— Ты мог бы сильнее доверять своим друзьям!

— Я знаю… — устало ответил Эрик.

— И ты правда думаешь, что можешь просто извиниться за то, что сделал, и на этом все закончится? Что все вернется на круги своя? — съязвила Брилл, чуть наклонившись вперед и сильно пихнув его в грудь. — Ты хоть представляешь, что сделал с моей семьей?!

Открывая и закрывая рот, точно выброшенная на берег рыба, Эрик попятился назад, едва не навернувшись от напора ее ярости.

— Нет… я, ну… я…

— После твоего ухода речь Арии ухудшилась. Она растеряла всю уверенность, которую ты ей давал. Когда ты даже не попрощался с ней, она почувствовала себя брошенной единственным мужчиной, на кого она когда-либо смотрела как на отца! Ее заикание стало таким ужасным, что она перестала разговаривать с незнакомцами… потом перестала разговаривать с членами семьи… пока однажды она вообще не перестала разговаривать! Она месяцами не произносила ни слова, просто сидела за пианино и играла один отрывок снова и снова. Только за ту боль, что ты причинил ей, я могу ненавидеть тебя всю оставшуюся жизнь!

Тошнотворная, бурлящая волна вины обрушилась на сердце Эрика. «Она не разговаривала? Я не знал… господи… что я натворил!»

— Брилл, я ведь не знал. Я не думал, что… Ты должна знать, что я бы никогда намеренно не навредил Арии. Ты знаешь это!

— Я не знаю ничего подобного! — прошипела та, ее била яростная, почти неконтролируемая дрожь. — Я знала человека по имени Эрик, который, как я когда-то думала, никогда бы никому не навредил, но, по-видимому, такого человека вовсе не существовало. Вы, месье, незнакомец.

— Не говори так… я по-прежнему…

— Я не закончила! — крикнула Брилл, кинувшись вперед, чтобы снова пихнуть его. — Я сказала, что за одно это могу ненавидеть тебя… но это еще не все. Коннер ни разу ни словом об этом не обмолвился… но я видела, что он скучал по спорам с тобой. Ты предал его доверие. Он позволил тебе играть на его драгоценной скрипке… чего он никогда никому не позволял. Он признал тебя своим другом… он доверял тебе присматривать за нами, когда сам был в отъезде. И ты просто уехал безо всяких объяснений!

«Друг… У меня был друг… Проклятье… я никогда по-настоящему не думал… ну, в смысле, он был таким необычным».

— Брилл… я не должен был…

— Заткнись… Я еще даже не добралась до того, что ты сотворил со мной, проклятый идиот! До того, как ты попал в наш дом, я разучилась смеяться… не могла вытащить себя из скорби по Джону… но каким-то образом ссоры с тобой из-за твоих странных причуд и вспыльчивости вывели меня из нее. Я вновь открыла свое сердце… я чувствовала, что ты почти как… как будто ты был членом семьи.

— Членом семьи… — тупо повторил Эрик, и дыра в его сердце стала еще шире — слова Брилл напомнили ему о том, что когда-то было в его руках. «Семья… Я никогда прежде не ощущал себя частью чего-то… но я был… Я был членом их семьи… разве нет… — Но отчего-то, несмотря на грандиозность откровения Брилл, он не мог не ощущать толику горького разочарования. — Да… часть семьи вроде брата… или кузен… или…»

— В то время я не могла вообразить и дня, чтобы не видеть тебя. Я оживала, когда ты входил в комнату, и ты разбил мне сердце своим отъездом, — надломано закончила Брилл, лишившись последних остатков ярости, сменившихся пустым выражением горя. Она прикрыла рот ладонью, пряча задушенный всхлип, ее глаза не моргая глядели Эрику в лицо.

А тот со странным своего рода благоговением смотрел, как в ее невероятных туманно-серых глазах собираются слезы.

— Не плачь… — простонал он, наполовину про себя, ее слезы возродили в его груди печальное подобие паники. Потянувшись к застежке плаща, Эрик расторопно расстегнул ее и быстрым движением обернул теплую ткань вокруг плеч Брилл, снова застегнув, прежде чем та успела возразить. — Я никогда не мог выносить твоих слез, — мягко сказал он, все еще слегка касаясь руками ее хрупких плеч.

Плотнее запахнувшись в тяжелую черную ткань, Брилл без комментариев приняла его жест заботы, но секунду спустя обратила внимание на положение его рук.

— На тебя невозможно долго сердиться… — осуждающе пробормотала она. — Я не должна прощать тебя за то, что ты натворил, но… когда ты смотришь на меня такими глазами, я вижу, как человек, которого я когда-то знала, глядит на меня в ответ, — и моя решимость начинает подтаивать.

Не вполне понимая, о чем она говорит, Эрик лишь смотрел на нее сверху вниз, смущенно моргая. Каким-то образом что-то в голосе Брилл вогнало его в краску, и он отдернул руки от ее тела, словно его могло сжечь одним прикосновением. «Что такое с моими глазами? Я и забыл, какая она зачастую бывает странная… говорит подобные вещи… это почти как… ну…»

— Поверь мне… — неуверенно начал он. — Я ни в коей мере не пытаюсь заставить тебя чувствовать это…

Снисходительно махнув между ними рукой с зажатым в горсть плащом, Брилл покачала головой:

— Нет, не обращай внимания. Мне следовало бы знать, что есть что-то еще, чего ты не понимаешь.

— О чем… о чем ты говоришь?

Нечто похожее на застенчивость заставило Брилл отвести взгляд и потупиться.

— Ты не имеешь ни малейшего понятия, насколько подавляющей может быть сила твоей личности, — с некоторым раздражением ответила она.

Не веря, что правильно расслышал, Эрик чуть наклонился вперед.

— Извини, но если ты пытаешься намекнуть, что…

— Ой, да не обращай внимания! — выпалила Брилл, перебив его. — В любом случае, не могу поверить, что говорю об этом! И когда я перестала следить за языком?!

Обидевшись на ее покровительственный тон, Эрик слегка задрал подбородок:

— Я уверен, что не имею ни малейшего понятия!

По щекам Брилл пополз вверх румянец, и она стрельнула в него полным негодования взглядом, но, к своему изумлению, Эрик заметил, что ее взгляды и речи совершенно отличаются от того, что было еще десять минут назад. Страх исчез. Ненависть исчезла. И на их место пришли своего рода раздраженный гнев и застарелая печаль. «Что ж… возможно, это прогресс». Брилл некоторое время изо всех сил старалась собраться с мыслями, раздражение утихло, и ее глаза потемнели от печали.

— Думаю, есть одна вещь, которая во всей этой грустной истории задевает сильнее всего… то, что за все время, что мы провели вместе, ты никогда ни на йоту не доверял никому из нас, — пробормотала она.

— Нет, ты ошибаешься, — немедленно возразил Эрик, возмущенный тем, что она могла такое подумать. — За всю мою жизнь ты и твоя семья были единственными людьми, кому я когда-либо доверял. Я бы не раздумывая вручил тебе свою жизнь.

— Это не тот тип доверия, о котором я говорю. Легко возлагать на кого-то заботу о твоем благополучии. Но ты же никогда не поверял нам нечто куда более важное… ты никогда не поверял нам себя.

— О чем ты сейчас говоришь? — выпалил Эрик.

— Ты никогда не поверял мн… э… нам свое сердце! — внезапно воскликнула Брилл, выпростав руку из теплого плаща и ударив его в грудь.

— Конечно, я поверял. Я глубоко заботился обо всех вас, и…

— Нет, ты ни капли нам не доверял. Ты сбежал, не поверив, что мой характер выше предательства! Ты не можешь этого отрицать…

— Это был единственный прецедент, и не думаю, что…

Быстро выбросив руку, Брилл легонько прижала ладонь к его губам; слезы, которые стояли в ее глазах, грозились пролиться в любой момент.

— Ты никогда не доверял мне свое прошлое. Ты думал, я бы осудила тебя за то, что произошло, когда ты был ребенком? Или случившееся в Опере? Я бы поняла, если бы ты только сказал мне…

Раздраженно всплеснув руками, Эрик заскрежетал зубами.

— Что ты хочешь от меня услышать, женщина? Разве ты не понимаешь, что я не мог рассказать тебе такое… и дело было не в доверии, дело было в…

— В чем?! — крикнула Брилл, и по ее щеке скатилась одинокая слеза.

Прикусив губу, Эрик протянул руку и ласково остановил эту слезу большим пальцем, стерев влагу с пылом, начавшим его пугать.