- А что делать? Пьяная сволочь из "своих", изрыгающая хулу на "стражей порядка" не должна рёбрами рассчитываться за хамство?
- Бить пьяных дураков не осознающих своей дури опасное занятие, вредное бойцу. Почувствовал желание дать добрую оплеуху охмелевшему - сигнал о начале порчи, подавай заявление и уходи из органов, а задержишься - в палача превратишься. Бьющие сдвинутых не лучше избиваемых. Картина "двойного заболевания"
- Как это понимать: "двойное заболевание"?
- Просто: пьяная скотина изрыгает хулу на "стражей порядка", какие ни есть? Изрыгает, но только "в состоянии алкогольного опьянения", трезвый живёт с поджатым хвостом. Это болезнь, а когда работники органов мудохают больных и они не здоровы. Что в итоге?
- В "воспитательных целях" хулителям отбивают бока, в итоге "полное взаимопонимание" и все довольны...
Глава
Легенда о повешенных.
Дорогой читатель, приносим извинения и повторяемся: каждая глава представляет рассказ о событии, а когда оно случилось, думаем, не имеет значяения. Например, ужасные события краем глаза виденные в зиму сорок первого-второго излагаем в конце повести, хотя по правилам настоящих писателей рассказ о повешенных следовало поместить где-то в конце ноября сорок первого и начале декабря. Почему в конце ноября? Просто: в конце ноября сорок первого зима взяла власть в свои руки и не выпускала до марта.
- Добавь "со снегом и морозами"
Окончание прогулки грустное: как-то вырвавшись из окружения в четырёх стенах с большим боем за овладение валенками сестры, а "бой" происходил солнечным утром, радуясь победе не задумываясь о направлении прогулки - двинулся в город. Улица, по коей ноги несли засидевшееся тело с уклоном, и процесс несения совешался лёгко и в удовольствие.
Ах, недокормленное детство, может потому лёгкое, подвижное и счастдивое!
Курс обучения грамоте окончился, сестра сидела дома и дарила радостные мысли братцу: "зачем ей валенки, если никуда идти не нужно"!? - наконец-то никакими условиями валенки не были привязаны к ногам сестры!
За одно проводил ходовые испытания нового зимнего пальто с верхом из сукна немецкой шинели, но на русской вате.
Да простит читатель, если таковой найдётся, но гимн Пальто пропою, а если где-то повторюсь, прославляя необходимый предмет гардероба - такое совершу по причине неумения излагать мысли. В написании гимна пальто за помощью к бесу обращаться не стану.
Как могла попасть немецкая солдатская шинель с дыркой от пули оккупированным "совецким" гражданам? Кража, сняли с убитого солдата Вермахта? Так это мародёрство, а мародёров во все времеа убивали свои чужие? Или живые оккупанты избавились по суеверию "не защитила владельца"! - никто другой пользоваться?
- Не знали, что шинель с дыркой от пули приобрела волшебные свойства, не было среди оккупантов знавшего, что две пули в одну шинель не влетают. Если враги сознательно избавились от шинели - как происходил акт избавления? Отдали за "данке шёен, родали, пропили? И если пропили - сколько поллитровок русского самогона получили за военное одеяние? Качество самогона? Хлебный "первач" семьдесят два процента алкоголя, или фальсифицированный "свекольничек"?
Мощные и настойчивые вопросы приходят из неведомого пространства, нет защиты от них, и бес бывает бессилен.
Два достоинства было у обновки:
а) охраняла тщедушное тело владельца от холода,
б) и от вопросов родителям:
- В какой лавке сукнецом разжились?
Быстро добрался до центра города, ходьба под уклон не требует усилии, успевай переставлять ноги, катиться под гору . Улица входила в центр города образуя небольшую площадь с малым сквером, и на крайних деревьях висели... люди!
Ужас ударил по сознанию, и, развернувшись в сторону дороги прибытия, не соображая и не оглядываясь, переключил ноги на высшую передачу...
- ... не обратив внимание, как висевших разглядывали живые...
- Ну, да, подходящий момент разглядывать зевак и забыть страшные разговоры женской половины населения монастыря до прихода врагов:
- Немцы всех перевешают! - вот оно, сбывается предсказание, немцы приступили к делу, затем и пришли в город! Начали вешать с центра, а как скоро доберутся до монастыря "одному богу известно" Нечем было думать, на месте думалки прочно сидел страх разбавленный каплями утешения:
"авось, до монастыря не доберутся, между сквером и монастырём длинная улица с домами, пока всех перевешают день кончится... или что-то случится и вешанье отменят... до меня не дойдут... А что будет завтра!? завтра меня повесят"!? - ввалился в келью, мать посмотрела на горящую от мороза и бега физиономию сына:
- Кто наполохал? - "наполохал" в матушкином исполнении означало "напугал", а понимание слова пришло взрослому: "сполохи", молнии далёкой грозы, полымя, полыхание:
- Ай, с кем подрался? - сынок проскочил улицу без стычек, а случись кто затеять детскую драку убил на месте:
- Никто...
Зимний день скатился в вечер с торжеством зажигания лампы... Играть не хотелось и улегся спать...
Страхи страхами, но спал крепко. Повешенные страшны, но бомбёжки страшнее.
Утро следующего дня отодвинуло страхи вчерашние, но не совсем: редко, но вид висящих людей приходил из памяти. Это были первые и последние повешенные, кои напугали шестилетнего малого.
В сквере увидел большие тупорылые машины с гибкими "усиками" направленные вперёд и в стороны. Интерес деталям вражеской автомобильной технике проскочил секундой и был ю задавлен висевшими людьми!
Утром вспомнились повешенные и то, как мигом забыл солнечный день, мороз и как мгновенно включились ноги на возможную скорость и понесли тщедушное тело в валенках сестры в дорогой монастырь-хранитель! Скорее, в родное гнездо пока не догнали и не повесили рядом! В городе вешают, а монастырь далеко, может и не доберутся.
Был трусом? Был, потому и не подошел ближе, чтобы удовлетворить любопытство и рассмотреть лица повешенных
- Сработал охранительный страх, есть такой, рассматривать лица повешенных в шестилетнем возрасте не рекомендуется.
Неприятная картина, запоминающаяся.
- У повешенных вываливаются языки, отчего у мнительных детей может сложиться мнение, будто висящие дразнятся. Потому-то и не подошел ближе и не рассмотрел висевших: молодые, старые?
- Оттого и летел, не замечая подъёма. По чудо-улице отец и я отступали из трамвайного парка в памятный вечер налёта вражеской авиации, и тогда подъём не замечался.
- Будь подъём улицы больше имеющегося - преодолели за то же время, не чудо управляло твоими ногами, страх. Разменял седьмой год, война, разговоры взрослых, собственный опыт нулевой, вот и рождался страх без рассуждений.
Увиденное шептало "скоро и до вас доберутся"!" - время шло, горела лампа, в монастыре стояла тишина, грезился круг с повешенными в центре, хожу по кругу и не могу сойти...
В семье не было разговоров о повешенных в городском сквере, а что говорили другие - не знал. И о своих впечатлениях не имел привычки с кем-то делиться, держал в себе и не страдал от ночных кошмаров.
Монастырь, помучившись в молчании, разродился убеждением:
- Предатели выдали! - имена-фамилии предателей не оглашались. Результат мерзкого деяния висит на деревьях, за повешенных оккупанты получили порцию ненависти горожан, но не от всех, а только от родственников повешенных...
Имена и фамилии приложивших язык к "смерти молодых борцов за свободу родины" продолжали оставаться в тайне, но так не бывает...
- Сколько висеть казнённым и предупреждать живых: "смотрите и думайте о судьбе нашей, можете проникнуться лютой ненавистью вешателям и жить мечтою о мщении!"?
