Застигнутые врасплох, те пытались уклониться. С кипящей внутри яростью Клер вцепилась ногтями Яну в щеку, оставив на ней глубокие борозды. Она пинала их ногами как бешеная, в глазах девочки загорелась радость, когда следующий удар пришелся точно между ног Дону. Тот задохнулся от боли, согнулся и попятился от кровати, стараясь избежать кулаков Клер. Трейси визжала в истерике. И тут неожиданно в дверях появилась их мать, привлеченная шумом.

— Какого черта здесь творится? — пробормотала она заплетающимся языком.

Затем к ней пришло понимание происходящего. Карен нетвердой походкой направилась к кровати и сильно ударила дочь по лицу.

— Ты что, не видишь, что они собираются с ней сделать? — закричала Клер, держась за лицо. — Они хотят причинить боль Трейси. Ты должна их остановить!

— Ой, бога ради, прекрати этот спектакль! — прикрикнула на нее мать. — Нужно же ей когда-нибудь узнать о сексе! А теперь иди к себе спать, иначе, клянусь, ты об этом пожалеешь.

Впервые в жизни Клер не послушалась. Вместо этого она встала и посмотрела матери в лицо.

— Я не позволю, чтобы это случилось, мама. Я не смогла защитить себя, но я не позволю, чтобы это произошло с Трейси. Если ты ничего не сделаешь, я уйду из дома и найду папу. И тогда ты обо всем пожалеешь.

К ее ужасу, мать вскинула голову и пренебрежительно рассмеялась.

— Ха, и ты думаешь, что твой паршивый папочка все это остановит? — фыркнула она.

Клер дерзко подняла подбородок и кивнула.

Наклонившись к дочери, Карен больно толкнула ее в плечо.

— Тогда я тебе расскажу кое-что, что тебе уже давно следовало узнать. Твоему долбаному папочке нет до нее никакого дела. И знаешь почему? Ему на нее наплевать, потому что Трейси не его ребенок. Конечно, ты думаешь, он святой и солнце светит у него прямо из задницы. Но если бы он был настоящим мужчиной, я бы никогда не стала смотреть на других.

Когда до Клер постепенно дошел смысл сказанного, ее затошнило. Девочка покачала головой, отказываясь верить.

— Нет, нет, ты врешь, — всхлипывала она.

Но мать лишь рассмеялась. От ее безрадостного жесткого смеха веяло холодом.

К этому времени Дон пришел в себя и смог сесть на край кровати.

— Она психованная какая-то, — пробормотал он. Ян, по шее которого стекали ручейки крови, согласно кивнул.

Карен схватила Клер за руку, больно вонзив в нее ногти.

— А теперь марш в свою кровать, ты, глупая маленькая сучка. Это не твое дело, — предупредила она.

Но Клер опять отказалась подчиниться, чем вызвала еще большее недовольство матери.

Позади нее Дон и Ян снова обратили внимание на Трейси; девочка начала дрожать, и Клер захлестнуло отчаяние.

— Я не двинусь с места, пока они не уйдут! — закричала она.

На какой-то миг Карен заколебалась. Но затем Дон схватил ее за руку и подтолкнул к двери. Он вернулся к Клер, заломил ей руку, вытащил на лестничную площадку вслед за матерью и захлопнул дверь.

— Мама, пожалуйста! Ты должна их остановить! — взмолилась Клер.

Карен снова нерешительно взглянула на дверь, но затем тоже расплакалась.

— Конечно, тебе хорошо, — прошипела она. — Ты не знаешь, что такое одиночество. Это мне каждую ночь приходится ложиться в пустую кровать. Если я их сейчас остановлю, Ян меня бросит, и я снова останусь одна. Они не причинят ей вреда. А теперь иди в свою комнату.

— Нет, нет. Я не уйду!

— Еще как уйдешь, черт тебя возьми! — Схватив Клер за волосы, женщина потащила вопящую и упирающуюся девочку к ее спальне. Та споткнулась и упала. Мать, прежде чем поставить Клер на ноги, осыпала ее ударами. Один раз Клер показалось, словно что-то хрустнуло, когда мать ударила ее ногой по ребрам. Но ее возмущение было таким сильным, что девочка не обратила внимания на пронизывающую боль. Наконец мать дотащила ее до двери и бросила в комнату.

— Теперь ложись в кровать, и чтобы я больше ни звука от тебя не слышала, поняла? — Несмотря на жестокие слова, по лицу матери текли слезы, и Клер совсем запуталась.

Девочка не могла ее понять и знала, что это ей никогда не удастся.

— Как наша родная мама могла допустить такое? — спрашивала она себя снова и снова. Но ответа не было. До Клер доносились только испуганные вопли Трейси, зовущей сестру.

Клер сжалась в кровати, каждый синяк на ее теле болел все сильнее. Когда крики Трейси стали совсем невыносимыми, она заткнула уши, чтобы больше их не слышать. Еще никогда в жизни она не чувствовала себя такой слабой и бесполезной.

Много-много позже, когда Клер уверилась, что мужчины ушли, она прокралась в комнату Трейси. Откинув одеяло, она взяла измученную малышку на руки.

— Мне было так больно, Клер, — прошептала Трейси.

Горе Клер было таким ужасным, что она даже не могла плакать. Девочка отнесла младшую сестричку в ванную, смыла грязь с ее тела и слезы с лица. Затем одела ее в чистую ночную рубашку, старый кардиган и дырявые, но теплые носки. Она уложила малышку в чистую постель, дала ей мягкую игрушку и грелку.

Прошло немало времени, прежде чем девочка, которую била дрожь, стала задремывать.

— Ты знаешь, что никому не должна рассказывать о том, что случилось этой ночью? Ни одной живой душе, — шепотом предупредила ее Клер.

— Но… но почему? — прошептала сонная малышка.

— Потому что если ты скажешь кому-нибудь, они заберут нас у мамы, заберут из этого дома.

— Вот и хорошо! — оживилась Трейси, окончательно проснувшись. — Я хочу, чтобы нас забрали отсюда, тогда такое больше никогда не повторится.

Клер вздохнула и попыталась найти слова, которые помогли бы убедить Трейси в том, как важно сохранить эту тайну.

— Послушай. Нас не просто заберут у мамы. Сейчас я вообще не хочу ее больше видеть. Но нас тоже разлучат. Ты этого хочешь?

— Нет, конечно же нет. — Трейси начала плакать. — Дядя Ян сказал мне, что если я расскажу кому-нибудь о том, что он со мной сделал, ко мне ночью придет бука и съест меня. Ты думаешь, она придет?

Клер сглотнула.

— Нет, не бойся. Никаких бук не бывает, — уныло прошептала она, и на какое-то время девочки замолчали.

Затем Трейси снова заговорила:

— Клер, почему мама позволила им делать со мной плохие вещи?

— Потому что ей одиноко. По-моему, она боится, что снова останется одна, если не позволит им это делать.

— Но у нее же есть мы.

— Я знаю… Но это разные вещи.

Образ счастливой семьи, которую воображала себе Клер, за который она так отчаянно цеплялась, потускнел и исчез в тот момент, когда она поняла, что папа никогда не вернется домой.

— Теперь у нас совсем никого нет, кроме друг друга, — прошептала Клер, обнимая Трейси. — Но я обещаю тебе, что никогда тебя не брошу и всегда буду рядом.

Слегка успокоившись, Трейси наконец уснула беспокойным сном, но Клер не смогла сомкнуть глаз, пока первые холодные лучи рассвета не расцветили небо полосами.

Глава шестая

Когда Клер проснулась, комнату наполнял серый утренний свет. Неуклюже повернувшись, она вздрогнула от боли. С ночи вечеринки прошло уже три недели. Ее синяки побледнели и из черно-пурпурных превратились в желто-синие, но ей все еще было больно дышать. Клер была уверена в том, что у нее внутри что-то серьезно повреждено. Рядом беспокойно зашевелилась Трейси. Клер скорчила гримасу, внезапно поняв, что простыня под ней мокрая и холодная. Она осторожно перекатилась к краю кровати и встала, морщась от боли. Подойдя к окну, девочка отодвинула штору.

Перед ней раскинулся хрупкий белоснежный мир, и Клер впервые за долгое время почувствовала, что улыбается. Ночью выпал снег, укрыв все вокруг чистым сверкающим покровом. Мрачные серые крыши муниципальных домов переливались искорками, и Клер зачарованно рассматривала длинные черные сосульки, украсившие закопченные карнизы. Она застыла, глядя на малиновку, которая жизнерадостно выклевывала что-то из снега. Алая грудка птички ярким пятном выделялась на белоснежной лужайке. Но тут внимание Клер привлек скрип кровати.