О, благодарю вас, тысячу раз благодарю! Но мне так страшно здесь в этот час, среди этой жуткой тишины и глядящих на меня окон, так страшно! Умоляю, дайте мне вашу руку! – попросила она премилым голосом с кокетливыми интонациями. – Я не могу дальше идти одна, мои силы на исходе, я испытала такое, такое!.. Покорнейше прошу вас сопровождать меня.
– Милостивая государыня, – уныло отозвался Чаллонер, – я к вашим услугам.
Она взяла его под руку и на мгновение сжала её, стараясь унять слезы, и миг спустя с лихорадочной поспешностью повела его по направлению к городу. Несмотря на всю загадочность ситуации, ясно было одно: плакала она совершенно искренне. И всё же, пока они шли, она то и дело оглядывалась по сторонам, словно боялась погони; её время от времени одолевала нервная дрожь, и она судорожно сжимала руку Чаллонера. Как ни претил ему её страх, но он поневоле всё больше и больше охватывал и самого Чаллонера, невзирая на все попытки молодого человека подавить его. Чаллонеру хотелось только одного: чтобы всё это поскорее закончилось.
– Сударыня, – наконец произнёс он, – я, разумеется, польщён тем, что имею честь сопровождать вас. Однако должен признаться, что я направлялся совсем в другую сторону, поэтому не соизволите ли объясниться…
– Тише! – всхлипнула она. – Не здесь, не здесь!
Чаллонер похолодел. В иных обстоятельствах он счёл бы её сумасшедшей, однако, явившись свидетелем взрыва, клубов дыма и бегства более чем странной троицы, он безуспешно терялся в догадках. Пока что они продолжали поспешно пробираться сквозь лабиринт улиц, охваченные непередаваемым страхом. Через некоторое время быстрая ходьба несколько успокоила их: девушка перестала боязливо оглядываться, а Чаллонер, заметив невдалеке мерно вышагивавшего констебля, наконец-то вновь обрёл душевное равновесие.
– Мне кажется, – сказал он как бы между прочим, – что я невольно стал свидетелем того, как вы покинули виллу в компании двух джентльменов.
– О, – ответила она, – прошу вас не бояться, что вы уязвите меня правдой. Вы видели моё бегство из ночлежного дома, а мои спутники отнюдь не джентльмены. В данном случае самое хорошее – это быть честной.
– По-моему, – продолжил Чаллонер, в равной степени воодушевлённый и удивлённый прямотой её ответа, – к тому же я ощутил некий… запах. Кроме того, я слышал шум, который не знаю даже с чем сравнить…
– Молчите! – вскрикнула она. – Вы не представляете, какую опасность можете навлечь на себя. Терпение, прошу вас. Как только мы минуем эти улицы и окажемся вдали от любопытных ушей, я всё вам объясню. А пока давайте сменим тему… Что за чудо этот спящий город! – воскликнула она. И с напускным восторгом процитировала сонет Вордсворта: «О, Боже мой! Весь город спит, и в сердце мощном царствует покой[1]».
– Я вижу, сударыня, – заметил Чаллонер, – что вы весьма начитанная особа.
– К сожалению, не только начитанная, – вздохнув, ответила она, – но и слишком много пережившая для своих лет. На мою долю выпало столько испытаний, что просто идти под руку с незнакомцем – истинное счастье для меня.
Тем временем они достигли окрестностей вокзала Виктория. Там, на углу одной из улиц, девушка остановилась, убрала свою руку и в нерешительности потупила взор. Затем она словно преобразилась и с очаровательной улыбкой коснулась руки Чаллонера затянутой в перчатку ладонью.
– Я даже представить себе боюсь, – произнесла она, – что вы обо мне думаете, однако мне нужно продолжить свой путь. Здесь я вас покину, и именно здесь я умоляю вас дождаться моего возвращения. Не пытайтесь идти за мной или преследовать меня. Оставьте на потом свои суждения о девушке столь же чистой, как ваша сестра. И самое главное – не бросайте меня. Пусть вы и незнакомый мне человек, но мне не к кому больше обратиться. Вы видите, как мне тяжело и страшно. Вы настоящий джентльмен, добрый и великодушный, и, когда я прошу вас проявить чуточку терпения, я заранее уверена, что вы мне не откажете.
Чаллонер неохотно пообещал, и девушка, бросив на него полный благодарности взгляд, скрылась за углом. Однако её мольба не достигла должного результата, поскольку у молодого человека не было не только сестёр, но и вообще никаких родственниц, за исключением двоюродной бабки где-то в Уэльсе. Теперь он остался в одиночестве; к тому же чары, во власти которых он дотоле находился, стали понемногу ослабевать. Он презрительно фыркнул, посмотрев на себя со стороны, и, собравшись с духом, пустился по следам девушки.
Читателю, которому хоть изредка приходилось сталкиваться с ночной жизнью больших городов, очевидно, известно, что по соседству с большими вокзалами многие таверны открываются очень рано, а то и вовсе не закрываются на ночь. Пройдя квартал и завернув за угол, Чаллонер заметил, как его очаровательная спутница юркнула в одно из подобных заведений. Было бы неверным сказать, что он удивился, поскольку он давно научился ничему не удивляться. Его охватило отвращение пополам с досадой, и, чертыхаясь про себя, он проклинал банальную капризную дамочку. Не успела она зайти в таверну, как открылись вращающиеся двери и она вышла на улицу в компании сутулого молодого человека весьма вульгарной наружности. Они обменялись несколькими фразами, произнесёнными на повышенных тонах, после чего молодчик вернулся в таверну, а девушка быстрым шагом направилась к Чаллонеру. Он наблюдал, как она шла: грациозно, словно паря над землёй. При быстром шаге из-под подола иногда мелькали точёные лодыжки, движения её воплощали в себе безудержный порыв и задор юности. И хотя Чаллонер в какое-то мгновение почти решил повернуться и уйти прочь, его решимость таяла по мере того, как она приближалась к нему. Он мог устоять перед обычной красотой, но в данном случае именно её несомненный аристократизм лишал его всякой силы воли. Некогда ему без труда удалось отделаться от прожжённой авантюристки, перед той же, кто, несмотря ни на что, являлась настоящей леди, он чувствовал себя безоружным. Он оторопело стоял там же, откуда наблюдал словесную перепалку, когда она буквально подлетела к нему.
