* * *

В день, когда в районе Звенигородка - Шпола части 1-го и 2-го Украинских фронтов соединились и образовался "котел", наши две шестерки "ильюшиных", ведомые командиром эскадрильи Девятьяровым, ушли в район села Капустино, на юго-запад от Шполы, с заданием: найти танковые части из дивизии "Мертвая голова" и наносить по ним удары до тех пор, пока не подойдет очередная смена "илов". Ни в коем случае нельзя было пропустить танки, которые спешили на помощь гитлеровским воякам, угодившим в "котел".

Мы шли на малой высоте. Куда ни кинь взор - угнетающее однообразие. Над землей ползли космы сырого тумана.

- Проклятый туман, - прохрипел в наушниках голос Девятьярова, - тут дивизия пройдет и то не увидишь.

И все-таки наметанный глаз ведущего различил отпечатки гусениц танков. А где же такая нужная нам "голова", которую надо сделать по-настоящему мертвой? Примерно в трех-четырех километрах от Капустина в воздух потянулись трассы зениток. Наугад, бесприцельно. Теперь уже более отчетливо видим притаившуюся колонну бронированных коробок.

Ведущий, сообщив командованию о "находке", построил атаки так, чтобы заходы на цель были неожиданными. Меняли высоту атак, то набрасывались на танки "звездой" - с трех сторон, то поочередно, через определенные интервалы с разным углом пикирования.

С нарастающим ревом "ильюшины" стремительно носились над целью. Нажимаются кнопки электросбрасывателей бомб. Градом летят на танки из кассет ПТАБы.

- Еще заходик! - В голосе командира слышатся нотки удовлетворения.

Целей предостаточно, выбирай любую, какая приглянется. В перекрестие прицела ловлю самого подходящего, на мой взгляд, "тигра" и вонзаю в его кормовой отсек пушечную очередь. Вражеская машина словно, вспухает, и ее башня-шишак отскакивает от туловища. Наверно, сдетонировали внутри боеприпасы. Как обезглавленный петух, танк продолжает ползти вперед. Из многих горящих машин, словно крысы, выскакивают фашисты; кругом огонь, дым, суматоха и паника.

Я много раз вылетал на боевые задания, жег машины, эрэсами разворачивал башни и гусеницы танков, гвоздил самолеты на аэродромах, но никогда еще не испытывал ничего похожего на то чувство, которое испытывал сейчас.

Вчера эта черная свора вела себя нагло, арийский дух буквально распирал их: сидели в машинах, засучив рукава, смеялись, позировали перед фотоаппаратами на фоне обугленных березок, а сегодня лезут на четвереньках, ужами вползают в любую щель...

Многие из нас уже израсходовали боеприпасы, но "илы" с облегченными винтами носятся над гитлеровцами, холодя их звериные души ревом моторов.

Девятьяров выводит нас из боя. На подходе следующая группа штурмовиков Николая Пушкина.

В этот день три группы "ильюшиных" полка "засвидетельствовали" свое почтение вражеской колонне, а артиллерийские противотанковые части, подброшенные в угрожаемый район, добили "тигров" и "пантер".

Противник, зафлажкованный, как волк, стремился вырваться из "котла", но окружение было прочным. Дух обреченности витал над фашистскими войсками. Наше командование предложило врагу прекратить бессмысленное сопротивление.

Первым это понял генерал артиллерии Вальтер фон Зейдлиц, друг генерала артиллерии Вильгельма Штеммермана, командующего окруженной группировкой. Зейдлиц написал личное письмо Штеммерману, в котором просил его сдаться на милость победителя. Письмо и его автор Зейдлиц попали в плен. Штурмовики нашего корпуса помогли доставить письмо по адресу. Охотников выполнить столь деликатную миссию нашлось немало, но отобрали самых опытных летчиков. Они сбросили пакет на площадь перед двухэтажным домом, где располагался штаб Штеммермана.

Кроме того, окруженным был предъявлен ультиматум, в котором говорилось: "Всем немецким офицерам и солдатам, прекратившим сопротивление, гарантируется жизнь и безопасность, а после окончания войны возвращение в Германию или в любую другую страну по личному желанию военнопленного.

Если вы отклоните наше предложение сложить оружие, - гласил ультиматум, - то войска Красной Армии и воздушного флота начнут действия по уничтожению ваших войск, и ответственность за их уничтожение понесете вы".

Ответа не было. Упрямство генерала, не внявшего голосу разума, стоило немецким солдатам очень дорого.

Новые бои разгорались с необыкновенной яростью. Германское командование пыталось непременно деблокировать свои войска.

Командующий 1-й танковой армией генерал-полковник Хубе подвел свои дивизии к внешней стороне кольца, сосредоточив сотни танков на двух узких участках, и теперь этими стальными бивнями пытался протаранить кольцо окружения. Наши рации все время перехватывали его короткие радиограммы, адресованные Штеммерману и передающиеся открытым текстом:

"Выполняя приказ фюрера, иду на помощь, Хубе".

"Держитесь, я близко. Вы слышите меня? Хубе". "Еще сутки, и путь вам будет открыт. Хубе"...

"Можете положиться на меня, как на каменную стену, - самоуверенно заявлял Гитлер в радиограмме, направленной командующему окруженными войсками генералу Штеммерману. - Вы будете освобождены из "котла". А пока держитесь до последнего патрона".

И мы им помогали "держаться". Группа штурмовиков, ведомая командиром эскадрильи Иваном Голчиным, решила взлететь в любых условиях и пробиться к Городищу, чтобы помочь нашим наземным войскам, отбивавшим бешеные контратаки "викингов". А строптивый февраль шумел метелями, густой снегопад смазывал взлетные ориентиры. Идущим на задание помогали все: техники, оружейники, мотористы, специалисты из батальона аэродромного обслуживания. Они растягивались живой цепочкой вдоль взлетной полосы, и штурмовики, ориентируясь по этой цепочке, даже не делая круга, ложились на боевой курс. О том, как происходил полет, рассказывал позже ведущий группы..

...Фонари самолетов постепенно затягивало льдом. Началась тряска двигателя - обледенялись винты. На одной из машин вышел из строя мотор, и летчику пришлось возвратиться на свой аэродром.