— Тебе, я так понимаю, постелить на втором? — голос вмиг становится безумно-усталым. Эффи лишь кивает, маленькими глоточками пьет чай, поглядывая на сидящего перед ней Хеймитча из-за ободка белой чашки.
В комнате повисает тишина — не звенящая, заставляющая нервничать ещё больше, что удивительно, а поразительно-спокойная, такая… Уютная? Эбернети даже поражается собственным мыслям, а Тринкет слабо улыбается. Им, кажется, эта мысль пришла одновременно.
— Пойдем, — Хеймитч ставит чашку на стол, поднимается и, привычным жестом откинув волосы, идет к лестнице, даже не оборачиваясь: он знает, что Эффи идет за ним. Подхватывает сумку, стоящую около лестницы, начинает медленно подниматься по скрипучим ступенькам, изредка поглядывая через плечо — просто так, чтобы убедиться, что Тринкет идет за ним. И она идет, рассматривая всё, что встречается по пути с, как думает Хеймитч, преувеличенным интересом.
Он заходит в комнату, расположенную напротив его собственной. Кладет сумку на кровати и выходит, не говоря ни слова. Эффи же даже не останавливает его. У них ещё будет время для разговоров.
***
Ему снятся темницы Капитолия. Грязные, протухшие насквозь отвратительным запахом, который проникает глубоко в легкие, вышибает слезы из глаз. А ещё ему снится она. Бледная, полуживая, вся в царапинах и синяках, что-то тихо бормочущая себе под нос, когда он выносил её из той темницы. И он слышит крик. Свой собственный, переполненный отчаянием, пропитанный страхом.
Эбернети резко садится на кровати, проводя рукой по лбу, вытирая выступившую испарину. Испуганно озирается по сторонам, пока не вспоминает, что он дома. И он успокаивается, откидывается на подушки, собираясь вновь окунуться в царство Морфея, пусть и беспокойное, но не может. Слышит крик. Такой дикий, будто и неестественный вовсе, но очень ему знакомый.
Хеймитч забегает в комнату Эффи как ошпаренный, захлопывая за собой дверь. Тринкет сидит на кровати, запустив руки в волосы, что-то тихо бормоча себе под нос. Как тогда. И от осознания этого факта у Хеймитча мурашки по спине бегут.
— Ну, принцесса, тихо, - он, преодолев мизерное расстояние от двери до кровати, присаживается на край кровати, обнимая Эффи, притягивая к себе ближе. А она утыкается носом в его грудь, плачет, что-то продолжает говорить. — Всё хорошо. Это был просто кошмар, — Эбернети повторяет заученные наизусть фразы, которые он говорил себе уже неоднократно, просыпаясь от очередного кошмарного сна. И Эффи успокаивается. Всхлипы постепенно становятся тише, а дыхание её выравнивается. Хеймитч думает, что она уснула, собирается встать, чтобы уйти к себе, но чувствует неожиданно стальную хватку на своём предплечье.
— Не уходи, — так жалобно, что у Эбернети появляется желание найти и убить всех ублюдков, которые довели Эффи до такого состояния. А смысл? Они ведь и так мертвы.
Хеймитч остается. Аккуратно ложится рядом с Эффи, притягивая за талию ближе к себе. А она крепко хватает его за запястье, иногда тихо всхлипывая.
Эбернети погружается в царство Морфея, пусть и беспокойное, прижимая к себе Тринкет крепче. Просто чтобы убедиться, что всё это реально, что это не сон.
========== 34. Уже соскучилась, солнышко? ==========
Мне всегда нравилась такая погода — идущий уже несколько часов ливень, подгоняющий редких прохожих на улицах в ближайшие магазинчики или кафе; яркие молнии, иногда вспыхивающие на затянутом тёмными низкими тучами небе; оглушительные раскаты грома, от которых сердце норовит упасть куда-то в пятки. Наблюдая за разбушевавшейся стихией из окна, мне становилось как-то уютнее, спокойнее.
Кто-то говорил мне, что ливни и грозы вгоняют человека в аппатию, вытаскивая на поверхность какие-то грустные воспоминания. Я лишь отмахивалась, каждый раз замирая у окна, когда вновь начиналась непогода.
Сейчас, стоя у окна, по которому струйками стекают дождевые капли, смотря на заново отстроенный Капитолий, я вспоминаю Двенадцатый. Прикрыв глаза от яркой вспышки молнии, я вспоминаю наше прощание тогда, зимой, после окончания Революции. Рвано выдохнув и уперев взгляд в тёмно-серое небо, я вспоминаю тебя, Хеймитч. А после громкого раската грома в голове проносятся твои слова, сказанные тогда после слишком серьёзного «не пропадай», после того поцелуя.
«Я буду ждать звонка»
Будешь ждать… А дождёшься ли? Не забудешь ли, отключившись после очередной бутылки ликёра? Не выкинешь ли из головы, заботясь о Китнисс и Пите? Взгляд падает на телефон, висящий на стене. Точно такой, какой висит у тебя в доме.
«… буду ждать …»
Почему-то именно эти два слова прочно засели у меня в голове, заставляя прокручивать тот день снова и снова, даже после двух лет после окончания войны. И каждый раз, когда я это вспоминала, ноги сами несли меня к телефону, а чуть дрожащие пальцы уже набирали заученный наизусть номер. Но каждый раз я останавливалась. Боялась, что ты забыл об этом. Даже сейчас боюсь.
От чересчур громкого раската грома я вздрагиваю, медленно подходя к этой злополучной стене. Дрожащей рукой снимаю трубку и, сделав пару вдохов-выдохов, начинаю набирать номер.
Длинный гудок, резкий порыв ветра на улице, вбивающий крупные капли в стекло, и я прикрываю глаза. Второй гудок, какой-то тихий, далёкий раскат грома, и я прислоняюсь спиной к стене. Третий гудок, и я начинаю думать, что зря вообще затеяла это. Уже собираюсь сбросить вызов, как до меня доносится тихий кашель.
—Уже соскучилась, солнышко?
— Хеймитч…
За окном бушует стихия, а ты тихо смеёшься, начиная что-то спрашивать у меня. А я просто улыбаюсь, слушая твой голос.
========== 35. Посмотри на меня. ==========
Хеймитч сидит напротив Эффи, откинувшись на спинку стула, смотрит на неё долго, пристально, с лёгким прищуром. А она проверяет расписание в своём глупом блокноте, исписанном аккуратным почерком. Хеймитч знает, что Тринкет знает его наизусть, просто сейчас не желает обращать на него своё внимание.
— Ну не я же на Арену отправляюсь…
— Везунчик, — даже не поднимая головы, говорит это слишком официальным тоном. — Поздравляю, — пальцы, держащие блокнот, сжимаются крепче, из-за чего уголок листа мнётся. Хеймитч напрягается, а ещё чувствует, что стилисты, сидящие здесь же, в столовой, что-то хотят сказать. Но не решаются.
— Спасибо, Тринкет, — язвительно, обиженно, так, как только он умеет. С маленькой ноткой презрения и огромным количеством теплоты. Просто невозможное сочетание чувств в одном флаконе.
Хеймитч слышит, как Цинна что-то шепчет Порции. Хеймитч чувствует, как Порция внимательно смотрит на него. Хеймитч хочет уйти отсюда, но не может — ему нужно поговорить с Тринкет сейчас, пока на них не свалилось всё то дерьмо, что ожидает их по приезду в Капитолий.
Эбернети громко вздыхает, обводя медленным взглядом вагон-ресторан. Пробегает взглядом по столовым приборам, пересчитывает пузатые бутылки с алкоголем, которые стоят за дверцами стеклянного ящичка, задерживает взгляд на грустно улыбающейся Порции. Она ловит взгляд Хеймитча, кивает на Эффи, а потом отворачивается. Ну да, она же знает, что собирается сделать Хеймитч. Он же с ней советовался.
— Тринкет, — сопровождающая даже рукой не шевелит. Она, кажется, даже не дышит. Хеймитч начинает злиться. — Посмотри на меня, — сказано жёстче, чем следовало бы, но, похоже, он добился своего — Тринкет вздрагивает, мельком смотрит на него, а потом переворачивает страницу своего блокнота, который начинает уже бесить Эбернети.
— Я занимаюсь важными делами, Хеймитч, — его имя прозвучало из её уст как-то отстранёно. — В отличие от некоторых, — кивает головой в его сторону, но всё равно не смотрит — мерзавка! — на него, специально выделяя интонацией последнее слово, думая, вероятно, что сможет его пристыдить.
— Эффи, — Хеймитч встаёт, опирается руками о стол, в упор смотрит на девушку. А она даже не шелохнулась. Просто невероятно! — Тринкет, посмотри на меня, — Хеймитч слышит, как Порция, что-то тихо сказав Цинне, уходит, уводя за собой и мужчину. Хеймитчу, похоже, показалось, но он услышал, как Цинна шепнул ему: «Удачи».
